Мы расположились лагерем на берегу Буре-йин-гола. Нас навестили монголы, возвращающиеся из Лхасы, и сообщили, что тибетские заставы находятся к югу от гор Дунгбудра. Я отправился на разведку и обнаружил, что местность покрыта густыми зарослями можжевельника и все подступы к лагерю были закрыты ими.
На следующий день мы совершили короткий переход в семь миль вдоль Буре-йин-гола. Тропа шла вдоль берега реки и иногда поднималась на речные террасы. Мы миновали несколько ячменных полей, возделываемых теиджинерскими монголами. Там встретили несколько монгольских женщин и мужчин с лопатами верхом на лошадях. Мы разбили лагерь на берегу той же реки, которая вдруг стала широкой, а ее русло проходило по каньону, похожему на долину.
9 сентября мы снялись часам к 6 вечера, чтобы пройти надоевшую пустыню, протянувшуюся между оазисом Буре-йин-гола и горами Нейджи-Андак. Путь проходил по дну пересохшей реки, а затем по невысокой речной террасе, и вскоре мы вышли на песчаную равнину, называемую местными монголами «Глен-шала». Мы пересекли равнину в юго-юго-западном направлении и после двухчасовой езды подошли к реке Нейджи, текущей среди террас, которые возвышались до семидесяти футов. Наш караван верблюдов, выступивший двумя часами раньше, возможно, следовал по другому пути, находящемуся на западе от нас. Внезапно вдалеке в темноте мы заметили несколько костров. Это не мог быть наш караван, который шел впереди нас и приближался к ущелью Нейджи. Портнягин и я поехали на разведку к кострам и, к нашему удивлению, обнаружили, что, действительно, это был наш караван верблюдов, который расположился на ночь, опасаясь бандитов. Монгол проводник отказался идти дальше. Мы распорядились людям навьючить верблюдов и немедленно продолжать путь. Проводник очень отказывался и заявил, что он поведет караван только при одном условии, что кто-то еще и я будем ехать впереди каравана и предупреждать об опасности. Полковник и я поехали впереди каравана, внимательно осматривая ближайшие холмы. Мы проехали мимо трех тел монголов и двух коней. У одного из них была большая сабельная рана на голове, а двое других умерли от пуль. У одной лошади был разрублен бок, другая была застрелена в голову. С людей была сорвана одежда, и грабители выкололи им глаза. Зрелище было ужасное, и наши монголы были удручены, за исключением торгутов, которые хладнокровно рассматривали тела и заметили, что каждый нашел свою смерть. Нам сообщили, что впереди лежат тела шести голоков, и я особенно хотел их посмотреть, чтобы установить, к какому племени они принадлежат. Но наш поиск не дал результата. Было темно и, возможно, голоки забрали мертвых, согласно традиции. Песчаная поверхность равнины все еще носила следы жестокого боя, на земле было много следов от копыт скачущих лошадей. Осмотрев эти следы, каждый мог легко описать этот бой. Голоки спрятались за небольшими холмами и оттуда напали на приблизившуюся монгольскую милицию. Последовала атака, и трое монголов, тела которых мы видели, были убиты. Затем милиция атаковала голоков на вершине холма, где произошла короткая кавалерийская схватка, после которой голоки ускакали в горы, а монгольская милиция преследовала их.
После пересечения песчаной равнины мы вошли в ущелье Нейджи. Река Нейджи текла в глубоком каньоне с высокими террасами. Мы остановились в час дня в узкой долине, называемой Цайган-удзур. Транспортные мулы нагнали нас, но было слишком поздно ставить палатки. Мы провели ночь под открытым небом. Ночь была отвратительной, а к утру заморосил дождь. В полумиле от лагеря отдыхал наш караван верблюдов. Тибетский нирва внезапно почувствовал себя хуже, и ответственный за караван подумал, что лучше на ночь остановиться и сообщить об этом нам. На следующее утро мы снова отправились в путь, утомленные почти бессонной ночью. Мы шли путем, по которому прошел Н.М.Пржевальский во время своей третьей центральноазиатской экспедиции, В.В. Рокхилл в 1891–1892 гг. и Г Ц. Цыбиков в 1899 г. Спустившись с перевала Кано (12900 футов), мы преодолели ряд песчаных гребней, спускавшихся к реке. Местность была абсолютно лишена растительности. После трех миль пути мы достигли реки Нейджи, протекающей между высоких, почти вертикальных берегов. Окружающие горы были покрыты пеленой тумана после снежного шторма, который бушевал накануне. Путь снова уходил от Нейджи-гола и шел через высокое песчаное плато. Около одиннадцати часов дня мы достигли места, названного Шугу-ерге, расположенного на Шуге-йин-голе. Отсюда тропа вела некоторое время вдоль Шуге-йин-гола и здесь, на берегу реки, мы сделали небольшой привал.
Во время нашего перехода Шуге-йин-гол была полноводной. Она стекала с гор Шуге-йин-ула, возвышающихся к юго-востоку от долин Нейджи. По течению реки проходит и дорога на Синин, которой часто пользуются банды панагов и голоков. От Шуге-йин-гола мы прошли вниз по песчаному отрогу с огромным количеством камней, которые завалили реку, и потом снова спустились в долину реки Нейджи. Мы встали лагерем на травянистой площадке с несколькими ивами, названной Сайн-тохой или Ногон-тохой (Цаган-тохой у Пржевальского и Рокхилла). Это место оказалось излюбленной стоянкой для караванов, о чем свидетельствовало множество кострищ и кучи верблюжьего и ячьего навоза.
