ивно, в стане врага, а не в библиотеке госдепартамента.
Уже по одному только этому предложение Хазарда заслуживало внимания, и Гоуст слушал его, не прерывая.
— А чего стоят все изыскания наших отделов, изучающих психологию потенциального противника по беллетристике и художественной кинематографии? — все более распалялся генерал Хазард. — Ерунда это! Пустое времяпровождение! О русской психике нужно судить по конкретным данным. Сработают наши «Эн-Ди» в двух-трех хранилищах их термоядерного оружия — вот тогда и посмотрим, какова хваленая стойкость советского народа.
— Вполне согласен с вами, генерал, — удовлетворенно закивал маленькой лысеющей головой Гоуст. — Кому, однако, можно поручить предлагаемую вами рискованную «миссию»?
— Это уж ваше дело, — пожал плечами Хазард. — Кадры подобных людей в ваших руках. Нужен, конечно, очень отчаянный человек, почти самоубийца.
Гоуст снова неслышно зашагал по мягкому ковру кабинета. Генерал Хазард молча наблюдал за ним, критическим взглядом оценивая его щуплую фигурку, в которой не было ничего не только воинственного, но и военного. По сугубо штатскому облику мало чем отличался он от обычных штабных чиновников, каких много в военном министерстве. Презирая людей низкорослых, да еще астенического телосложения, Хазард всегда смотрел на генерала Гоуста с тайным превосходством, хотя и знал, что обладатель столь хлипкой фигуры в делах агентурной разведки — непререкаемый авторитет.
Посидев у Гоуста еще с четверть часа, Хазард откланялся. А как только он вышел, Гоуст вызвал к себе полковника Чэндлера.
— Ну как, полковник, все у вас ясно с Дэвисом?
— Да, сэр.
Разведчик Дэвис был тайным агентом международной категории. Он прошел хорошую школу на родине и опасную практику на территории Советского Союза. Но однажды ему не повезло, и он, не выполнив задания, с трудом ускользнул от советской контра разведки. Этого было достаточно, чтобы некоторые руководящие работники разведывательного управления перестали ему доверять.
Гоуст не верил в те обвинения, которые выдвинули против Дэвиса его недоброжелатели, но он и не вступился за него. Ему казалось, что неудачная операция обескуражила Дэвиса, лишила на какое-то время веры в себя. Нужно было подержать его в резерве, потомить, дать соскучиться по работе.
Все это время за «опальным» агентом велось тайное наблюдение, и вот настала наконец пора снова пустить его в дело.
— Мы были к нему несправедливы в последнее время. Как он перенес это? — спросил Гоуст, хотя ему и самому хорошо было известно состояние Дэвиса.
— Обижен, конечно, — ответил полковник, — но у нас имеются фонограммы всех его разговоров, вплоть до ночного бреда. Дэвис всегда был человеком редкостной, фанатической ненависти к русским, и это осталось в нем. А может быть, даже усилилось, ибо именно русских считает он виновниками всех своих бед.
— В надежности его можно, значит, не сомневаться? — снова спросил Гоуст, перелистывая папку с личным делом Дэвиса.
— Безусловно, сэр. Он соскучился по работе и готов на любое дело.
— Ну, а необычную кличку его «Ва-банк!» мы так и оставим за ним? — улыбнулся Гоуст, вглядываясь в фотографию Дэвиса.
— Конечно, сэр, — совершенно серьезно ответил полковник. — Сейчас больше, чем когда-либо, она подходит ему, ибо в новой операции обстоятельства могут потребовать от него и такой ставки, как его собственная жизнь.
— Ну что ж, — заключил Гоуст, приподнявшись со своего кресла и давая этим понять, что аудиенция закончена, — присылайте тогда ко мне Дэвиса, я лично дам ему задание. Подготовьте также Чепстона и Хинсея.
ЧАРЛЬЗ КАННИНГ УТОЧНЯЕТ ОБСТАНОВКУ
Редактор газеты «Прогресс», в которой работала Керри, был осторожным человеком. Он знал, что сильным мира сего ничего не стоит закрыть его газету, и старался не очень раздражать не только Конгресс, но и военное министерство.
— Мы слишком слабы, чтобы наносить открытые удары, — говорил он обыкновенно в ответ на упреки. — Наш удел — кусать исподтишка.
— Да и кусаем ли мы вообще? — замечали ему на это. — Может быть, только лаем из подворотни?
Керри, уже достаточно знавшая своего редактора, не очень надеялась на то, что он придет в восторг от предложения ее дяди Джеймса Джессепа. Так и случилось. Выслушав от нее даже то немногое, что ей было известно, Каннинг, как она и предполагала, сразу же замотал своей бритой головой самым категорическим образом:
— Нет, нет, милая Керри! С военным министерством мы не будем связываться.
Керри не очень огорчил столь категорический отказ редактора. Ей и самой история разжалования Джессепа казалась неубедительной. Смущало и то, что дядя рассказал ей все это в нетрезвом виде. Разговор с Каннингом состоялся у нее вчера, и она почти не вспоминала о нем больше. Но на этот раз она ошиблась, полагая, что редактора не заинтересовало ее сообщение. Он-то ведь лучше, чем Керри, знал, как взволновала общественность таинственная катастрофа с пассажирским самолетом на территории бывшей базы тяжелых бомбардировщиков.
