Внезапно пол вновь вздрогнул под принцем, от этого соударения перед глазами бликами блеснули голубо-зеленые пятна, а после кровь струйками вырвалась из ноздрей, сомкнутого рта и определенно из ушей, слегка приглушив слышимость. И тот же миг створка, находящаяся в противоположной стене, сдвинулась вбок, и сквозь образовавшийся проем в помещение заскочили два перундьаговца, отражение которых Камал Джаганатх увидел в вощеном темно-сером полу. Один из них резко подскочил к принцу, и, упав перед ним на колени, заглянул в лицо. А миг спустя юный авгур принял на себя мысль, проскользнувшую в диэнцефалоне этого перундьаговца, чье лицо с раскосыми, узкими темно-серыми радужками, приплюснутым носом укрывали густые усы и бурая борода, растущая даже на скулах. Мысль, наполненную радостью того, что принц жив и найден. И немедля, стоило диэнцефалону Камала Джаганатха принять эту мысль, как он вроде вздрогнул внутри головы и тем самым пробил заслонку в ноздрях, позволив вогнать внутрь легкого воздуха, а затем также неспешно выпустить его через приоткрывшийся рот, сглатывая текущую внутри кровь.
— Ваше высочество, как вы? — низко продышал заглядывающий в глаза принца перундьаговец.
— Умираю, — шепотом отозвался Камал Джаганатх, с трудом воспринимая речь перундьаговца и скорей всего получая ее мысленно.
Перундьаговец моментально испрямился и зыркнув в сторону своего собрата, довольно-таки властно рыкнул:
— Скорей зовите его превосходительство! Скорей! Его высочество умирает!
Второй перундьаговец, не мешкая, выскочил из комнаты и тот же миг послышался его оглушительный зов, кажется, вкатившийся и в приглушенное восприятие юного авгура:
— Нашли! Нашли, его высочество! Скорей сюда! Его высочество умирает!
Легкое, в груди, пропустив воздух еще пару раз, неожиданно сжалось, ибо его поджали оба сердца, судя по всему, вспять расширившихся. Их биение стало таким медленным с натягом, будто они утонули внутри какой-то жидкости наполнившей организм ссасуа. Верхние веки Камала Джаганатх дрогнув, сомкнулись, придав теперь приглушенность зрения, а секундой погодя крики перундьаговца в соседнем помещение смолкли. Тот, что находился подле, беспокойно заглядывая в лицо, враз вскочил с колен и шагнул вбок, давая место подле принца Аруну Гиридхари.
Зеленовато-коричневая кожа лица ассаруа, даже для захлебывающегося кровью юного авгура, зримо покрылась крупными синими пятнами, указывающими на тревогу. Края рта тягостно задрожали, когда негуснегести, опустившись на колени, с легкостью перевернув его на спину и ощупав с головы до ног, тихо, для плохо слышащего принца, спросил:
— Голубчик, что фантасмагория?
Камал Джаганатх открыл верхние веки, дабы увидеть ассаруа лучше, и, выпустив на нижний край рта поток крови, едва протянул:
— Да.
— Т-с, т-с, мой абхиджату, мой поразительный голубчик, — громко, словно понимая, что ссасуа его плохо слышит, сказал Арун Гиридхари. А ладони его нежно огладили грудную клетку, поднимаясь вверх до подбородка, края ноздрей и щеки, снимая с них состояние разрыва. — Теперь представьте начало фантасмагории. Красную, почти рубиновую звезду, точку начала фантасмагории и доверьтесь мне. — Руки негуснегести сейчас легли на грудную клетку и прикрыли глаза юного авгура, а серебристый бур явившийся справа принялся накручивать на себя фантасмагорию, тем спасая от гибели Камала Джаганатха, даруя ему продолжение жизни.
Глава двадцать девятая
Сейчас почему-то первым включился слух. Он не был детальным, впрочем, сумел разобрать ощутимое гудение чего-то более мощного, расположенного за стенами каке клопанидов, а после раздалась поступь чьих-то ног, не просто одного создания, а прямо-таки с десяток их. Движение ног также стремительно замерло в нескольких метрах от лежащего принца. А секунду спустя издававшее его создание слышимо крякнуло, обращая на себя внимание, да басисто молвило:
— Ваше превосходительство, как его высочество? Может надобно переместить в вайтэдром, я укажу прислать джампан.
— Нет, ваше величие, хан аз-Елень Велий Дьаг, покуда принца нельзя тревожить, — отозвался голос Аруна Гиридхари, он, похоже, сидел или стоял подле лежащего на правом боку ссасуа. — Сие, видимо, была вторая фантасмагория, поелику такие страшные последствия, чуть было не закончившиеся гибелью. Кровотечение лишь давеча остановилось. Прошу токмо, ваше величие, сразу прислать лекарей, как только мне удастся перенести его высочество в каюту на вайтэдром.
— Лекари уже ждут, ваше превосходительство, — немедля проронил хан перундьаговцев и вновь слышимо крякнул. — Вы уж простите меня, ваше превосходительство, но мне надобно доложить о состоянии принца пречистому канцлер-махари и амирнарху. Ведь захват каке клопанидов произвел генеральный виомагам тарховичей, и они могли сами изъять его высочество, но дождались нашего прилета. Позвольте мне пояснить пречистому канцлер-махари Врагоч Вида Вышя и амирнарху Раджумкар Анга ЗмидраТарх о состоянии принца, или вы сие сладите сами?
