Да, еще я обратил внимание на сидящего у двери здоровенного русого парня, румяного, губастого, с большой свежеструганой дубиной в руках. О. Андроник говорил этому парню:
– Ну, что ты разнюнился, чадо! Ну, большое ли дело – милиция продержала тебя две недели в клоповнике: меня больше держали, и то я не обижаюсь. В 1915 году: три с половиной года в плену у австрийцев – раз, в 1923 году большевики сослали меня на Колыму на пять лет, да, на пять годков, а за что?! Пришла ко мне раз прихожанка, плачет, что все церкви закрыты, колокола перестали звонить, и я ее утешил: «Бог даст и зазвонят». Кто-то услышал и донес. Это – два! В 1939 году опять был осужден и сослан в лагерь на Колыму. Страшное дело: полярный холод, голод и тяжкие работы. Смерть нас так и косила. И был я там почти 10 лет. Это – три!
– Батюшка Андроник, прости меня, прости, Христа ради! – парень повалился в ноги батюшке.
– Вставай, орясина, Бог простит! И чтобы более не унывать!
Иеромонах Филарет впоследствии говорил мне, что душа о. Андроника, очищенная многими скорбями, была преисполнена благодатных даров Святого Духа, и батюшка имел от Бога дар видения внутреннего состояния человека и знал, каким путем вести каждую душу ко спасению.
Затем у меня с ним состоялся разговор:
– Батюшка Андроник, меня тяготит и преследует страх за содеянный грех в том, что я, шесть лет работая в больнице патологоанатомом, вскрывал трупы умерших. Как мне искупить этот грех?
– Это не грех, – сказал батюшка, – ты это делал для пользы живых, поучая врачей и показывая их ошибки в диагнозе и лечении. А потом, трупы наши – это все равно что дрова. Все одно идут в землю в бесчувствии и превращаются в персть земную до Страшного Суда, когда мы все получим новое тело. Как сказал апостол Павел: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Сеется в уничижении, восстает в славе».
Батюшка Андроник как-то ласково поглядел на меня, взял меня за руки и сказал:
– А ты ведь наш и со временем тоже станешь монахом.
Гулко зазвонили соборные колокола, мы встали, перекрестились и пошли в храм Божий.
Напоследок скажу, что, как и в Глинскую пустынь, не прерываясь шел народный поток к праведным старцам, так и после закрытия пустыни со всей страны шли и ехали к ним, в либеральную по тем годам Грузию, чтобы припасть к источнику живой веры православной, к глинским старцам Христовым.
За обетом митрополит Зиновий посадил меня рядом. Я расспрашивал его о пустынниках кавказских, об их жизни. А он, в свою очередь, осведомился, есть ли пустынники в России? Я ему сказал, что у властей в России длинные руки, и они такие дела пресекают, но в глухих и отдаленных местах Сибири и Урала и еще горного Алтая пустынники есть, но больше из старообрядцев, и есть даже целые потаенные скиты. Владыка одобрительно покивал головой:
– Старообрядцы – это наши заблудшие братья, но и они славят Христа и Божию Матерь, и слава Богу, что в тайге есть искры христианской жизни, и они там не корысти ради сидят, а души спасают свои, да и за весь наш грешный мир молятся.
И еще я спросил Владыку: что это могло означать, что день полного снятия блокады Ленинграда 27 января совпадает с днем памяти св. равноапостольной Нины – просветительницы Грузии и другини Божией Матери.
Владыка задумался, осенил себя крестным знамением и сказал:
– Многие народы оплакивали и скорбели, молились и помогали, как могли, осажденному и гибнущему населению Ленинграда. И митрополит гор Ливанских Илия Салиб ушел в затвор и, наложив на себя пост, 40 суток провел в молении в пещере, и ему было явление Божией Матери, Которая ему сказала, что пока власти России не снимут цепи и оковы с Церкви, до тех пор победы над врагом не будет. Потому что на страну нашла не просто военная сила Германии, а сила демоническая. В основе всего злодейского плана нападения на Россию были тайные языческие и оккультные доктрины сатанистов Востока – Гималаев и Тибета.
И когда, наконец, Сталин, как бывший студент Духовной Семинарии, понял это и освободил Православную Церковь, вот тогда и сатанинские полчища покатились обратно на Запад. Все жалели ленинградцев. Даже казахский акын мусульманин Джамбул прислал в осажденный город свои чудные стихи: «Ленинградцы – дети мои». В это же время и мне под утро в тонком сне привиделось, как святая Нина предстоит перед Престолом Божиим на коленях и молит Господа пожалеть и помочь страдающим людям осажденного города одолеть врага и супостата. И при этом из ее глаз по щекам катились крупные, величиной с виноградину, как бы хрустальные слезы. Я это растолковал, что Божья Матерь дала послушание св. Нине быть споручницей этому осажденному городу.
Издревле на Руси было принято, что в день какого святого одержана победа над врагом, значит, этот святой и способствовал ей.
И посему жители Санкт-Петербурга, в знак Божией милости к ним и в знак признательности св. Нине за ее предстательство перед Господом, в каждом храме города на Неве должны иметь образ св. Нины с соответствующей надписью в память полного снятия блокады, чтобы потомки помнили и знали о наших скорбях и радостях. Ну, а если и храм созиждут в память св. равноапостольной Нины и всех мучеников блокады, то благо будет им и потомкам их.
