— Мама умерла.
Танец закончили в молчании. Король повернулся, чтобы пройти сквозь строй приготовившихся к атаке просителей, но Ирабиль удержала его за рукав.
— Папа, а если я полюблю человека? — и затаила дыхание, ошалев от собственной смелости.
Эмарис остановился, глядя на дочь. Принцесса, нахмурившись, ждала ответа.
— Его жизнь промелькнет перед тобой, как молния, — сказал король. — А если ты сделаешь его подобным себе, то не сможешь быть с ним.
— Почему? — Глаза принцессы раскрылись слишком широко. Король заметил в них испуг, и мысленно застонал. Ну почему, почему так рано?
— Потому что он станет твоим сыном, Ирабиль. Я не могу этого объяснить, а ты не сможешь понять. Это можно лишь ощутить за миг до того, как свершится обращение. Ни он не захочет разделить с тобой жизнь, ни ты этого не захочешь. Поэтому — держись от людей так далеко, как только можешь.
Одна, совсем одна посреди забитого вампирами зала, девочка не могла совладать с дыханием. Душили слезы. Подавив рыдание, Ирабиль остановила сердце. Миг — и все стало иначе. Ушла боль. Изящным танцевальным движением принцесса подскочила к слуге, взяла с подноса пробирку и осушила. Кровь приятно вскружила голову, и вот принцесса, улыбаясь, танцует с лордом Олтисом. Бал продолжается.
Первая смерть от малокровия постигла Сатвир в конце лета. Умерла взрослая женщина, которой до выхода из возраста донации оставалось всего-то пять лет. По слабости здоровья она за всю жизнь не выносила ни одного ребенка, и скорбел по ней только муж. Староста Лакил, как полагалось, засвидетельствовал смерть и лично отвез тело в город. Потянулись дни ожидания. Но все так же шли повестки, все так же лилась кровь из человеческих вен в ненасытную пасть лорда Эрлота.
Бледные злые люди собирались в доме у Саната каждый день. Говорили мало, потому что все уже обсудили. Но им было важно встречаться, видеть друг друга и читать на лицах соседей уверенность. Муж умершей женщины тоже присоединился к собранию, хотя раньше посмеивался над «горе-вояками», как называл общество Саната. Теперь смеха не осталось. Он выслушал все, что говорил Санат, и получил немного чеснока у матери Саквобета и Ареки.
Однажды утром, выйдя из дома, Левмир увидел щетину стрелок чеснока, пробивающихся из грядочек под окнами. Стоял и смотрел, как медленно лезет из земли смерть. Мальчик направился к Санату, и такую же поросль увидел у него под окнами.
Санат принял Левмира как всегда — с улыбкой.
— Заходи, сосед, — сказал он. — Чай будешь?
Левмир отказался от чая. Сел на предложенный стул и высказал Санату свои опасения:
— Они ведь всех убьют, да?
Санат, нахмурившись, смотрел на мальчика. Видно было, что тема ему неприятна, но отказаться отвечать он не может.
— Почему так решил? — спросил он.
— Но это же глупость. То, как ты рассказывал о вампирах… Тогда, в первый раз… И неужели их остановит чеснок? Или семечки? Или круг?
— Важно верить в то, что ты делаешь. Потому что то, что ты делаешь, и есть ты.
Больше Санат ничего не сказал мальчику, и тот тоже промолчал. Он не сказал о том, что на одно из ставших регулярными свиданий с И принес головку чеснока. Результат оказался скромным: перед рассветом девочка сморщила нос и чихнула. «Воняет от тебя какой-то гадостью, — заметила она. — Сходил бы помылся, что ли!»
Левмир встречался с ней каждую неделю, но порой ему казалось, что И приходит в лес рядом с деревней едва ли не каждую ночь. Он чувствовал ее присутствие, а иногда даже видел, засыпая, ее силуэт в раскрытом окне. Тем не менее, они никогда не расспрашивали друг друга. Левмир каждое утро после встречи с И пытался вспомнить, о чем они говорили, и не мог. Сказочная девочка пела, танцевала, смеялась. Иногда, взявшись за руки, бродили по лесу. Однажды И показала огонек в ладонях. Левмир попросил подержать, и голубое пламя горело у него в руках, покалывая пальцы. И тогда очень удивилась, но вскоре огонек погас.
Порой они просто лежали на траве и смотрели на звезды.
— Хочу достать звезду оттуда! — заявила однажды И.
— Хочу взлететь и посмотреть на звезды поближе, — сказал почти одновременно Левмир. Они переглянулись и рассмеялись.
Левмир часто хотел спросить ее о вампирах. Он не понимал, почему ее руки теплые, хотя вампиры должны быть холодными. Когда она смеялась, Левмир видел ее белые ровные зубки, которые совсем не напоминали клыки. А однажды… Однажды И принесла бидон с горячим шоколадом и две кружки. Они прекрасно провели ночь, попивая вкусный напиток и болтая о всякой ерунде, которая приходила в голову. Левмир так и не понял, почему И снова и снова восторгается тем, что сумела принести сюда бидон. Зато увидел, что она с удовольствием пьет шоколад, а не кровь.
— Что ж ты за вампир такой? — не выдержал Левмир.
— Маленький! — тут же откликнулась И, будто ждала этого вопроса. Она показала, сдвинув большой и указательный пальцы, что-то очень маленькое и рассмеялась. Больше на эту тему не заговаривали.
