Ладони, все еще сжимающие самострел, вспотели. На лбу тоже выступила испарина, несмотря на холодный воздух.
— Я не твой отец, как бы тебе не хотелось этого.
— Да я зна…
— Молчи, — осадил его великан. — Я говорю. Той ночью ты потерял все, кроме жизни и девчонки. А теперь ты приносишь в жертву мне и то и другое. Что же думаешь дальше? Так и жить со мной? Держать ее на цепи, как собаку? Выгуливать три раза в день?
— Но ты же сам ее приковал! — вспылил Левмир. — Я говорил, что не надо!
— Нет, — покачал головой великан. — Это ты ее приковал. Поэтому она и не хочет с тобой говорить. Ждет, что ты поймешь.
Левмир молчал, пытаясь найти место словам великана. В чем он его упрекает? Что нужно сделать?
— Я ненавижу всех вампиров одинаково, — сказал великан. — Будь у меня под рукой рычаг, повернув который я уничтожу весь их поганый род, я бы повернул его трижды. Но эта пигалица! — Тут великан улыбнулся. — Она человек. В самом хорошем смысле — человек. И если, как ты говоришь, она всем рискнула, чтобы спасти тебя, то не мне ты должен прислуживать, как послушный щенок.
Левмир молчал. Те слова, что крутились у него в голове, были глупыми. Скажи он их — великан замолчит. Так уже было. Второй ценный урок, который мальчик усвоил у великана, был таким: не знаешь, что сказать — молчи.
— Я держу ее на привязи, потому что не могу допустить, чтобы она выдала мое убежище своим, — сказал великан. — Что ж, она, как может, прибирается, научилась с горем пополам готовить — я мирюсь с ней. Убей я ее — наживу смертного врага в твоем лице. А мне ни к чему враги-люди. Поэтому все остается так, сейчас. Но ты? Тебя-то как может это устраивать? Вот чего я не пойму. Вот почему вампиры наверху, а люди внизу. Люди готовы втоптать в грязь все самое светлое, что у них есть, за кусок хлеба и теплый угол. А вампиры… Они берут силой все, что нужно. За это я их ненавижу, но уважаю.
Помолчав еще немного, великан добавил:
— У тебя свой путь, Левмир, а у меня — свой. Чем раньше ты это поймешь, тем лучше для вас обоих. А теперь пошли, найдем оленя.
Кровавый след провел их через заросли высоких кустов, изломанных несущимся зверем. Олень будто специально выбирал места, где человеку тяжело пройти, но оставлял за собой коридор. Великан шел впереди, и ветки, задеваемые им, больно хлестали Левмира по лицу.
Олень нашелся в овраге. Глаза погасли, могучие бока не вздымались. Левмир увидел обе стрелы.
— В круп зря саданул, — покачал головой великан. — Шкуру попортил. А впрочем, и так хватит.
Он вынул стрелы, перевязал оленю ноги, чтоб не болтались, и с небольшим усилием закинул тушу на плечо. Левмир ахнул от удивления: олень весил не меньше годовалого теленка. Грузно топая по ослепительно-желтому ковру из листьев, великан сказал:
— Через пару дней возьму тебя на другую охоту. Настоящую. Увидишь, чем я занимаюсь, а заодно подумаешь: хочешь ли быть мною.
Остаток дня Левмир учился под руководством великана свежевать и разделывать тушу, превозмогая тошноту и головокружение. Сидя на пеньке, И с любопытством наблюдала за его действиями. Когда же все закончилось, она сказала фразу, от которой Левмир сперва застыл, а потом покатился со смеху:
— Так вот как мясо получается!
Великан тоже рассмеялся. И обиделась. Она ничего больше не сказала, но отвернулась, гордо тряхнув головой. Хотела уйти, но вспомнила про цепь, и лишь дернулась в направлении землянки.
Ужин прошел в молчании. Левмир то и дело посматривал на И, но так и не решился заговорить. Да и что сказать? Нужные слова никак не шли на ум. Ложась спать, он вдруг подумал, что сейчас ему бы очень пригодился совет Саната. Мальчик вспомнил его простую манеру говорить весело о сложном. С этими мыслями он коснулся шнурков на ботинках и замер. Череда озарений пронзила его, заставила содрогнуться.
Санат — предатель! Эта мысль, будто кровью выписанная, висела над всеми остальными. Санат подарил ему ботинки. Ботинки, в которых Левмир ночью бежал через лес, не разбирая дороги. Санат — предатель! Но той ночью он крался к его дому, чтобы спасти. Так кто же он? Друг или враг?
«Как можно даже думать об этом? — шепнул кто-то в голове у Левмира. — Из-за него ты лишился родителей. Их жестоко убили вампиры. Труп отца пролетел мимо тебя!»
Левмир закрыл лицо руками. Слезы просачивались сквозь пальцы, заливали штаны. Мальчика трясло, и он не мог ничего поделать. Рыдания рвались наружу.
Великан спал или делал вид, что спит. Дотлевали угли в печи, землянка тонула во мраке. Совсем один посреди бескрайней ночи, Левмир оплакивал свою несчастную жизнь. Тысячу раз прав проклятый великан! Его Левмир уже чуть не называл папой. А кем же была И? Уж не матерью ли, прикованной к постели из-за безумных донаций лорда Эрлота? Вот так Левмир пытался спастись, вернуть утерянное, вместо того чтобы признать: все кончено. Выплакать положенное и двинуться дальше.