По прошествии многих лет, когда я из Грузии вернулся в Санкт-Петербург и в один из дней пошел в часовню святой блаженной Ксении на молебен, а после зашел в Смоленский храм, увидел я там икону св. равноапостольной Нины с дарственной надписью в память снятия блокады. Исполнилось то, о чем говорил митрополит Зиновий. Но, к сожалению, исполнилось пожелание святителя пока только в одном храме Петербурга. В том благодатном храме, который строила по ночам своими ручками св. блаженная Ксения Петербургская.
Путешествие в Псково-Печерский монастырь
Это было в сытое блашсловенное время застоя, когда мы еще не знали ни мафии, ни рэкета, ни безработицы, когда не брезговали наклониться, чтобы поднять с земли весомую копейку, когда на прилавках грузно лежали полуметровые кругляки столь излюбленной народом дешевой докторской колбасы, а бутылки с хлебной очищенной не вредили тогда здоровью, если, конечно, в меру. А вступивший только что на престол генсек Горби уже вынашивал злую мыслю о перестройке и ускорении. Партия КПСС в это время как-то одряхлела, ожирела, протухла и лежала на боку в параличе, а народ бездумно и лениво отбывал повинность жизни, зачем-то строил дорогу в никуда, название которой звучало как удар по подвешенной рельсе. Еще шла какая-то странная и бесконечная война в Афганистане, откуда через всю страну неслись в поднебесье оцинкованные, наглухо запаянные гробы. И народ жил без Бога, без покаяния и как-то бездумно. Про что батюшка Иоанн Миронов сочинил стишок, который часто с сокрушением произносил с амвона:
Позабыли Бога, потеряли стыд,
А уж там дорога не к добру лежит.
А старухи по церквям, часто моргая и шамкая, говорили друг дружке: «И-и-и, милая, чтой-то будет, чтой-то будет, милая. И батюшка-то наш на проповеди-то толковал, что при дверях он, при дверях шершатай-то, уж грядет он, потому как во всемирном совете церквей уже засели бесы».
А на дворе стояло чудное лето, и на работу больше ходить не надо было, так как здоровье совсем хизнуло, даже пришлось в аптеке купить костыли, и посему собес назначил мне небольшой пенсион. И решил я тогда поехать в Псково-Печерский монастырь, чтобы беса своего, приставленного ко мне, попугать, душу грешную облегчить, от монахов святой премудрости услышать. Путь-то неблизкий, семь часов тряски на автобусе до Печор, но охота пуще неволи. И я двинулся в путь. К вечеру, истомленный и одуревший от духоты, жары и тряски, я вывалился из автобуса на автостанции, вдохнул сладостный печерский воздух и почувствовал себя как в Палестинах каких-то.
Город маленький, низенький, тихий и зеленый, но такое благорастворение воздухов, что описать просто невозможно, одним словом, святые угодья Авраамовы. А тут и колокольные звоны пошли: такие густые, пудовые, прямо накатом, волнами эдакими колышутся. Я и пошел на эти звоны. А вот и монастырь-богатырь. А стены, ну и стены, просто страсть: толстенные, выбеленные, высокие – крепостные. Предание говорит, что они выдержали около 800 набегов разных племен и языков. О них же разбил себе лоб знаменитый и удачливый в войнах польский король Стефан Баторий. А шел он на Псковскую землю в 1581 году в августе со множеством польских и литовских войск, и, по свидетельству летописца, с ним шли наемники, охочие пограбить Русь-матушку, как-то: в первую очередь, конечно, турки, агаряне (и откуда взялись эти арабские бандиты, из Испании что ли?), волохи – это вороватые румыны, мултяне (даже не знаю, кто такие), сербы – это наши братья по вере, но, видно, не лучшая их часть, угры – это наемники-венгры (они за деньги служили всем королям), словаки – славяне (народ хозяйственный), немцы (ну, конечно, куда же мы без них). Все эти сведения хранятся в древней и богатой библиотеке монастыря.
А вот перед нашествием врагов многие видели во Пскове особое знамение: три светлых луча, стоявшие над Довмонтовой оградой, как бы осенение Пресвятой Животворящей Троицы.
Три раза войска короля Стефана шли на приступ, два с половиной месяца осаждали монастырь. Пушечным боем проламывали стены, но дальше пробиться не могли. Монахи и стрельцы отбивали все приступы, а святые старцы-схимники возносили в храмах молитвы к Богородице о спасении от супостатов.
Позже король Стефан писал, что ничего он не мог поделать с Печерским монастырем. «Стены проломим, а дальше ходу нет. Или заколдованы стены, или очень святое место».
Так отчаянные выпивохи и обжоры – польские жолнеры – и ушли не солоно хлебавши от стен монастыря.
А вот и святые врата с образом Успения Божией Матери. Монастырь-то – Свято-Успенский.
Двери здоровущие, древние, но, видно, и сноса им нет. Прошел под сводами мимо монаха-привратника, сидящего на кресле с посохом в руках. Этим посохом он отгонял нечестивых туристок в брюках и шортах, дабы не искушали братию и, побранив их, милостиво указывал на кучу юбок, которые выдавал на временное пользование. Налево я углядел часовню, как бы в пещерке. Иконы большие, яркие, лампадки негасимые горят. Есть и «Умиление», говорят, написанная архимандритом и наместником монастыря, покойным отцом Алипием. Умер он в 1975 году сравнительно молодым от ран и болезней, полученных в эту войну с Германией. Был он танкистом, и Господь хранил его и не дал ему погибнуть. Ведь о. Алипий потом много потрудился, восстанавливая пострадавший от войны монастырь. У о. Алипия было 76 военных наград и благодарностей, а за участие в боях за оборону Москвы сам Сталин вручил ему орден Красной Звезды.