После первой смерти последовали новые. Сначала — еще две женщины, потом начали умирать дети. Левмир и раньше ни с кем не дружил близко, а после знакомства с И вовсе отстранился от сверстников. Но даже так ему было больно и страшно смотреть на повозку, вывозящую гроб из деревни в город. Плачущие родители прощались с телом здесь. В городе ребенка ждала печь.
Провожая взглядом одну из таких повозок, Левмир сжал под рубахой ставший ненавистным медальон. Да, Левмир жив. Да, он хотел жить и не хотел умирать. Но сейчас чувствовал себя подлецом, будто победил в игре, сделав подножку сопернику. Почувствовал чей-то взгляд. Со своего двора смотрел Санат — мрачный, непреклонный. Санат мотнул головой в ответ на невысказанный вопрос мальчика. Этот вопрос он задал И:
— Я могу дать медальон кому-нибудь другому?
Он думал в этот момент об Ареке, которая очень плохо переносила донации. Если и держалась на чем-то, так это на регулярных походах в «Питейное» с Санатом и Левмиром. Санат угощал каждый раз, так что Левмир даже не представлял, сколько же у него денег.
— Почему? — удивилась И.
— Многие… умирают, — ответил мальчик.
— Скоро все закончится, — сказала И. — Потерпи.
— Закончится? Как? Ты знаешь о восстании?
Девочка кивнула. Выражение лица ее стало отсутствующим, она не смотрела в глаза Левмиру.
— Расскажи, что будет? Что значит «все закончится»? — не отставал Левмир.
— Не могу, — шепнула И. — Не делай так.
— Как?
— Так не должно быть. Есть ты, есть я, есть эта полянка, бревно, ручей и звезды. А больше ничего нет. Носи медальон, не отдавай его. Я хочу, чтобы ты был здесь.
— Зачем?
— Без тебя никого нет, — чуть слышно сказала И.
Левмиру показалось, что она плачет. Шагнул к ней, и девочка спрятала лицо у него на груди, как в тот раз, на берегу. В этот момент действительно не было ничего. Волосы И пахли сладкой свежестью летнего утра.
После смерти пятого ребенка отец Левмира собрал жителей на площади посреди деревни и сказал:
— Все.
Он махнул рукой, будто подводя черту. Толпа проводила взглядом его ссутуленную фигуру, не издав ни звука. На следующий день в город никто не поехал. И на следующий тоже. Все в деревне замерло в ожидании. Под окнами крепли, тянулись к солнцу стрелки чеснока.
Глава 8День рождения принцессы
Принцесса Ирабиль открыла глаза, разбуженная солнечным лучиком. Поежилась от света и спряталась под одеяло с головой. По привычке она принялась считать дни до встречи с Левмиром. Осталось всего одна ночь. Принцесса улыбнулась и, окончательно проснувшись, отбросила одеяло. В тот момент, когда босые ноги коснулись мягчайшего ковра, принцесса ощутила жажду. Язычок пробежался по зубам, обнаружив острые клыки. Сердце опять остановилось во сне.
Ирабиль спрыгнула с кровати. Три высоких зеркала поочередно отразили ее, идущую к комоду. В верхнем ящике три пробирки. Ирабиль выпила одну. Тишину комнаты нарушил звук вдыхаемого воздуха. Румянец вернулся на щеки принцессы.
В дверь постучали.
— Папа? — крикнула принцесса.
— Услышал, что ты проснулась. Можно войти?
Принцесса одним прыжком оказалась у зеркала. Отбросила спутанные волосы, вытерла с подбородка капельку крови и с немым упреком посмотрела туда, где растущая грудь с каждым днем все больше приподнимала ткань ночной рубашки. Наверное, из-за этого постоянного смущения Ирабиль останавливала во сне сердце.
— Входи, — сказала, закутавшись в халат.
Дверь открылась, впустив полностью одетого отца. Он улыбнулся дочери.
— С днем рождения, милая.
Глаза принцессы широко распахнулись, рот приоткрылся.
— Только не говори, что ты забыла! — воскликнул отец, всплеснув руками.
— За-бы-ла, — пролепетала Ирабиль. — Погоди, нет… Сегодня…
— Сегодня, сегодня. Тринадцать лет. Целая вечность для тебя, и одно мгновение для меня.
Отец вздохнул. В его глазах принцесса читала грусть, но губы улыбались.
— Спасибо, папа, — сказала Ирабиль.
Она обняла отца и, почувствовав, как его руки сомкнулись у нее на спине, замерла, наслаждаясь этим ощущением. Отец любил ее, но был скуп на ласку. Недавний танец на балу, да это объятие… Когда еще он прикасался к ней с такой нежностью? Наверное, в далеком детстве. Принцесса сказала «спасибо» не только за поздравление. Она благодарила отца за улыбку — пусть и с грустными глазами.
— Я велел накрыть на стол. Ты голодна?
Еще одна черта отца, которая восхищала принцессу. Он ни разу не забыл, что она дышит и растет. Король Эмарис, чье сердце в последний раз стукнуло почти четырнадцать лет назад, а до этого молчало целую вечность.
— Спасибо, — повторила Ирабиль.
— После завтрака прокатишься со мной? Хочу показать тебе Храм.
Принцесса отстранилась от отца. Она не верила собственным ушам.
— Ты покажешь мне его?
— Конечно. Думаю, теперь я смогу увидеть вас вместе.