— То есть какую же помощь? — удивился Киреев.
— В вашем деле… в деле борьбы со шпионами. Я ведь знаю технику шифровки их секретных донесений, тайны радиопередач, фотографирования. Вам и самим, конечно, известно многое, это я понимаю, но ведь меня они специально учили этому…
Голубев вопросительно посмотрел Кирееву в глаза, но прочел в них лишь глубокое раздумье.
— Если вы только поверите мне, я на деле докажу вам свою преданность… — продолжал он после некоторого молчания, и в голосе его послышались теперь нотки безнадежности: видимо, он не очень рассчитывал на успех своего предложения.
— Когда вы были в Берлине, — задумчиво, будто что-то припоминая, проговорил Киреев, — то сообщили офицеру нашей военной администрации, что вам случайно удалось подслушать разговор каких-то агентов, находящихся на службе у генерала Гелена
[1].
— Ну как же! Конечно, я хорошо помню все, что говорил там старшему лейтенанту и подполковнику, которые меня допрашивали. А подслушать разговор геленовских агентов мне удалось совершенно случайно. Я сидел в приемной нашего шефа, и, когда к нему в кабинет входила секретарша, до меня донеслось: «Встретимся в кафе «Светлячок» на Ленинградском шоссе в полночь»… Потом я видел, как вышли от шефа эти агенты. Фамилии их мне неизвестны, но видеть этих людей приходилось и раньше.
— А почему же вы не сообщили мне об этом? — вопросительно поднял брови Киреев.
— А что же тут было сообщать? — удивился Голубев. — Я считал своим долгом доложить вам лишь о вещах определенных, бесспорных. Ну вот, например, о предполагаемой высадке парашютиста. Вы ведь и так не очень пока мне доверяете, и я не хотел, чтобы хоть в чем-нибудь из сказанного мною можно было усомниться. А в этом случайно подслушанном разговоре все неопределенно: фамилии агентов я не знаю, они ли должны встретиться в кафе «Светлячок» — тоже неизвестно. Полагаю, впрочем, что все-таки они. И потом, где этот ресторан, в каком городе? Можно предположить, что в Москве, судя по Ленинградскому шоссе. Когда состоится встреча, опять неизвестно. Может быть, она уже и состоялась. Как видите, сплошной туман. На всякий случай я сообщил об этом в Берлине, а повторить вам не решился. К тому же я думал, что вы и сами уже знаете обо всем из протокола моего допроса.
«Хитрит он или говорит правду? Все получается довольно правдоподобно», — подумал майор.
— А вы узнали бы этих геленовцев, если бы вам с ними пришлось встретиться? — помолчав немного, спросил Киреев.
— Конечно, узнал бы! — энергично кивнул головой Голубев.
— Будем иметь это в виду, — почти равнодушным тоном заметил Киреев.
Вечером, доложив полковнику Никитину результаты своей встречи с Голубевым, Киреев заключил:
— Пока не могу раскусить его окончательно, товарищ полковник. Думаю, однако, что повозить его в кафе «Светлячок» следует. Возможно, он и укажет нам этих геленовских молодчиков. И, кто знает, может быть, они-то и окажутся посланцами за пленкой Иглицкого.
— А этот «Светлячок» далеко? — спросил Никитин.
— Далеко, за метро «Сокол». Придется возить туда Голубева на машине.
— В пути хорошенько присматривайте за ним, — предупредил полковник.
— Это уже само собой, товарищ полковник. — А как идут поиски на даче Игл никого?
— По-прежнему безуспешно, хотя мы прощупали буквально каждую пылинку в доме и каждую былинку вокруг дома. Понять не могу, куда Иглицкий девал свой фотоаппарат! С собой, во всяком случае, не мог забрать. Это исключено.
— Мне на память пришел один случай из дореволюционного прошлого моего отца, старого коммуниста, — оживленно проговорил вдруг Никитин. — Он мне рассказал как-то, что ему довелось однажды сидеть в тюрьме вместе с уголовниками. Целыми днями его соседи резались в «очко». Какие только меры не принимали надзиратели, чтобы отобрать у них карты, — все было напрасно. Обыски производились и днем и ночью, и в присутствии арестантов и в их отсутствие — результат был один и тот же: карты не находились. И где, вы думаете, они их прятали?… В карманах шинели то надзирателя, то одного из жандармов! Ловкость рук, понимаете ли! А тем, конечно, и в голову не приходило самих себя обыскивать… — Никитин весело рассмеялся и спросил: — Понимаете, к чему я рассказал вам это?
— Понимаю, товарищ полковник, — ответил Киреев. — Вы полагаете, что и фотоаппарат Иглицкого где-нибудь в таком месте, в котором нам и в голову не приходит искать его?
— Все может быть, Антон Иванович… — задумчиво проговорил Никитин и, походив немного по кабинету, добавил: — А не съездить ли и мне с вами на дачу Иглицкого?
ДОРОЖНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Они выехали на дачу Счастливчика на следующий день ранним утром. Иглицкий снимал ее у некоего Лопухова, человека весьма занятого и почти никогда не бывавшего в своих загородных владениях.
