предложил начальник гестапо.
Коркин назвал двенадцать адресов. Запомнить все я не мог, но некоторые постарался.
Допрос закончился вербовкой. Земельбауэр назначил
Коркину первое свидание на Старопочтовой улице, дом восемь, в среду, в пять вечера.
Когда Коркина вывели, штурмбанфюрер спросил меня:
– Ваше мнение: можно ему верить?
– Вполне, – заверил я.
– Но до поры до времени?
– Почему?
– Скользкий он какой-то... Слишком угодливый.
– Возможно, – неопределенно заметил я и спросил: –
Мне можно идти?
– Вы торопитесь?
– Да. Ждет работа, и чувствую себя неважно. Голова болит.
– Не смею задерживать. Надеюсь, что разговор, который произошел здесь, умрет в вашей памяти.
– Вне сомнений.
Я выбрался на свет божий, облегченно вздохнул и торопливо зашагал к дому Аристократа. Было уже две минуты второго, время приема истекло, но ради такого случая приходилось нарушать правила.
Дверь, как всегда, открыла Наперсток. И едва я переступил порог, как она точно обухом ударила меня по голове:
– Пропал Карл Фридрихович.
Я выдержал паузу и спросил:
– Что значит «пропал»?
– Пропал. Вчера в десять пришла машина. Легковая. Я
пустила шофера в дом. Он сказал, что приехал от Пейпера за доктором. Пейперу плохо. Карл Фридрихович быстро собрался. Взял кое-что Я проводила его до машины. Он открыл дверцу, сел на заднее сиденье и сказал: «А, старые знакомые!» Ему ответил мужской голос: «Да-да, доктор.
Это я и надоумил господина Пейпера поехать за вами».
Машина тронулась, и больше Карла Фридриховича я не видела.
Новость была страшной, невероятной Я молчал. До меня, кажется, еще не дошел смысл услышанного.
– Знаете что? – продолжала Наперсток. – Голос человека, который разговаривал с доктором в машине, показался мне знакомым. Я уже слышала его. Это Помазин.
Помазин-Дункель.
У меня зашлось дыхание.
– Уверена?
– Да-да-да! Делайте со мной, что хотите, но это он.
– Шофер русский?
– Да!
– Марку машины не запомнила?
– По-моему, это наша машина. Русская. Кажется, «эмка». Но точно не скажу. Если бы я...
– Да, милая. К сожалению, мы все недостаточно дальновидны.
– Почему я говорю, что «эмка»? Ведь отец мой – шофер.
– Понимаю.
Я задумался. Неужели это Дункель-Помазин? Неужели он воспользовался Пейпером? А что же, вполне возможно!
Надо немедленно проверить. Как? Только через Андрея.
Повидать его и поставить в известность. И повидать немедленно. Но это не все. Необходимо решить вопрос с
Наперстком. Пропал ли доктор, жив ли он или погиб, украден ли Дункелем или арестован гестапо – все равно оставлять Наперстка в доме нельзя. Каждую минуту может нагрянуть новая беда. С Дункелем и гестапо шутки плохи. Но что предпринять? Где, куда, у кого спрятать девушку?
Озадаченный, я прошелся по комнатам, ища решения вопроса. Как-то странно выглядел дом без Карла Фридриховича. Неужели я больше не встречу эту благородную и возвышенную душу? Больно и горько стало на сердце от недоброго предчувствия.
– Что же делать? – спросила Наперсток.
Решение пришло невзначай: убежище – «Костин погреб». Другого выхода нет. И сегодня же, иначе можно потерять и Наперстка, и связь с Большой землей.
– Улицу Щорса знаешь?
Наперсток покачала головой: нет, она не знает.
Я взял со стола доктора листок бумаги и набросал схему.
– Смотри. Это ваша улица, дом доктора. Это – бывшая
Щорса. Сейчас она Кладбищенская. В квартале один домик. Номер шестьдесят девять. Запомнить нетрудно: туда, сюда и обратно. Между четырьмя и пятью часами, но не позднее пяти, ты должна быть там. Скажешь, что прислал
Цыган.
– А кому сказать?
– Кто встретит в доме.
– Это совсем?
– Да. Забери лишь то, без чего не обойтись.
– А рация?
– Неси сюда.
В этот день я сделал очень рискованный шаг. Вынужден был его сделать. Никто не знал, что готовит нам грядущий час. И чтобы не проклинать себя в будущем, я поступил так, как подсказывал в эту минуту разум.
Я вынул портативную рацию из футляра, завернул в тряпку, потом в газету и обвязал тоненьким шнурочком.
Наперстку приказал бросить футляр в печь. И еще сказал: если кто-либо до ее ухода попробует проникнуть в дом, пусть она выйдет черным ходом и через соседний двор выберется на параллельную улицу.
Я взял сверток и отправился. И куда бы вы думали?
В бильярдную при казино. Я никогда там не был, но знал все со слов Андрея.
На мое счастье, бильярдная была пуста: ни единой души. Я пересек гулкий зал, добрался до второй, внутренней двери и на всякий случай постучал.
– Можно. Входите, – послышался голос Андрея.
Я вошел. Андрей сидел у окошка, налаживал наклейку на конец кия. Увидев меня, он встал, глаза его безмолвно спрашивали: «Ты зачем сюда?»