Монгол-проводник предупредил нас о необходимости усиленного ночного дежурства, и я провел всю ночь на речной террасе, не спуская глаз с тропы, идущей от долины Шуга. Также была поставлена усиленная охрана около лошадей и мулов. Верблюдов обычно привязывали к кольям. Голоки почти никогда не крадут верблюдов, потому что с ними трудно уйти, и обычно угоняют лошадей и мулов. Хорошая защита от воров — отрезанные хвосты у лошадей. У кочевников Центральной Азии считается позором ездить на лошади с коротким хвостом. Я знаю случай в Монголии, когда банда конокрадов напала на табун, принадлежащий русскому купцу. Самые лучшие лошади были с обрезанными хвостами, потому конокрады их не тронули, зато угнали всех лошадей с длинными хвостами и гривами.
11 сентября мы выступили рано, перейдя вброд реку. На противоположном берегу тропа поднялась на крутые утесы и вышла на широкое песчаное плато, в котором река прорезала глубокий и узкий каньон. Низкий каменистый отрог, подступающий к реке, известен под названием Коко-тоно (11910 футов) и был описан Цыбиковым и Рокхиллом как очень трудная часть дороги. Несколько лет назад к прибытию высокого ламы, проезжавшего в Цайдам, этот путь был значительно улучшен. Местные монголы пытались перекинуть через реку мост, чтобы сократить путь, но из этого ничего не вышло: работа вскоре была заброшена из-за того, что не хватило строительных материалов. Мы видели сваленные деревья, разбросанные по берегу.
Пройдя утесы отрога Коко-тоно, мы преодолели ряд низких песчаных гребней и спустились к реке Нейджи, которая теперь протекала по широкой однообразной низменной долине. После перехода в пятнадцать миль мы остановились для отдыха в месте, названном Буду-тохой — широком участке земли, покрытом травой и густыми ивовыми зарослями.
Приближаясь к этому месту, г-жа Рерих неожиданно заметила в зарослях несколько верблюдов и людей. Полковник и я отправились сразу же на разведку окрестности. Мы ожидали встретить паломников или пастухов. К нашему удивлению, в ивняке никого не было, но нам удалось обнаружить затоптанные костры, оставленные несколько часов назад. Кто были эти люди? Путешественники или пастухи, или может быть разбойники, выслеживающие нас? Мы прочесали берег реки и ивовые заросли, но все безрезультатно. У берега реки мы обнаружили свежие следы лошадиных копыт. Лошади не были подкованы; и всадники, по-видимому, переходили реку вброд. Мы решили удвоить на ночь караульных и составили план обороны нашего лагеря на случай ночного нападения. К вечеру другая группа наших людей обследовала ближайшие окрестности, но вернулась ни с чем.
Наш следующий переход был в Нейджи-Андак. Путь проходил вдоль берега реки на протяжении нескольких миль, затем вышли на открытое обширное каменистое пространство. Рядом с долиной мы неожиданно увидели пару диких яков. Казалось, прекрасная возможность попытать счастье, и мы решили воспользоваться случаем. Все были верхом на лошадях, а несколько наших монголов были опытными охотниками. Животные спокойно паслись и не замечали наших всадников, которые стали окружать их широким кругом. Когда круг замкнулся, двое лучших наших стрелков подъехали к якам, прицелились и одновременно выстрелили. Один из яков был ранен и упал на колени, но тут же вскочил и пригнул свои страшные рога. Мгновение замешательства — и оба животных кинулись на охотников. Всадники быстро уклонились от них. Яки бежали на меня. Расстояние было около сотни ярдов, и я выстрелил. Одно из животных упало, а другое понеслось в сторону гор. Я подумал, что животное мертво, и медленно подъехал к нему. К моему большому удивлению, раненный як вскочил и стал быстро удаляться. С необъяснимым проворством дважды раненный як стал взбираться на горы и вскоре исчез из виду. За яком тянулся кровавый след, кровь была и на скале. Охотники нередко преследуют раненых животных сутками, прежде чем удастся добить их или найти их мертвыми.
Около нашей стоянки мы опять обнаружили следы от костров, оставленные несколько часов назад. Очевидно, кто-то двигался впереди нас. Навоза вблизи не оказалось, следовательно, это был не караван. Возможно, это была небольшая группа из двух или трех человек, следивших за нашим передвижением. Мы снова усилили охрану и приняли все меры предосторожности на случай внезапного ночного нападения.
13 сентября произошло ожидаемое столкновение. День был пасмурный, над горами нависли тяжелые серые тучи. Караванная тропа шла по правому берегу реки Нейджи. Среди громоздящихся облаков и тумана нам открывался вид на снежные вершины и ледники горной цепи Марко Поло, белевшие вдали. В этот день экспедиция двигалась в обычном режиме. Впереди колонны ехал небольшой авангард с европейским командованием, затем — руководитель экспедиции с остальными членами, европейцами, и несколько монголов к