— Ты этого хочешь?
— Если так надо, — прошептала И. — Чтобы ты жил… Просто… Ты не дойдешь до Реки, Левмир! Человек не сможет…
— Многие пробовали?
На этот вопрос у девочки ответа не нашлось.
— Я пойду туда и не остановлюсь. А ты? Ты со мной, принцесса?
Кивнула. Взяла за руку. Снег заскрипел под ногами. Солнце всходило справа, над лесом, слева простиралось бескрайнее поле, а позади оставалась прежняя жизнь.
Часть 3Новый мир
Вот мы и подошли к основному отличию человека от вампира. Вампиры — одиночки, объединяющиеся лишь внешне. На деле каждый преследует свои цели, каждый по-своему заполняет собственную вечность. Люди же — будто единый организм, вечно обновляющийся. Даже без письменности они умудряются передавать потомкам огромные пласты знаний. Что же станет, дозволь мы им фиксировать знания на бумаге?
Да, у человека нет в запасе вечности, но у людей она есть. Люди сильнее вампира, ибо вампир один, а людей множество. Не будучи частью человеческого общества, вампир обречен познавать мир, опираясь лишь на себя. За каждым из людей — миллионы живых и миллиарды отживших. У вампира есть предел, как и у человека, но у человечества предела нет. В тот день и час, когда люди осознают свое могущество, они найдут способ усадить вампиров в клетки.
Глава 17Следы
— Опять вонь на всю избу развел, — ворчала с печи старуха. — Шел бы на улицу со своей пакостью, пока пожара не случилось.
Староста Тирмад не слушал. Сидя за столом, потягивал крепкую самокрутку. Взгляд прикован к окну. Пусто на улице, солнце еще только-только поднимается. Пустота таилась и в сердце старика. С каждым днем он все грустнел и мрачнел, чувствовались годы.
— Не мое это, — вздохнул Тирмад. — Зря взялся.
Старуха что-то пробурчала, Тирмад поморщился. Давно перестал воспринимать ее, как человека. Так, мебель говорящая, навроде скрипучего стула. Выбросил бы, да привык.
Тирмад вспоминал Лакила, прежнего старосту. При нем деревня жила, к нему ходили за советом, его уважали и боялись. А Тирмад? Старик затянулся в последний раз, пальцы смяли окурок и отщелкнули в сторону. Никто не приходил к нему. И ничего-то Тирмад не делал. Сначала обрадовался власти, ходил по деревне, расправив плечи, покрикивал. А потом вышел случай с Исвирью, и все закончилось. Как бы повел себя Лакил? Да при нем такого и быть-то не могло!
Вытряс кисет на бумажку. Мало табака осталось, всего-то на раз. «Вот и меня тоже ненадолго хватит», — подумал Тирмад, сворачивая папироску.
В дверь постучали. Тирмад вздрогнул, бумажка полетела на пол, рассыпался табак.
— Вот гадство! — воскликнул староста. — Кого там несет в такую рань?
— Небось, беда какая приключилась, — проскрипела старуха.
Тирмад распахнул дверь. Угрюмая гримаса превратилась в радостную улыбку, которая в свою очередь сменилась широко раскрытыми глазами и ртом. Тирмад схватился за сердце. Руки дернулись закрыть дверь, но гость уже вошел внутрь.
— Санат, — захрипел Тирмад. — Как же… Вы… Ваше величество, я…
— Здравствуй, Тирмад, — наклонил голову Кастилос. — Здравствуйте, Овака, — обратился он к старухе.
— Пошел ты отсюда прочь, кровосос окаянный! — каркнула та. — Мало поглумился над людьми?
— Ты что? Ты что? — с кулаками бросился на нее Тирмад. — А ну захлопни пасть свою вонючую! Да я тебя своими руками в колодце утоплю!
Сказав про колодец, староста спохватился. Лицо перекосилось, ноги задрожали.
— Прости, кормилец наш! — шлепнувшись на колени, завопил Тирмад. — Не ведаем, что говорим, глупые мы, темные! Прости!
В дверь просунулся Аммит. Посмотрев на Тирмада, усмехнулся:
— А тебя здесь уважают!
— Не лезь, пожалуйста, — попросил Кастилос.
— Как скажешь. А все ж таки спор ты проиграл, так что давай, не затягивай.
Кастилос подошел к Тирмаду, коснулся его плеча.
— Хватит тебе, старик. Пошли, за стол сядем.
Во главе стола развалился Аммит. Закинув руки за голову, он принялся раскачиваться, с удовольствием внимая скрипу стула. Тирмад сел спиной к окну, а Кастилос — напротив.
— Меня интересует Левмир, — перешел к делу Кастилос. — Что тебе известно о его местоположении?
— Местопо… чего? — захлопал глазами Тирмад.
— Мой друг хотел спросить, где пацан, — перевел Аммит. Кастилос покосился, но смолчал.
— А! Так это… Не знаю я. Тут его нету.
— Это понятно, — поморщился Кастилос. — Расскажи лучше, где он, по-твоему, есть. