В этом лагере мы провели шесть недель в ожидании начала сезона верблюжьих караванов. Портнягин, вернувшись из Чьанг-ма с двадцатью мулами, отправился в Махай, в Цайдаме, чтобы купить верблюдов для похода в Тибет. Я не буду описывать повседневную жизнь лагеря. Большую часть времени мы проводили в экскурсиях по соседним горам. Горы Хунгу были известны своими золотыми приисками, где работали китайские крестьяне, которые приезжали сюда каждое лето и проводили здесь два месяца, промывая золотоносный песок в горной реке. Здесь они жили в пещерах, вырытых в горных склонах, и всячески избегали контакта с местными монголами, которые с подозрением наблюдали за деятельностью золотоискателей.
Чтобы увековечить место лагеря, профессор Рерих решил соорудить ступу, и наши монголы сами занялись приготовлением камней и кирпичей, и вскоре величественное сооружение ступы возвышалось между палатками.
Портнягин привел из Махайя стадо из сорока двух великолепных верблюдов, которых отослали пастись на целый месяц в горы Шараголджи. Отъезд в Тибет был назначен на 19 августа.
28 июля к нам неожиданно присоединился полковник Н.В. Кордашевский, путешествующий по Гоби из Пекина и задержавшийся из-за неспокойного положения в Китае. До нас дошло известие, что он едет к нам, но никто не знал о его местонахождении. Наконец он добрался до нас и рассказал о своем длинном и опасном путешествии по Гоби и Кансу.
Вечером того же дня почти весь лагерь был снесен потоком воды. Несколькими днями раньше мы слышали странный шум в горах, и местные монголы сказали, что там идут сильные ливни. Вечером 28-го шум усилился, и пока мы успели сообразить, в чем дело, ручей превратился в мощный поток и обрушился на лагерь, унося с собой палатки и лагерное оборудование. Мы сидели в палатке госпожи Рерих, разговаривая с полковником Кордашевским, когда услышали громкие крики доктора: «Вода, вода». Потом последовал треск, как будто гроза разбила лагерь. Мы все выбежали наружу и увидели, что палатки кухни и столовой и моя уносятся потоком воды, а на месте берега скоро образовалось глубокое и широкое русло. Мы все бросились спасать палатки и провели почти два часа по пояс в воде, борясь со страшным потоком. Благодаря невозмутимости и усердию наших помощников, большая часть багажа и все три палатки были спасены. Много небольших вещей было унесено потоком, и они погрузились глубоко в песок.
Спустя три часа вода внезапно убыла, и ручей снова стал прежним, небольшим, но с грязной водой. Но ландшафт полностью изменился. Участки с зеленой травой перед лагерем, где недавно паслись наши лошади и мулы, были покрыты толстым слоем песка. Поток прорыл глубокий канал в песчаном склоне, и в долине образовалось несколько грязных озер. Река Шара-гол затопила долину и снесла много монгольских поселений, скота и овец. Монголы говорили, что не помнят подобного по силе наводнения. Многие из них потеряли все, что имели.
7 августа лагерь посетил главный цайдамский лама, или ширети. Он прибыл в сопровождении местной знати и одного чиновника от курлукского князя, который горел желанием познакомиться с нами. Он привез письмо от своего князя, в котором местный старшина предлагал нам свою помощь и верблюдов для путешествия в Тибет. Мы поблагодарили князя за его любезность и сообщили ему, что верблюды уже куплены.
9 августа в лагерь неожиданно приехал чиновник из Синина и сообщил нам о прибытии в Шараголджи официальных властей из Синина с большим эскортом. На следующий день мы увидели группу всадников, приближающихся к лагерю. Местные монголы сказали нам, что чиновник из Синина, тьунг-ших, хочет получить от нас большую сумму денег, а если мы откажемся заплатить, он попытается остановить экспедицию силой. Это, по-видимому, было результатом неверной информации, данной чиновникам некоторыми из уволенных помощников. Весь лагерь перестроился на военный лад. Мы решили разрешить въехать в лагерь только официальному представителю, его же люди должны были оставаться и ждать за пределами лагеря. С несколькими вооруженными людьми я занял позицию за пределами лагеря, чтобы остановить чиновника и его отряд. Флаг нашей экспедиции развевался над палаткой профессора Рериха, а Портнягин с винтовкой стоял на часах у флага. Профессор Рерих и остальные члены экспедиции собрались в палатке-столовой, где было намечено проводить переговоры. Остальной персонал каравана получил приказ постоянно перемещаться с винтовками по лагерю, создавая впечатление, что у нас большое количество вооруженных людей.
Прибывшему тьунг-шиху и его эскорту было вежливо, но твердо предложено сойти с лошадей. Солдаты должны были остаться за пределами лагеря, охраняемые несколькими нашими вооруженными людьми. Чиновник и его люди были ошарашены нашим твердым поведением и безоговорочно подчинились. Солдаты остались за лагерем, а тьунг-ших, сопровождаемый мною, прошел в лагерь, где был встречен профессором Рерихом и остальными членами экспедиции. Ему предложили сесть в палатке лицом к открытому входу, чтобы он мог видеть, что происходит снаружи. Всякий раз, когда он смотрел наружу, он видел группы наших людей, проходящих или едущих верхом на лошадях. Эти перемещения вооруженных людей длились в течение всего визита официального представителя. У него создалось впечатление, что у нас имеется на менее двухсот человек, и если он позовет на помощь своих солдат, то мы тоже достаточно сильны. Он проверил наши паспорта и нашел, что все в порядке. Во время длительной беседы чиновник расспрашивал нас о дальнейшем пути и под конец выдал нам удостоверение, разрешающее провозить багаж по территории, принадлежащей правителю Синина.
Южная граница Синина, или район Чьинг-хай, проходила в Джекундо, в Тибете, и тьунг-ших сопроводил нас своей бумагой и заверил, что она будет помогать на всей всей территории Джекундо. Мы должны были заплатить небольшую сумму в качестве пошлины за верблюдов, и тьунг-ших покинул лагерь, заверив о своих лучших намерениях. Интересно отметить, как молва растет в Центральной Азии. Этот эпизод с официальным представителем Синина превратился в легенду, в которой рассказывалось, что китайская армия пришла в Шараголджи, чтобы захватить лагерь и что иностранцы отразили все атаки китайцев, которые даже понесли большие потери. Китайский торговец слышал эту историю в Махай, находящемся в пяти днях хода от Шараголджи.
За несколько дней до отправления произошло странное событие, взволновавшее всех наших монголов. Был прекрасный, вечер в широкой долине Шара-гол при заходящем солнце расстилался фиолетовый туман. Остроконечные вершины гор сверкали за рекой и создавали контраст темным теням долины. Это была типичная картина заката солнца в высокогорной части Центральной Азии, которая никогда не перестанет поражать путешественника богатством красок. Песчаная равнина перед лагерем лежала в безмолвии, и только монгольские стада двигались к своим селениям Вдруг вдалеке появился всадник. Он скакал быстро, и было видно, что его монгольская лошадь устала. Очевидно он ехал издалека. Он примчался в наш лагерь и попросил разрешения поговорить с руководителем экспедиции в палатке На вопросы дежурного часового он отказался отвечать, не назвал ни своего имени, ни намерений. Этот таинственный странник был молод, одет в роскошный шелковый халат, отороченный золотом и парчей. Никогда мы не видели человека так великолепно одетого. Казалось, он сошел со старинной тибетской картины, изображающей королевских жертвователей, приносящих дары Будде — льву среди людей. Одна такая картина имеется во Внутренней Азии. Человек этот мог бы быть и главарем разбойничьей банды, который приехал разведать о силах экспедиции. Его провели в палатку.
Как только он вошел, он начал быстро говорить. Казалось, он был очень подавлен. По его словам, наша дорога была полна опасностей: семьдесят хорошо вооруженных всадников стоят наготове, чтобы напасть на экспедицию в горах, к югу от Цайдамских болот. «Дальше в Элису-дабан дорога открыта для вас, — сказал этот человек, — но на перевале таится опасность», — и он беспокойно потряс головой. Он был уверен, что мы должны были устранить опасность. Затем он ушел, а мы не успели и заметить этого. Внезапное появление странного незнакомца вызвало переполох у наших монголов, но никто не знал, кто он и откуда приехал. И все-таки его предупреждение было серьезным, и требовалось принять меры предосторожности.
Несколько последних дней перед отправлением мы были заняты делами, которые надо было закончить. Мы наняли новых рабочих и увеличили охрану в связи с тем, что стали поступать беспокойные известия с китайско-тибетской границы, где шла междуплеменная война. Лошади и верблюды были в превосходной форме после нескольких недель полного отдыха на хороших пастбищах.
18 августа руководитель экспедиции совершил окончательный осмотр багажа и животных. Отправление было назначено на завтра на 6 часов утра.
К северо-востоку от Тибета протянулись обширные пустынные пространства. В этом изолированном районе летом очень жарко, а зимой холодно. Это место носит название Ца-дам, что означает «Соляные болота», более известное в Монголии, как Цайдам. Эти страшные соляные топи тянутся более чем на двести миль с запада на восток и расположены на высоте около 8000 футов над уровнем моря — безжизненная земля непроходимых соляных озер и бездонных соляных ям, опоясанных сыпучими песками и хребтами песчаных дюн. На западе она граничит с высоким пустынным плоскогорьем, называемым местными кочевниками Сертангом. На востоке она постепенно поднимается к плато Коко-нор. На севере и на юге ее естественные границы образуют бесплодные и разрушенные ветром горные хребты. На севере — мощная горная гряда, относящаяся к Нань Шаньской системе, на юге — горная страна постепенно поднимается к высокогорью северного Тибета. Растительность в долинах рек скудная. Остальной район — горные склоны, обширные лессы и щебнистые равнины с типичной пустынной флорой, свойственной Центральному Гоби. Эта непривлекательная страна со скудными пастбищами населена монгольскими племенами, кхошутами, которые заселили этот район в начале XVII века, когда отважный Богдо Гуши-хан (монгольское обозначение китайского титула куо-шин) ввел свои войска в Коко-нор и Лхасу и лишил трона последнего царя Цана, таким образом, установив священное владычество в Тибете.