Ангус, впрочем, летел не быстро, об этом еще в чертогах Врагоч Вида Вышя попросил Камал Джаганатх, желающий осмотреть и сам Атиши-ансамбль, и Садхану, и город Церес. Атиша-ансамбль имел кольцевую планировку, где от центрального здания принадлежащего тарховичам в разные стороны расходились стройные, ровные улицы, дополнительно пересеченные широкими проспектами. По окоему этих проспектов стояли здания принадлежащие правителям высокоразвитых рас и гостевые подворья, двух- или трехэтажные постройки, выполненные из хрусталя и кварца, прямоугольные, квадратные и даже возведенные в виде многогранников. Мостовые улиц были выложены плитками желтых, желто-лимонных, янтарных, зеленых, буровато-красных, коричневых камней с золотистыми искорками внутри, плотно подходящими друг к другу.
Пролетев по одной из улиц, ангус вошел в цилиндрическую конструкцию высокую и широкую постройку со стального цвета стенами как снаружи, так и внутри, и, изменив направление, резко двинулся вниз. Стены в конструкции как-то и вовсе враз сменили цвет со стального на прозрачный с двумя металлическими, плоскими балками, расположенными по бокам. Еще не более десяти-пятнадцати секунд полета и нарисовался сам комплекс купы, по которой можно было перемещаться также в клети, составляющей с сотней других вертикальных балок и толстыми круглого сечения трубами, размещенными горизонтально, мощную постройку.
— Значица, ваше высочество, порой используете в своей речи обсценизм? — неожиданно прервал молчание Ковин Купав Кун, видимо, он хотел сейчас отвлечь на себя какое-либо возможное волнение принца, потому и заговорил.
— Надеюсь, вы Ковин не станете меня в сем недостатке наставлять, — отозвался Камал Джаганатх и однократно прыснув смехом, перевел на его лицо взгляд. — Ибо мне достаточно поучений ассаруа. Да и хочу отметить, обсценизм, как вы сказали, люблю не я один, а еще и хан перундьаговцев, и НгозиБоипело Векес, — дополнил, улыбаясь, принц и тотчас осекся, оно как сказал про верховного правителя не подумав.
Вздернутые вверх розовые брови главного дхисаджа враз изогнулись еще сильней, образовав так-таки множественные заломы, а уголки вишневых полных губ зримо опустились вниз, и он слышимо недовольно отметил:
— Получается, Врагоч был прав. В вашем похищение замешан НгозиБоипело Векес, впрочем, и, не мудрено, судя по его поступкам и выпадам.
— Нет! Нет! Это было не похищение! Вы не понимаете, Ковин! — сумбурно и очень темпераментно проронил Камал Джаганатх, пугаясь, что не успеет договориться с главным дхисаджем о защите людоящеров.
— Не похищение? — удивленно повторил Ковин Купав Кун, и только сейчас сместив взгляд на лицо принца, улыбнулся, слегка приподняв верхнюю губу и явив прозрачность узких, шилообразной формы зубов. — Как видно, об этой помощи вы хотели меня попросить в чертогах Атиши-ансамбля. Ведь не зря не стали раскрывать имени виновника произошедшего перед канцлер-махари.
— Вы мне поможете, Ковин? — отозвался вопросом Камал Джаганатх, и, протянув левую руку в направление лежащей на подлокотнике руки главного дхисаджа, положил на нее сверху свою ладонь.
— Вам, ваше высочество или НгозиБоипело Векесу? — вопросом на вопрос откликнулся Ковин Купав Кун, ощутимо для принца вложив в него недовольство. — Днесь понятно, кто столь нахально исследовал вас, — это он досказал и вовсе не скрывая гнева.
Молвив так, что у ссасуа не осталось сомнения, теперь не удастся воспользоваться его помощью в защите верховного правителя. И того скорее всего ждет какое-то страшное наказание, в первую очередь от самого главного дхисаджа. Разочарование, так мощно наполнило всего Камала Джаганатха, что он резко ударил по подлокотнику правой, обернутой в белую повязку, рукой, издав громкий шлепок. Пальцы, как и рука, давно перестали болеть, именно по причине отторжения, посему и этот удар не доставил каких-либо неприятств лично для принца, однако, враз вызвав изменения в главном дхисадже, торопливо сказавшего:
— Ваше высочество, мой гнев, ежели вы его почувствовали, не направлен на вас. И коль вам нужна моя помощь, я готов выслушать, только не надобно нервничать. Вашего ассаруа нет, рядом, не будем рисковать и волнением вызывать фантасмагорию, я ее, увы! не смогу перераспределить.
— Поэтому я и боялся лететь без ассаруа, — чуть слышно, и, демонстрируя разочарование в своем голосе, протянул принц. Впрочем, не много подумав, он стал неспешно, стараясь придать самим поступкам Векеса оправдания, рассказывать о его роли в похищение, о своем пребывание на Ладодеи, спуске внутрь горных гряд, полученных ранениях, способностях принимать мысли, языки созданий и существ, населяющих планету и удивительной встрече с червем. Весь достаточно долгий рассказ Ковин Купав Кун молчал, внимательно слушая принца. Не менее часто поглаживая лежащую на тыльной стороне его ладони руку юного авгура пальцами другой, порой оглядывая его лицо, и улыбаясь.
