— Боюсь, не приключилось ли с ним чего серьезного, — продолжал Назимов, усердно массируя щеку. — Уж очень он угрюм был в последние дни. А вчера на целый день уезжал куда-то. Митя, правда, любил иногда выезжать в горы или соседние колхозы, но никогда не делал из этого секрета, а вчера почему-то не сказал мне, куда ездил.
— Да, странно все это… — задумчиво проговорил Евгений.
— Очень странно! — возбужденно подтвердил Назимов. — Вон дядя Рустам радиомачту поправляет. Попробуй расспросить его, Женя. Может быть, известно ему, куда ездил вчера Дмитрий? Я уже спрашивал его, но мне он не ответил ничего, чувствую, однако, что ему известно что-то.
И, не ожидая согласия Евгения, Назимов высунулся в окно и крикнул коменданту базы Рустаму Садыхову, прозванному Пехлеваном (богатырем) за его атлетическое телосложение:
— Дядя Рустам, зайди, пожалуйста, на минутку! Спустя несколько минут огромная фигура коменданта с трудом втиснулась в окошко домика Астрова.
— Салам алейкум, Женя! — поздоровался дядя Рустам с Кургановым. Всех на базе, кроме начальника, называл он по имени.
— Алейкас салам! — отозвался Евгений и спросил, не знает ли дядя Рустам, куда ездил вчера Астров.
— Не знаю, — хмуро ответил Рустам. — Утром оседлал я Мите Мюнаджима, а вечером принял его обратно. Ни Мюнаджим, ни Митя не сказали мне ни слова, куда ездили.
Мюнаджимом, или Звездочетом, звали любимого коня Астрова, на котором он часто выезжал на прогулку в горы.
— Ты не шути, дядя Рустам, — серьезно заметил Евгений. — Пропал ведь человек…
— Знаю, — ответил Рустам и снова нахмурился. — Сам искал его по всей базе. Даже в соседних колхозах наводил справки. А вчера самому мне странным показалось, что не сказал Митя, куда ездил. Даже на вопрос мой не ответил. Очень задумчивый был. Может быть, не расслышал, о чем я его спрашивал? Больше того тебе скажу: всю ночь не спал Митя. До утра огонь в его окне горел. Никогда раньше не сидел так поздно.
Все услышанное Кургановым от Муратова, Назимова и Рустама обеспокоило его не на шутку, и он решил немедленно идти к Сарычеву.
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
Было уже темно. В квартире Антона Кирилловича горел свет. Он писал что-то за своим огромным письменным столом, уставленным разными безделушками. Через окно Курганову было видно его сухое, узкое лицо, склонившееся над какой-то бумагой.
Евгений постучал в оконное стекло. Сарычев вздрогнул и, щуря близорукие глаза, стал всматриваться в темноту.
— Кто там? — спросил он. — А, это вы, Евгений Николаевич? Заходите.
Курганов вошел. Антон Кириллович предложил ему камышовое кресло и коротко спросил:
— По поводу Дмитрия Ивановича?
— Да, — ответил Евгений, все еще не садясь в предложенное кресло. — Что бы это могло значить, Антон Кириллович?
У Сарычева было бледное лицо, в глазах светился какой-то тревожный огонек.
— Ничего не могу понять… — растерянно проговорил он.
— Но все-таки, — настаивал Курганов, — есть же у вас какое-нибудь предположение? Он ваш ученик, вы лучше других должны его знать. Кроме того, в последние дни…
— Вот именно, «в последние дни»! — вспыхнул вдруг Сарычев. — Не результат ли это «последних дней»?
— Объясните яснее, — нахмурился Курганов, не совсем еще понимая мысль Сарычева, но уже догадываясь, к чему он клонит.
Антон Кириллович ответил не сразу. Помолчав, он произнес медленно, с трудом подбирая нужные слова:
— Я полагаю, что его сильно обидело решение комиссии — Совершеннейшей бестактностью было с их стороны заявить Дмитрию Ивановичу, что он занимается бесплодными экспериментами…
— Зачем же вы утрируете так заявление комиссии? — возмутился Евгений. — Никто не говорил Дмитрию о бесплодности его экспериментов. Ему лишь посоветовали не спешить с постановкой новых опытов, а серьезно изучить уже достигнутые результаты. Я лично считаю такой совет мудрым. В последний год Дмитрий ведь почти не продвинулся вперед в своих поисках сверхсветочувствительного металла для фотоэлементов. Он попросту топтался на месте, нервничал и, видимо, совершал ошибки. Ему нужно было переменить тактику в достижении своей главной цели: заняться временно другим делом, попытаться реализовать уже достигнутые результаты И, кто знает, может быть, это подсказало бы ему новое, более удачное решение трудной задачи. Что же обидного в таком совете комиссии?
Антон Кириллович нервно теребил какую-то бумажку. Не глядя на Курганова, он заметил раздраженно:
— Вам не понять этого, Евгений Николаевич, а я очень остро чувствую… Когда я в одиночку трудился над такой же проблемой, надо мною просто посмеивались, обрекая всю мою идею на полную неудачу. Вы и представить себе не можете, как было обидно!
Антон Кириллович резко поднялся, прошелся по комнате и торопливо выпил несколько глотков воды.
— Но в отношении меня это еще было понятно, — продолжал он, немного успокоившись, — я достиг лишь ничтожных результатов: коэффициент полезного действия моих фотоэлектрических батарей составляет не более полутора-двух процентов. А ведь Астров добился большего! Он уже аккумулирует с помощью фотоэлементов электрический ток значительной силы и достиг бы вскоре еще больших успехов. — Антон Кириллович тяжело вздохнул и добавил, понизив голос: — И вот, вместо того чтобы поддержать талантливого ученого, ему становятся поперек дороги…
— Кто становится?! — почти выкрикнул Евгений, начиная терять терпение. — Что за ересь вы несете, Антон Кириллович! Честное слово, у меня такое впечатление, что вы сами кружите голову Астрову. Во что бы то ни стало хотите вы доказать всем, что идея использования солнечной энергии с помощью фотоэффекта чуть ли не единственно верная и, главное, легко осуществимая. Воспользовавшись первыми успехами Астрова, вы уже видите скорую и полную его победу, суетитесь, спешите, торопите Дмитрия. Но ведь это же несерьезно!
Сарычев сидел нахмурившись, ссутулясь и как-то вдруг постарев. Он хотел возразить что-то Курганову, но Евгений энергичным жестом остановил его и повысил голос:
— Нет, уж вы выслушайте меня до конца! Не часто ведь случается такой откровенный разговор между нами. Мне кажется, ошибка ваша в том, что вы единолично хотите решить эту трудную проблему. Отсюда и спешка ваша, и суета, и даже, пожалуй, обидчивость. Вас ведь в этом именно и обвиняли всегда, а вовсе не в том, что вы взялись за безнадежное дело. Я лично глубоко убежден, что решение этой задачи посильно только большому, дружному коллективу. Разве не ясно уже теперь, что не обойтись вам без опытных химиков в поисках светочувствительных металлов для фотоэлементов? Да и многие другие вопросы гораздо легче было бы решить сообща. Вы-то этого, может быть, уже и не в состоянии понять, но Дмитрии поймет рано или поздно. Откровенный разговор с председателем комиссии, мне кажется, открыл ему глаза на многое. Не сгущаете ли вы краски, предполагая, что он обиделся за что-то?…
— Я не предполагаю, — раздраженно перебил Евгения Сарычев, — я убежден в этом! Дмитрий Иванович намеревался даже поехать в институт и лично высказать директору свое возмущение.
— Он намеревался или вы пытались внушить ему такую мысль? — с иронической усмешкой спросил Евгений.
Сарычев резко ударил рукой по столу:
— Да что же это такое в конце концов!… Что за допрос такой?
Голос его прерывался от волнения. Пальцы рук заметно дрожали, и он убрал их со стола.
— Вы не смеете так разговаривать со мной! — продолжал Антон Кириллович, доставая из кожаной папки, лежавшей перед ним, какую-то бумажку. — Вот текст телеграммы, которую я послал в институт с просьбой сообщить, прибыл ли уже к ним Астров. Он мог уехать туда с дневным поездом и к вечеру быть в Баку. Значит, сегодня ночью или завтра утром мы можем получить сообщение, что он уже в институте.
— Вас успокаивает такое предположение? — спросил Евгений, пристально посмотрев в глаза Антону Кирилловичу.
— К сожалению, это единственное, что можно предположить, — ответил Сарычев.
— А меня не успокаивает это, — решительно тряхнул головой Евгений и встал с кресла. — Не могу я поверить, что Астров уехал тайком, не сообщив никому о своем отъезде, не оставив даже записки об этом.
Направляясь к двери, он добавил:
— Прошу вас, Антон Кириллович, как только придет ответная телеграмма из института, поставить меня в известность об этом.
ПОИСКИ АСТРОВА
Секретарь партийной организации экспериментальной базы несколько дней назад срочно уехал к директору института, и Курганов временно замещал его. Он хорошо понимал, какая ответственность ложилась на него в связи с исчезновением Дмитрия Астрова, и готов был действовать самым решительным образом. В тот же вечер Евгений имел обстоятельный разговор почти со всеми сотрудниками базы, но это не прибавило ничего нового к тому, что он уже знал сам.
Было совсем поздно, когда Евгений направился к своему домику. Он уже открыл дверь и перешагнул через порог, когда его окликнул комендант базы:
— Подожди минутку, Женя! Серьезный разговор есть.
Евгении обернулся и еле различил в темноте мощную фигуру Рустама.
— Давай сядем, — предложил ему Рустам, опускаясь на скамеечку под молодой чинарой, росшей возле домика Курганова. — Сначала вопрос к тебе будет: узнал ты что-нибудь новое о Мите?
— Нет, не узнал, — ответил Евгений, садясь рядом с Рустамом.
— Вот что я тебе тогда скажу, — почему-то понизив голос до шепота, произнес комендант, — если Митя ушел куда-нибудь, то до урагана.
— Почему ты так думаешь? — удивился Евгений.
— Плащ его в шкафу висит. Не мог он без плаща уйти в такую бурю.
— Разве дождь был?
— Зачем дождь? Не было дождя. Солнце почти все время светило. Зато пыль была сильная. От пыли он обязательно надел бы плащ. Ты учти это… Ну, а я пойду, начальник приказал срочно на телеграф ехать. Телеграммы какой-то никак не может дождаться.
В плохом настроении вошел Евгений в свою комнату. Было уже поздно, но он не ложился спать. Он просто не мог бы заснуть в таком состоянии. Очень скверно было на душе. Не верилось, чтобы Дмитрий мог тайно сбежать куда-то, затаив обиду. Антон Кириллович надеялся, что он уехал к директору института, а Евгений все больше сомневался в этом. Но где же он в таком случае? Куда исчез так таинственно?