День был ясный, солнечный. Все сверкало и ликовало вокруг, но это не радовало Никитина. Всю дорогу одолевали его тревожные мысли. Скосив глаза в сторону майора, сидевшего за рулем, он увидел хмурое, сосредоточенное лицо Киреева. Наверно, и он размышлял о чем-то не очень веселом…
— А вам не кажется, что мы придумали за Иглицкого такой ход, которого он не делал вовсе? — спросил его Никитин.
— Нет, не кажется, — не очень охотно ответил Киреев.
Никитин промолчал и стал внимательно вглядываться в веселый березовый лесок, в который они свернули с шоссейной дороги.
Майор вырулил машину по трудному участку, поврежденному недавно прошедшими дождями, и продолжал:
— Иглицкий, конечно, спрятал свою пленку где-то тут, на даче Лопухова. А то, что пока никто из иностранных агентов не проявлял интереса к этой даче, ни о чем еще не говорит. Могут ведь пожаловать сюда и геленовские агенты, о которых сообщил нам Голубев. А может быть, они уже где-нибудь здесь поблизости…
Никитин не успел ответить, так как машина сделала резкий поворот и остановилась, чуть не наскочив на дерево. Полковник больно ударился головой и увидел, что Киреев стремительно выскочил из машины, выхватив из кобуры пистолет. Осмотрев ближайшие кусты, майор вернулся на дорогу и приподнял лежавшую поперек проезжей части доску.
— Вот, полюбуйтесь, — обратился он к Никитину. — Видите, какие гвоздики? Такие проколы могли бы получить, что застряли бы тут надолго.
— Вы полагаете, значит, что доска эта тут не случайно?
— Вне всяких сомнений!
— Но кому это нужно?… — удивился Никитин, внимательно рассматривая доску, утыканную гвоздями.
Доска была старая, потемневшая от времени, а гвозди совсем новые. Вбиты они были так часто, что не оставалось сомнений, с какой целью это сделано.
— Значит, кому-то понадобилось, — ответил Киреев. — Какой-то тип метнулся тут из-за дерева в кусты, как только я выскочил из машины. Похоже, что специально поджидал нас. Нужно будет немедленно выслать сюда наших людей, пусть прочешут хорошенько этот район.
— Очень странно все это, — покачал головой Никитин. — Только что кто-то намеревался «подковать» нашу «Победу», а вчера какой-то тип пытался угнать одну из наших машин из самого гаража. Случайность это или тут имеется какая-то связь?
…На даче Иглицкого все оказалось в порядке. Старший лейтенант, возглавлявший скрытую охрану порученного участка, доложил Никитину, что за время его дежурства не было замечено ничего подозрительного. Осмотр дачи тоже не дал никаких результатов.
В Москву контрразведчики возвращались молча. Неожиданное происшествие придало новое направление их мыслям, и они теперь думали об этом всю дорогу.
А когда машина уже подъезжала к Москве, Никитин первым нарушил молчание:
— Если эта доска с гвоздями действительно предназначалась для нас, кому-то, значит, хорошо известны номера наших машин. Не поинтересоваться ли вам в связи с этим нашим гаражом, Антон Иванович?
МАЙОР КИРЕЕВ НАХОДИТ ФОТОАППАРАТ ИГЛИЦКОГО
Совет полковника Никитина Киреев понял как приказание и тотчас же направился выполнять его, хотя и не очень надеялся на успех. Ясно было пока лишь одно — кто-то явно интересовался машинами управления, возглавляемого генералом Сомовым. Но с какой целью? Ведь не сами же по себе машины эти интересуют кого-то?…
Что в связи с этим могут подсказать работники гаража? Помогут, может быть, выяснить, каким образом могли стать известны кому-то номера машин? Да, это, пожалуй, наиболее реально. Нужно расспросить начальника гаража, нет ли среди его шоферов людей болтливых, малоразборчивых в знакомстве с посторонними людьми.
С этого и начал Киреев свой разговор с инженер-капитаном Ерохиным. Капитан стоял горой за своих людей, уверяя майора, что все они народ испытанный, надежный. А когда узнал, с какой целью Киреева интересуют работники гаража, воскликнул почти с облегчением:
— Так вы бы мне сразу сказали об этом, товарищ майор! У нас тут тоже один подозрительный тип несколько дней подряд мимо гаража прохаживался. И как раз в то время, когда машины из ворот выходили. Очень даже возможно, что он записал кое-какие номера.
— Так почему же вы не задержали его, не проверили документы? — удивился Киреев.
— Пытались, товарищ майор, но он улизнул от нас.
— Когда это случилось?
— Дня три назад. Я тогда же и доложил об этом майору Земцову, а он надо мной посмеялся только. «Тоже мне пинкертоны, говорит, вы уж лучше своим делом занимайтесь, а то вам каждый прохожий начнет шпионом казаться». А дело-то, видно, куда серьезнее, чем майору Земцову показалось…
Когда Киреев доложил полковнику о своем разговоре с начальником гаража, Никитин воскликнул оживленно:
— Выходит, что догадка наша верна, Антон Иванович! Действительно, значит, существует человек, интересующийся нашими машинами. Попробуйте-ка теперь сами поговорить с шоферами.
Киреев снова отправился в гараж, однако ничего интересного узнать ему не удалось. Зато на следующее утро, едва только он пришел на работу, к нему явился шофер Куницын.