А за створкой ангуса проступал серого цвета с едва желто-розовыми полосами небосвод Садханы укрытый в густые пары атмосферы сияющей голубоватой изморозью. Звезды Тара и Лакшми располагающиеся на небесном куполе на одном уровне, в виде крупных белых дисков охваченных желтым ореолом сияния, распространяли его вдоль кругозора наблюдения, создавая полосы, которые расчертили и сам пол в ангусе, и лежащие на выдвинутом вперед сидение ноги Камала Джаганатха, прикрытые розовато-золотистым паталуном.
Пять мелких свинцово-серых спутника, как оказалось пролегающие по одной линии, от более крупной Тары, степенно удаляясь от наблюдения, терялись в небосводе. А внезапно, выскочившее из плотных белых, парообразных облаков выпуклое огромное кольцо с волокнистой внутри структурой в виде широких полос (начиная от бледно-зеленого до почти синего с алыми огнями), поверх которых проступила надпись «Атиши-ансамбль приветствует гостей планеты Садханы» сменившаяся на «десятое летоисчисление от мараны Ананта Брхата-патр лето три тысячи девятьсот двадцатое», как-то разком прервало рассказ Камала Джаганатха, на описаниях собственных чувств коими он проникся к людоящером. Впрочем, уже в следующую минуту он спросил у главного дхисаджа:
— Скажите Ковин, почему я могу читать написанное на языке тарховичей послание в этих облаках. Ассаруа говорил, что сии образы могут принять только диэнцефалоны тарховичей.
— У вас особый диэнцефалон, — довольно-таки уклончиво отозвался Ковин Купав Кун также наблюдающий, как зелено-синее кольцо, пыхнув во все стороны тончайшими струями, моментально распалось, оставшись капелью инея на кучных парах атмосферы только не голубых, а алых огней. — В нем заключены поразительные способности. Не только принятие языка иных существ, созданий и их мыслей, но и понимание образов принадлежащих тарховичам.
Главный дхисадж прервался, и внутри ангуса наступило напряженное молчание, оное испытывал не только тархович, но и принц.
— Вы же Ковин не заберете, не изымите меня от ассаруа? Не станете переделывать меня в тарховича? — вопросил потоком, как делал зачастую, Камал Джаганатх неотрывно наблюдая, как ускорившийся ангус, понесся в направление поверхности планеты. Она сейчас выступала огромным металлическим комплексом в виде перехваченных между собой узких рамок, в которых блистали зеркальностью глади голубоватые полосы, и куда стремились, входя, многочисленные купы.
— Нет, ваше высочество, мы не изымем вас от Аруна Гиридхари, не бойтесь. И тем паче не станем изменять вас, абы вы итак идеал, совершенство, — с небывалой нежностью проронил Ковин Купав Кун, и принц, воззрившись в его голубо-алые радужки двух глаз на миг, словно утонул в истончаемой ими любви.
— Вы защитите от гнева канцлер-махари и амирнарха, НгозиБоипело Векеса, — все еще не отводя взгляда от глаз главного дхисаджа, попросил юный авгур, понижая голос и вкладывая в него тепло.
— Значица, вы, ваше высочество, думаете, мой гнев будет для верховного правителя менее страшным? — усмехаясь, вопросом отозвался Ковин Купав Кун и тотчас отвел взгляд от лица принца.
Ангус неожиданно плавно изменил направление своего полета внутри прозрачных стен купы, вновь сделав его горизонтально расположенному внизу мощному металлическому комплексу. Он прошел через разошедшуюся створку в поверхности купы и двинулся вперед, иногда лавируя между летящих отвесно вниз, свершающих круговые движения возле металлических балок, клетей.
— Я хочу, чтобы вы защитили НгозиБоипело Векеса, Ковин и только. Коль то в ваших силах, и коль то возможно сделать для меня, — тягостно выдохнув через нос, проронил Камал Джаганатх.
— После той откровенности, что услышал, я выполню любую вашу просьбу, ваше высочество, — ласково произнес Ковин Купав Кун, определенно уловив напряжение и грусть в принце из-за собственной несговорчивости. — Одначе я должен с вами быть предельно правдив. Понеже не скрою, мне придется доложить о вашем рассказе и просьбе амирнарху и канцлер-махари, так как меж нами тремя нет тайн. Я также обещаю, что смогу защитить от их праведного гнева НгозиБоипело Векеса. — Юный авгур напряженно застыл, выслушивая принятое тарховичем решение, понимая, видимо, это самое многое, что лично он может сделать для Векеса. — Впрочем, я не обещаю, что смогу защитить его от собственного гнева, — продолжил главный дхисадж таким тоном, что стало и вовсе не ясно, откровенность принца есть благо или горе для верховного правителя. — Да и мне днесь будет необходимым изъять всю информацию, кою его лекари столь бесцеремонно похитили из вас, ваше высочество. Або она имеет слишком дорогое значение для тарховичей.
— Не бойтесь, Ковин, — уныло продышал Камал Джаганатх, вскидывая от подлокотников руку и прикрывая ладонью левую часть лица. Ибо был не в силах скрывать собственное разочарование в том, что не удалось спасти от неприятностей людоящеров. — Мой геном лекарям людоящеров расшифровать не удалось, потому как он имеет особую модель. Чуждую, очевидно, в первую очередь моему сознанию! блин! — дополнил с обидой принц, напоследок заменив любимое ругательство на более приемлемое слово.