Всю ночь не выходил у него из головы рассказ Керри о ее дяде, пострадавшем за что-то в связи с этой катастрофой. Неплохо было бы, конечно, самому повидаться с этим Джеймсом Джессепом, но ведь он опальный и за ним, наверно, ведется наблюдение. К тому же он еще и пьяница… Нет, с ним лично не стоит связываться, а порасспросить у людей, сведущих в военной технике, об этом таинственном «Эн-Ди», упоминавшемся в рассказе Джессепа, не мешает.
Перебрав в памяти всех своих знакомых, Каннинг вспомнил о Генри Марчмонте. Вот кто может пригодиться! Генри, во-первых, старинный его приятель, а во-вторых, консультант одного из технических отделов военного ведомства. И так как Марчмонт жил неподалеку от редакции «Прогресса», Каннинг, не откладывая дела в долгий ящик, заехал к нему утром, направляясь на работу.
Выслушав Каннинга, Марчмонт неопределенно пожал плечами:
— Право, не знаю, Чарльз, чем я смогу помочь тебе в этом деле… Они ведь меня ни в какие секреты не посвящают.
— А ты подумай, старина, кто бы смог помочь нам в этом, — не отставал от Марчмонта Каннинг. — Работает же у них кто-нибудь еще, с кем ты в добрых отношениях?
— Не знаю, не знаю… — задумчиво проговорил Марчмонт, прохаживаясь по своей маленькой, заваленной техническими справочниками и научными журналами комнатке. — В военном ведомстве чертовски все засекречено, даже то, что никакого секрета не представляет. Да и не доверяют они никому ничего секретного. Вот если только Писфулу?…
— А ты знаком с ним? — сразу же оживился Каннинг, услышав фамилию профессора Писфула.
— Знаком, и даже в хороших отношениях.
— Так ведь лучшего и желать не надо! — обрадовался Каннинг. — Писфул в самых близких, почти дружеских отношениях с генералом Хазардом. Поговори с ним, пожалуйста, Генри. Очень тебя прошу!
— Ну что ж, попробую, только не очень уверен, что ему известно что-нибудь об этом «Эн-Ди», хотя он и выполнял кое-какие работы для военного ведомства. Главным образом по части радиотехники и телевидения.
Они условились, что, как только Марчмонту удастся разузнать что-нибудь, он немедленно даст знать об этом Каннингу.
А Керри, решив, что судьба бывшего начальника базы тяжелых бомбардировщиков нисколько не интересует редактора «Прогресса», все реже вспоминала о своем дяде. Гораздо чаше задумывалась она теперь о Джоне Мунне, с которым не виделась уже несколько дней. Керри понимала, что Джон занят очень серьезной работой в своей обсерватории, но не мог он разве уделить ей хоть несколько часов в течение почти целой недели?…
А может быть, она вообще надоела ему? Может быть, ей не следовало вести себя так бесхитростно, не скрывая своего расположения к нему? Она знала тактику других девушек и женщин в делах подобного рода, однако сама не только была не способна к этим хитростям, но и презирала бы себя, если бы решилась на подобную игру.
Но тут она вспомнила, что одну из своих планеток Джонни назвал ее именем, и ей уже захотелось просить прощения у него…
«Нет, я просто очень легкомысленная, вздорная, несерьезная девчонка, — с раздражением думала она о себе. — Сколько уж раз ошибалась я в своих скороспелых выводах о людях! И редактор мой показался мне сначала бесстрашным борцом за справедливость, а он просто добропорядочный, либерально мыслящий, осторожный делец мелкого масштаба. А дядя, родной брат моей матери? Разве не казался он мне типичным военным карьеристом, твердо шагающим по ступенькам военной иерархии? Оказалось, однако, что н он был простачком, иначе его не вышибли бы так просто из армии, не сделали бы козлом отпущения. Но все эти мои ошибки еще не так страшны, — со вздохом заключила Керри, — не дай только бог ошибиться мне теперь в Джонни…»
ДЖОН МУНН ВСТРЕВОЖЕН
Сегодня Джон Мунн надеялся завершить расчеты, которые должны были дать окончательный ответ — столкнется «Керри» с Землей или пронесется мимо? Электронная вычислительная машина, находившаяся в распоряжении Джона, изрядно потрудилась за эти дни. Она молниеносно выполняла все его команды, «запоминая» бесчисленное количество исходных данных и решая разнообразнейшие математические и логические задачи.
Джон уже не первый год пользовался этой машиной, делая все нужные ему расчеты самостоятельно и лишь в особо трудных случаях прибегая к помощи вычислительного центра обсерватории. Всякий раз, однако, он почти благоговел перед совершенством «электронного мозга» этой машины, выполнявшей любую команду за одну десятитысячную долю секунды. А ведь за это время должны были сработать многочисленные электронные реле, фотоэлементы, электронно-лучевые трубки, разнообразные оптические системы и несколько тысяч электронных ламп.
Но вот Мунн ввел в электронную машину код последней своей команды. Мгновенно пришли в действие ее вводные и арифметические устройства. «Отстрелялись» электронные пушки кинескопов по диэлектрикам в оперативных и долговременных устройствах памяти. Сработали выводное и дешифрующее устройства, отстучали клавиши телетайпа, и в руках Джона появилась лента с колонками цифр.