— Папа, — шептал он, вызывая в памяти облик отца. — Мама! — Представлялась добрая мамина улыбка. Их больше не было в мире, пройди хоть тысячу верст, хоть две тысячи!
Маленькие теплые ладошки вдруг коснулись его рук. Левмир не услышал даже бряцанья цепи — И просто оказалась рядом, обняла его и позволила уткнуться в грубую мешковину платья. Сквозь рыдания мальчик слышал знакомый напев, мелодию без слов, будто возвращающую в тот волшебный мир, что окутывал их на маленькой полянке с весело журчащим ручейком и холодно-прекрасным светом луны.
Левмир не заметил, как уснул, убаюканный волшебной девочкой. Когда открыл глаза, она лежала рядом. Великан растопил печь и отворил дверь, впуская утренний свет в землянку. Чем-то гремел, видимо, собирая завтракать. Левмир смотрел на лицо И, освещенное смешанным светом огня и солнца. Приоткрыв рот, девочка тихонько дышала во сне. Можно ли представить кого-то прекраснее? Левмир почувствовал, как глаза вновь застилает пелена слез. Теперь не горя, но гнева.
Вскочил с лежанки, бросился к печке под пристальным взглядом великана. Молоток, зубило. И приподнялась на локтях, ее глаза тоже следили за Левмиром, остановившимся возле нее.
Можно было попросить великана, но Левмир не хотел слов. Он освободил ножку И от одеяла. Брякнула цепь, зубило чиркнуло по металлу, взметнулся молоток. Он бил снова и снова, рыча от напряжения, чувствуя, как металл неохотно подается, разгибается. Наверное, И было больно. Она поджала губы и нахмурилась, но терпела, даже не вздрагивала от пронзительных звуков.
Удар, еще удар, и вот полоска железа отогнулась достаточно, чтобы можно было просунуть руку. Левмир отбросил инструмент. Ладони вцепились в горячее от работы железо. Застонав, он разогнул кольцо. И подтянула ногу и принялась растирать затекшую щиколотку.
— Спасибо, — шепнула она в наступившей тишине.
— Иди, — отозвался Левмир, не глядя ей в глаза. — Иди домой. Я не держу тебя.
Говоря эти слова, снова заплакал. Еще горше, еще страшнее, чем ночью, когда И разделила его боль. Но теперь она не утешала. Девочка бросилась вперед, размахнулась, и ударила Левмира по щеке, потом — по другой. Снова и снова, изо всех сил, что-то крича.
Левмир услышал, как великан закрывает дверь. Стало темнее. Мальчик отшатнулся от разозлившейся И, упал на спину, больно ударившись о дощатый пол.
— Дурак! — орала И, что есть мочи. — Дурак проклятый! Куда ты меня гонишь? Зачем цепь снял? Давай, верни все обратно, раз по-другому не умеешь, человечишка бессмысленный!
Мальчик хлопал глазами, щеки горели так, что слезы мигом высыхали. Зато теперь плакала И. В поисках подмоги Левмир посмотрел на великана, но тот лишь покачал головой, будто осуждая. Но что он сделал не так? Что?
— Я не хочу, чтобы ты сидела на цепи, как собака! — крикнул он, вспомнив вчерашний разговор с великаном.
— Да что ты все «якаешься»? — И вскочила на ноги. — Я тебя… Я с тобой… А ты меня теперь…
Она упала на лежанку и заревела в голос, как маленький ребенок. Разом всю напускную взрослость смыло потоком слез. Только теперь Левмир понял, что происходит. От этого стало немного страшно, но очень, очень прекрасно. Он подполз к девочке, положил руку ей на плечо. И стряхнула ее, но Левмир повторил жест.
— И, — шепнул он ей на ухо. — И, послушай… Я дурак. Думал, ты хочешь вырваться, сбежать, вот и сказал глупость.
И повернулась к нему покрасневшим лицом.
— Я хотела, чтобы ты мне верил! — крикнула она. — Без цепи, просто верил!
— Оставайся, не уходи. Будь со мной всегда. Пожалуйста!
Долго еще могла тянуться эта сцена, если бы не великан. Откашлявшись, он сказал:
— Раз уж все помирились, давайте молча поедим. А потом бегите себе на улицу, в куличики играть.
Глава 13Баронеты
Старый и, кажется, слепой и глухой слуга Атсамы проводил Эрлота к залу приемов. Когда шаркающие шаги старика стихли в недрах коридора, Эрлот прислушался к звукам, доносящимся с той стороны двери. Мужской голос что-то доказывал. Женский раздавался реже, казался усталым. Эрлот толкнул дверь.
Миледи Атсама, подперев кулаком щеку, сидела на троне, который размерами и богатством оставлял далеко позади королевский. Небольшой зал блистал великолепием. Золоченые колонны, ярко-алые шторы на окнах, пестрые ковры под ногами. Перед троном, коленопреклоненный, дрожал человек. Эрлот не сразу распознал в ничтожестве вампира. Совсем юный, не больше десяти лет среди вечных.
Атсама заметила Эрлота и улыбнулась ему, едва заметно приподняв уголки губ. Положение тела осталось неизменным, глаза все так же уныло смотрели на просящего.
— Не могу понять, чего ты от меня хочешь? — спросила она. — В тебе не моя кровь, я не несу никакой ответственности перед тобой.
— Миледи, я прошу вас о милости, — дрожащим голосом говорил вампир. — Герцог Освик заботился обо мне, когда…
— Герцога Освика больше нет, — отрезала Атсама. — Все его владения переданы герцогу Кастилосу. Собственно, я не понимаю, почему ты пришел ко мне.