Портнягин все еще страдал, и снова заболел полковник. Похоже было на то, что мы не сможем проделать длинный и трудный путь и придется добираться в Индию самым коротким маршрутом. После отъезда губернаторов мы серьезно принялись за упаковку своих яхтанов, ремонтом седельного снаряжения и починкой палаток. 18 января в Шаругон прибыло несколько яков от кочевников паоро. За одну сотню вьючных яков мы должны были бы заплатить две сотни нгу-сангов. Лошадь стоила двадцать пять нгу-сангов, так как в регионе почти не осталось лошадей. Мы решили ехать на своих лошадях, шестнадцать из которых были в состоянии продолжить путь. Майор, сильно потрясенный смертью своей жены, не проявлял никакого интереса к работе. День был занят почти безнадежным делом — извлечением из грунта железных палаточных кольев, которые сильно вмерзли в него, и нам пришлось оттаивать землю огнем.
19 января все встали очень рано. День обещал быть прекрасным. Распределив багаж среди старшин, которые снабдили караван яками, тронулись в путь. Так закончилось четырехмесячное пребывание на земле Хора. Полковник был все еще очень слаб и просил нас оставить его в Шаругоне дожидаться своей смерти, но мы убедили его сесть на лошадь и попытаться следовать за караваном.
Монастырские ламы и собравшиеся старшины попрощались с нами у ворот монастыря. В десять часов мы достигли Чу-на-кхе и проехали место нашей прежней стоянки. Пронизывающий юго-западный ветер дул в лицо, затрудняя продвижение. Тут мы узнали печальную новость о том, что один из сопровождвших нас лам внезапно скончался, когда собирался сесть на своего яка. Он очень страдал во время задержки, и постоянные волнения ослабили его сердце.
Мы остановились севернее Тасангла, около замерзшего ручья. Разбив палатки, мы заметили поблизости два лагеря голоков. Они оказались паломниками, идущими в Лхасу. Пришлось принять меры предосторожности, но ночь прошла спокойно, голоки, очевидно, находились в мирном настроении.
На следующий день нам пришлось прокладывать путь через снежные заносы, которые блокировали Тасангла. Подъем был не крутым, но долгим, и нам потребовалось четыре часа, чтобы достигнуть вершины перевала. Тяжелые тучи закрывали небо. Трудно пришлось якам на перевале, многие вязли в снегу и не могли двигаться, лакто, или погонщикам, приходилось вытаскивать их — утомительная работа на этих высотах. Лошади проваливались по колено в снег. На вершине перевала мы догнали ламу голоков. Бедняга пробивался сквозь снег, его лошадь пала при подъеме на перевал. Несколько караванов с чаем из Синина также застряли на перевале; неспособные двигаться дальше, все караванные животные погибли.
В некоторых местах спуск был крутым. Узкая долина, населенная хорпами племени паоро, простиралась с северо-запада на юго-восток. По направлению к Нагчу тянулись бесконечные цепи гор, покрытые снегом. Долина, в которую мы спустились, пестрела стоянками лам Амдо, совершающих паломничество в Лхасу. Чтобы покрыть расстояние от Кумбума до Нагчу, им потребовалось восемьдесят дней. В поисках стоянки мы прошли немного дальше, но так как было уже поздно, то пришлось разбить лагерь на склоне холма, выходившего на юго-западную часть долины, где не было ни воды, ни травы для животных. Снег лежал слоем в два фута, и было невозможно отыскать какое-либо топливо для костра. После безуспешных поисков мы решили добыть немного аргала в долине.
На следующий день мы миновали Цомра, где была задержана экспедиция Филчнера. Все покоилось под снегом, и нигде не было видно скота. Караван голоков следовал за нами. Некоторые из них посетили нас — сильные, высокие люди с грубыми чертами лица. Старшина паоро, который сопровождал нас в Нагчу, был обеспокоен их приходом и сообщил голокам, что им следует быть очень осторожными, поскольку я являюсь крупным лхасским чиновником, сопровождающим американскую миссию. Мое знание тибетского и огромная меховая шапка помогли поддержать неожиданную маскировку. Голоки преподнесли мне хатык и удалились из нашего лагеря. Некоторое беспокойство голоки нам все-таки доставили. Они и местные солдаты перекрикивались всю ночь. «Ки-ху-ху», — в морозном ночном воздухе раздавался крик голоков, и «ха-ха-ха-ха», — звучал протяжный крик наших хорпов. Этот дьявольский концерт взаимного доверия продолжался до рассвета.
Ночью нам довелось пережить необычайно сильный мороз. Термометр показывал -50 °C. Некоторые из нас совершенно промерзли. На следующий день мы проехали несколько поселений кочевников, окруженных трупами павших яков и лошадей. У нескольких палаток насчитывалось до сорока мертвых яков. Голод и снегопад произвели в области ужасное опустошение. Перейдя небольшой перевал, мы достигли широкой долины, к югу от которой уловили первые отблески сияющих пиков горной цепи Шанг-шунг.