Комнатушка была вся как на ладони, и мне не надо было спрашивать, один Андрей или нет. Я сказал:
– Исчез Аристократ.
– Что? – переспросил Андрей. Он был озадачен так же, как и я.
Я повторил, сел на жесткий топчан, покрытый грубошерстным одеялом, и рассказал все, что случилось сегодня.
– Ерунда! – проговорил Андрей.
– Что ерунда?
– Пейпер здесь ни при чем. Вчера он пришел в девять вечера и ушел около двенадцати. Все время играл. И сообщение письменное мне передал. Это дело рук Дункеля.
Вот же паразит! А как же с Наперстком?
Я рассказал.
– Молодец, правильно. Но почему так поздно, почему не сейчас?
– Я должен предупредить Костю или его сестру.
– Так. А тебе надо быть в управе?
– Совершенно верно.
– Я сам предупрежу. Иди. А это что? – спросил он, заметив сверток в моей руке.
– Рация.
– Сумасшедший, – тихо проговорил Андрей.
– Другого выхода нет. – Я протянул сверток другу: –
Спрячь пока!
18. Доктора нет
– Ваши расчеты строились на песке, – заметил Демьян и прикурил свою самокрутку от самокрутки Андрея. –
Дункель и не собирался снова идти к доктору за машинкой. У него свой план. Возможно, он заранее договорился с Пейпером, подстроил вызов Аристократа.
– Исключено! – твердо ответил Андрей и пояснил: –
Тот вечер Пейпер провел в бильярдной. Кроме того, исчезновение доктора для Пейпера такая же загадка, как и для нас.
– Вы ему верите? – поинтересовался Демьян.
– Вполне. А что?
– Ничего. Очень хорошо, когда человек верит другому и не боится признаться в этом.
Последовало длительное молчание. Демьян способен был не только делать ОВ – очередное втирание, но и честно одобрять то, что считал правильным.
Андрей хмурился и без нужды дул на свою цигарку.
Наперсток стояла, опершись плечом о дверной косяк.
Все это время она пребывала в состоянии какой-то тупой летаргии. Несчастье, постигшее нас, особенно остро коснулось ее отзывчивого сердца.
Да, Карла Фридриховича нам больше никогда не увидеть. Тяжко, но факт. И никто из нас – ни Демьян, ни Андрей, ни я, ни Наперсток – не ведает, какой срок жизни каждому определила судьба. Так всегда во время войны, особенно в подполье. Как хорошо начался новый год: сгорел состав с горючим, взлетел на воздух городской радиовещательный узел, разорвался на части со своими двумя приспешниками начальник местной полиции Пухов, укоротилась жизнь предателя Коркина, которого через меня допрашивал и вербовал штурмбанфюрер Земельбауэр. Достигла Коркина рука Клеща – Трофима Герасимовича Пароконного. Это успех. Это удача. А вот Карла Фридриховича мы потеряли. По чьей же вине? Даже ответить трудно на этот вопрос.
– Может статься, с доктором уже расправились, – заметил Демьян.
Наперсток всхлипнула и с дрожью в голосе произнесла:
– У меня, как и у всех, одна жизнь. Но ради Карла
Фридриховича я бы рассталась с ней без колебаний. Какой человек!
Девушку никто не поддержал.
– А что сейчас в его доме? – осведомился Демьян.
Я сказал. Лишь позавчера там начались работы по переоборудованию. Вся обстановка, медицинское оборудование и инструменты вывезены управой. В доме доктора разместится городской радиоузел, лишившийся в новогоднюю ночь своего помещения.
– Я смотрю так, – рассудил Демьян. – Если бы доктора забрало гестапо, то наверняка дом заняли бы на следующий же день. А ведь прошло столько времени.
– Тут ясно. Это дело рук Дункеля, – сказал Андрей.
– Так ищите же его, – повысил голос Демьян. – Пусть все ищут. Дайте задание Угрюмому, Челноку, Клещу, Косте. Всем старшим групп. С Солдатом я переговорю сам.
Я счел нужным сказать, что уже предпринял кое-какие шаги – просмотрел списки управы, но фамилию Помазина не обнаружил.
Демьян фыркнул:
– Зачем же быть наивным? Зачем ориентироваться на фамилию? Каждого человека характеризует множество мелочей, мельчайших черт. Эти черты могут его выдать.
Походка, взгляд, голос, манера курить, смеяться. Ведь говорил же кто-то, что Дункель имеет привычку с поводом и без него ковырять в зубах? Да, говорил!
– Его знают в лицо Пейпер и Наперсток, – вставил я.
– Наперсток не в счет, – решительно отверг Демьян. –
На нее и ориентироваться не следует.
Девушка опустила голову. Час назад она решительно высказывалась, что будет ежедневно бродить по городу, пока не натолкнется на Дункеля-Помазина. Она была твердо уверена, что обязательно натолкнется.
– И никакого самоуправства, – предупредил Демьян. –
Умереть никогда не поздно. Это первое, чему мы научились. А Дункеля найти во что бы то ни стало. И взять живым. Мертвый он нам не нужен. И сюда его, сюда, к нам.
Тут мы с ним поговорим.
Он сказал «к нам, сюда», имея в виду убежище, вернее,
«Костин погреб», где укрывался сейчас, кроме Наперстка, и сам Демьян. Из лесу ему удалось перебраться в город еще до Нового года. Обстановка требовала сближения руководства с основными силами подполья.