— Зачем я ему понадобился? — устало проговорил Вронский, опускаясь на складной стул.
— Пришло какое-то секретное указание от местного отделения госбезопасности.
— А он не сказал вам, какое именно? — насторожился Вронский.
— Что-то связанное с усилением бдительности.
— Да? — Вронский удивленно поднял брови и положил на место книгу, которую взял было со стола. — Это любопытно. Нужно будет разыскать его. Я зайду к вам минут через пять, если вы разрешите.
— Вы же знаете, Анатолий Алексеевич, я вам всегда рада.
Благодарно улыбнувшись, Вронский торопливо вышел из палатки. Спускаясь под откос косогора, он ловко прыгал с уступа на уступ. Ольга невольно залюбовалась его стройной фигурой спортсмена.
Вронский вернулся минут через десять. Он был чем-то очень расстроен и не сразу заговорил. Усевшись на складной стул, он закурил папиросу, не спросив разрешения Ольги и все еще продолжая озабоченно думать о чем-то.
— Да, неприятно все это, черт побери!… — проговорил он наконец.
— А что такое, Анатолий Алексеевич? — забеспокоилась и Ольга.
— Есть, оказывается, опасение, что к нам на стройку попытаются проникнуть подозрительные лица.
— Кто же именно?
— Точно ничего пока не известно. Предполагают, что агенты иностранной разведки, а может быть, и диверсанты. Я лично склонен думать, что диверсанты. Условия для диверсии тут подходящие — сотни, а то и тысячи тонн взрывчатых веществ могут взлететь на воздух от одной только короткой вспышки капсюля-детонатора, от малейшей искры электрического разряда.
Ольге показалось, что Вронский как-то уж слишком взволнован всем этим. Конечно, он не мог оставаться равнодушным к такому известию, но Ольга знала его, вернее, он казался ей очень смелым, мужественным человеком, всегда находившимся, как он сам любил говорить, рядом со смертью. Мог бы он и поспокойнее отнестись к этим сведениям работников госбезопасности…
— Конечно, враги не хотят оставить нас в покое, — не глядя на Вронского, произнесла Ольга. — Но ведь и мы все время на чеку. Да и охрана у нас надежная. Не понимаю, чем вы так обеспокоены, Анатолий Алексеевич?
Вронский, казалось, не расслышал ее слов, задумавшись о чем-то. Потом он встал и проговорил со вздохом:
— Очень хотелось мне, Ольга Васильевна, посидеть тут с помп, посмотреть на вас, но я, к сожалению, должен немедленно пойти и отдать кое-какие распоряжения.
Когда Вронский ушел, Ольга стала припоминать, что он всегда бывал очень возбужден не только в дни взрывных работ, но и накануне. Суетился, кричал на сменных инженеров, придирался к маркшейдерам, подозревая, что они неточно нанесли на местность границы опасной зоны. Сам проверял чуть ли не каждый сросток электровзрывной сети.
Раньше Ольге казалось, что это всего лишь высокая требовательность к людям и к самому себе, тщательное уточнение всех мельчайших деталей сложной системы взрывной техники, но теперь она подумала: «А что, если это трусость?…»
ТРЕНОЖНАЯ ОБСТАНОВКА
На следующий день после того, как Ершов вернулся из Аксакальска, ему снова удалось связаться с Жиенбаевым, который, коротко сообщив о получении чемодана, сделал Ершову новое распоряжение:
«Если завтра Аскар не будет ночевать дома и не вернется к утру, немедленно забирайте рацию, садитесь в поезд и уезжайте в Аксакальск. К Габдулле Шандарбекову не заходите. Остановитесь на Джамбульской, двадцать один, у Арбузова. Передайте ему привет от меня и в двадцать четыре ноль-ноль будьте на приеме».
«Что бы это могло значить?» — удивленно подумал Ершов, выключая рацию. Похоже, что Жиенбаев собирается смотать удочки. Но какое отношение имеет к этому Аскар? С ним случится что-нибудь или ему поручается какое-то рискованное дело? И почему следует избегать квартиры Габдуллы Шандарбекова?»
Ясно было пока только одно: Жиенбаев намеревается предпринять что-то. Нужны, значит, какие-то срочные меры, которые помешали бы осуществить его замысел…
Не заходя домой, огородом Ершов вышел на улицу. Дом, в котором поселился теперь Малиновкин, был ему известен. Он специально проходил мимо него днем, чтобы на всякий случай знать, как попасть туда в ночное время. Без труда нашел он его теперь и, осмотревшись по сторонам, негромко постучал в угловое окно.
Лейтенант, видимо, еще не спал — голова его тотчас появилась в открытой форточке.
— Что случилось, Андрей Николаевич?
— Можете вы незаметно выйти ко мне на улицу? — спросил Ершов.
— Лучше, пожалуй, если я через окно вылезу, чтобы хозяев не тревожить, — ответил Малиновкин.
Торопливо одевшись, он перекинул ноги через подоконник и спрыгнул на землю.
Было, темно, и Ершов не боялся, что их может кто-нибудь узнать. Он взял Малиновкина под руку и, медленно направившись с ним вдоль глухой, темной улицы, сообщил о новой шифрограмме Жиенбаева.
— Определенно этот негодяй задумал какую-то пакость! — возбужденно воскликнул Малиновкин, стискивая кулаки.