— Ваше величие, токмо прошу вас, не берите на себя обязанности примирителя, — сухо отозвался Арун Гиридхари, и в голосе его прозвучало ощутимое недовольство. — Оно вам не к лицу. Тем паче я перед вами достаточно открылся, пояснив о происходящем и моем разочарование в политике пречистого канцлер-махари, главного дхисаджа и амирнарха.
— Да, я нет, — было начал отнекиваться аз-Елень Велий Дьаг, и сейчас закрякал много чаще.
Впрочем, ему не удалось договорить, ибо его на полуслове перебил негуснегести с прежним недовольством добавив:
— Вот и добро, что нет. Касаемо, состояния принца можете доложить пречистому канцлер-махари, главному дхисаджу и амирнарху сами и следующее. На мой взгляд, его высочество вельми истощено, имеются ранения левой голени, левого плеча и правой кисти. Не могу сказать, вызваны данные увечья пытками, али его высочество попало под действие уидхи или какого иного оружия, но единожды утверждаю, что сами ранения подверглись лечению.
— Эт, же дери их за хвосты захлебучие! — очень гневливо откликнулся хан перундьаговцев, мгновенно вызвав улыбку на края рта юного авгура, оно как, по-видимому, достаточно не красиво заругался.
— Ваше величие, — уже в следующий момент с ощутимым негодованием низко проронил Арун Гиридхари, и звук дотоль несколько рассеянный стал звучать для восприятия Камала Джаганатха более четко. — Я ведь просил вас, не ругаться при мне. Тем паче в окружение моих ссасуа. Вы, точно плохо воспринимаете мои просьбы и обобщенно речь.
— Эт, же, прошу простить, ваше превосходительство, дело свычки, как говорится, — откликнулся аз-Елень Велий Дьаг и вновь крякнул. Однако в молви его не ощущалось и малой вины, словно он привык ругаться, выслушивать наставления негуснегести, продолжая не принимать их на свой счет. — Тадыличи я оставляю вам моих робят, сам пойду, доложу о состоянии принца. И жду вас у себя на вайтэдроме. Может чего еще надобно прислать, стульца, ложе, джампан?
— Ничего не нужно, уверен принц вмале проснется, и я его перенесу сам, — смягчая тембр, проронил в ответ Арун Гиридхари. — И еще раз благодарю вас, ваше величие, за помощь в спасении моего наследника.
Хан перундьаговцев теперь и вовсе как закряхтел, точно довольный, разомлевший на солнце и очень жирный кот. А несколько секунд спустя послышалась тяжелая поступь множества ног, оные прямо-таки встряхнули лежащего на тюфяке, плотно укрытого влажной материей атишатры Камала Джаганатха, заставив его открыть разом обе пары век, пред которыми мгновенно выступила гладь сине-зеленой поверхности тюфяка, а далее ровный темно-серый пол. Опять же мгновенно замершее состояние организма отозвалось мощной усталостью, несмотря на каковую все еще держа на краях рта улыбку, принц негромко сказал:
— Определенно, ассаруа, хан перундьаговцев аз-Елень Велий Дьаг тоже любит крепкое словцо!
И тотчас перед взглядом ссасуа появились, шагнув справа, серебристые сапоги, доходящие до колен и залегающие по голени ноги тончайшими складками. Арун Гиридхари враз бережно подхватил за плечи тело принца, и, повернув его на спину, опустившись в позу пуспа, с нежностью во взоре заглянул ему в лицо.
— Голубчик, как ты себя чувствуешь? — вопросил негуснегести, а опущенные вниз уголки его рта, явно указывали на то, что он расстроен.
— Днесь лучше, но я, было, подумал, что умираю. Умираю, не поговорив с тобой, не объяснившись, — отозвался Камал Джаганатх и тягостно вздрогнул. Его голос и вовсе сорвался на чуть слышимый хрип, но он, преодолевая волнение, досказал, — я никогда! Никогда не предам тебя, ассаруа! Не позволю сие сделать своему диэнцефалону! Лучше уничтожу себя, сдохну, но никогда…
Принц все-таки прервался, ибо Арун Гиридхари узрев озноб, что накрыл все его тело (виденный даже под атишатрой, в которую, он был укутан), торопливо прикрыл пальцами ему рот, не позволяя говорить. И незамедлительно сам отозвался не менее волнительной речью, в коей ощущалось его особое беспокойство, судя по всему, связанное с тяжелым состоянием ссасуа:
— Т-с, т-с, мой поразительный абхиджату, днесь не допустимо волнение. Ты слишком обессилен, истощен и измучен. Нельзя допустить новой фантасмагории, ты ее не перенесешь. Понеже, голубчик, успокойся. Я перенесу тебя на вайтэдром. Ты покушаешь, и тебя осмотрят лекари, а засим поспишь, — молвил он все на одном дыхание велесвановского языка.
В каюту через раскрытый дверной проем, кою со стороны помещения охранял перундьаговец вооруженный уидхи, а еще трое маячили в коридоре, вступил Девдас. Он почти не изменился с их первой встречи, а одетый, точь-в-точь как и негуснегести, в темно-фиолетовую утаку, обработанную понизу и пройме рукавов черной полосой и темно-бордовый паталун, отличался всего-навсего серебристой расцветкой пояса, где на длинных прядках висели густо-фиолетовые камушки. На Аруне Гиридхари, как и прежде, на стане поместился пластинчато-собранный пояс, покрытый сверху платиной, а