После перехода долины некоторое время мы пересекали гребень горы и остановились на берегу реки Наг. Снег покрывал землю слоем около пяти футов, и мы потратили несколько часов, очищая место для палаток. Проводник сообщил, что мы могли бы достигнуть Нагчу в тот же день, но лучше бы остановиться здесь, поскольку животные были очень утомлены и мы уже потеряли несколько яков. Ночью снова испытывали сильный холод, но поскольку суточный переход должен был быть коротким, оставались в палатках до десяти часов утра и двинулись в путь, когда солнце достаточно прогрело воздух. Даже коньяк во фляге доктора замерз.
Обогнув скалистый отрог, мы увидели на другом конце долины город Нагчу. Его монастырь, возвышающийся темной массой, был ясно видим в фиолетовой дымке зимнего утра. После часового перехода дошли до места. Доньеры дзонга встретили нас перед городом и проводили к полуразрушенной постройке, самой лучшей и наиболее просторной в Нагчу, за исключением монастыря и дома губернатора. Фотография, иллюстрирующая текст, даст достаточное представление о новой штаб-квартире экспедиции. В доме имелись шесть сырых комнат. Окна были закрыты китайской бумагой, натянутой на рамы, стены покрывала дешевая красная ткань. Потолок был густо обмазан жидкой смолой, постоянно капающей и оставляющей на нашей одежде и принадлежностях темные пятна. Полковник чувствовал такое отвращение к новой квартире, что предпочел остаться в своей палатке, разбитой на внутреннем дворе. В комнатах не было печей, но нам пообещали поставить их через несколько дней. Мы подняли на воротах американский флаг и каждый вечер собирались толпы людей, чтобы посмотреть на то, как его спускают на ночь.
Район Нагчу, названный по имени реки Наг, берущей начало из озера Амдо тшо-нак, находящегося на расстоянии около пятидесяти миль к северо-западу, занимает огромную территорию на высоте в среднем пятнадцати тысяч футов к северу от перевала Шанг-шунг в горной цепи Ньенчен Тангла. На западе он граничит с узкой полоской земли, принадлежащей провинции с названием Чо-хор, которая принадлежит монастырю Сера в Лхасе. На юго-западе он граничит с районом Дам, относящимся к провинции Цанг. К северо-западу он простирается далеко к области Амдо тшо-нак и граничит с Намру. На севере район тянется до перевала Тасанг, затем соприкасается с узкой полоской территории, протянувшейся от перевала Тасанг до перевала Кхамронг (высокогорная долина Чу-на-кхе и окружающие холмы), которая управляется верховным комиссаром Хора. Долина Шенгди севернее перевала Кхам-ронг и местность севернее Шенгди тянутся до реки Чумар, или Напчиту улан-мурен, протекающей по тибетскому нагорью, и снова являются частью района Нагчу. Такие районы, в которых одна часть отделяется от другой полосками земли, принадлежащими третьему району, являются характерной особенностью местного тибетского управления и одним из самых больших препятствий для путешественников, которым на пути приходится менять свой транспорт.
Нагчу дзонг расположен приблизительно в ста пятидесяти милях к северу от Лхасы на реке Наг, в широкой долине, окруженной низкими холмами. Караваны яков достигают Лхасы за четырнадцать дней, а конные посыльные покрывают расстояние за четыре-пять. Зимой, когда перевалы занесены снегом, требуется восемь дней. Весь район контролируется лхасским монастырем Дрепунг и управляется доверенным лицом ламы в звании дзедрунга, который всегда является представителем монастыря. Доверенный ламы называется кхан-по и считается условным настоятелем монастыря Шабден в Нагчу. Правительство назначает гражданского чиновника, или нанг-со, который обеспечивает интересы правительства и помогает доверенному ламы управлять районом. Само место представляет собой пестрое сборище, состоящее приблизительно из восьмидесяти домов типично китайско-тибетской архитектуры. Французские лазаристские отцы М.Хук и М.Габет, посетившие это место в 1845 г., подробно описали его. Немногое изменилось с того времени. В центре расположен монастырь Шабден, условно имеющий не менее трех тысяч обитателей; фактически же там проживают только сто восемьдесят человек. Это обычная история тибетских монастырей: каждый имеет официальный список, в который занесены имена всех монахов, но количество зарегистрированных лам никогда не соответствует действительному числу проживающих. Монастырь состоит из молитвенного зала, или ду-кханга, на втором этаже находятся комнаты, отведенные под личные покои Его Святейшества Далай ламы и Его Святейшества Таши ламы, из храма (лха-кханга) с большой статуей Будды Майтрейи, двухэтажного дома старшего ламы монастыря и нескольких других построек вокруг центрального двора с помещениями для лам. Снаружи находится храм, посвященный религиозному покровителю района. Доверенный ламы, или кхан-по, Нагчу живет в монастыре, занимая двухэтажное желтое здание с небольшим передним двором, где обычно казнят преступников. К северо-западу от монастыря, на другом берегу реки Наг, находится небольшой женский монастырь и еще несколько домов, которые известны как отшельнические жилища, принадлежащие монастырю Шабден. В Нагчу есть несколько лавок, принадлежащих лхасским торговцам, которые торгуют дешевыми английскими, немецкими и японскими товарами. В обмен торговцы получают местные изделия, главным образом шерсть, которую позже отправляют в Лхасу и дальше в Чумби и Индию.