— Спокойнее, Дмитрий! — строго остановил его Ершов. — Постарайтесь в подобных обстоятельствах обходиться без восклицаний. Отправляйтесь немедленно к начальнику отделения госбезопасности и сообщите ему о возможной диверсии в ближайшие сутки. Попросите установить наблюдение за Аскаром Шандарбековым. Предупредите об опасности и железнодорожников. Без их помощи вряд ли удастся нам что-нибудь сделать. А мне нужно возвратиться в дом Шандарбекова, чтобы не вызвать подозрений Аскара. Встретимся в десять утра в молочной на углу Первомайской.
Майор Ершов почти не спал остаток этой ночи, а как только рассвело, напряженно стал прислушиваться к звукам в доме Шандарбекова. Темирбек дома не ночевал, но Аскар еще вчера вечером будто невзначай сообщил Ершову, что он ушел в гости к какому-то родственнику и, наверно, там заночует.
Сам Аскар проснулся, как обычно, в семь часов. Не спеша умылся на кухне, позавтракал и направился на работу. Ершов наблюдал за ним через окно. Он шел своей развалистой, неторопливой походкой, слегка сутулясь и неуклюже размахивая руками.
Без четверти девять майор вышел из дому и, хотя с трудом сдерживал нетерпение, не спеша направился к Первомайской улице. Молочная только что открылась, когда он вошел в нее, но Малиновкин уже ухитрился заказать себе простоквашу и стакан кофе.
Ершов сел за соседний столик и попросил у Малиновкина меню. Лейтенант протянул ему продолговатую твердую папку, в которой, кроме листочка с указанием стоимости молочных и кондитерских изделий, как и предполагал майор, оказалась записка Дмитрия.
«Сообщил все, кому следует, — писал лейтенант. — Обсудили все варианты действий Жиенбаева. Есть опасение, что он замышляет что-то в связи с отправлением на стройучасток эшелона со взрывчатыми веществами».
«Ну да, конечно, он постарается использовать это обстоятельство, — сразу же решил Ершов, чувствуя, как на лбу его выступает испарина. — А я, значит, привез ему чемодан с подрывными средствами!…»
ГАЗЕТНЫЕ ВЫРЕЗКИ
В тот же день в кабинет генерала Саблина пришел с докладом полковник Осипов. В руках его была довольно пухлая папка с вырезками из иностранных газет. Он положил ее на стол перед генералом и молча сел в кресло, ожидая, когда Саблин закончит просмотр документов, представленных ему на подпись.
Подписав последнюю бумагу и отложив ее в сторону, генерал раскрыл наконец папку, принесенную Оптовым. Прочитав несколько газетных вырезок, он стал быстро перелистывать остальные, читая в них только заголовки статей и подчеркнутые Осиповым строки. По мере знакомства с этими материалами лицо его принимало выражение недоумения, и он все чаще бросал вопросительные взгляды на полковника. Осипов же сидел неподвижно, задумавшись над чем-то и рассеянно перелистывая иллюстрированный журнал, который взял со стола Саблина.
Ознакомившись с газетными вырезками, генерал обратил внимание на то, что буржуазные журналисты, шумевшие в последнее время о могуществе атомного и термоядерного оружия, стали вдруг обсуждать проблемы мирного использования атомной энергии. Тон этих статей был унылый, пессимистический. Лишь говоря о работах по созданию судовых и авиационных атомных двигателей, журналисты заметно оживлялись и в бодрых выражениях сообщали о заключенных военными ведомствами новых контрактах на исследовательские работы в этой области.
Все остальные виды использования атомной энергии, не имевшие отношения к военной технике, изображались ими как недостаточно эффективные. Мало того, некоторые иностранные общественные деятели к даже ученые выступали с предостережениями против применения атомной энергии в мирных целях. Описывались даже случаи страшных взрывов атомных установок.
— То, что буржуазные газеты заговорили сейчас о проблемах использования ядерной энергии в мирных целях, меня ничуть не удивляет, — задумчиво проговорил генерал Саблин, слегка отодвигая в сторону папку с вырезками. — Протесты против продолжения испытаний водородных и атомных бомб вынудили их к этому разговору. Зачем, однако, принес ты мне все эти, не пойму что-то.
— А ты не обратил разве внимания на то, что некоторые газеты ссылаются и на наш будто бы плачевный опыт использования атомной энергии в мирных целях? — спросил Осипов, придвигая к себе папку с вырезками.
— Подобные газетные «утки» не впервые ведь появляются в их печати, — пожал плечами Саблин.
— Ну, а вот это, например, — Осипов вынул из папки и протянул генералу небольшую вырезку. — Они пишут тут об «ужасных взрывах с огромными жертвами», происходящих будто бы па строительстве наших среднеазиатских железнодорожных магистралей. Что ты об этом скажешь? Не кажется ли тебе, что статейка эта имеет какое-то отношение к миссии Жиенбаева?
— Но тут ведь не указывается точного адреса подобных «происшествий», — заметил Саблин, пробегая глазами небольшую газетную заметку, на которую он сперва, при беглом просмотре вырезок, не обратил внимания.
— Точного адреса нет, конечно, — ответил на это Осипов, нервно постукивая пальцами по краю стола, — да и быть не может, но боюсь, как бы они не попытались подкрепить эту газетную «утку» подлинными фактами.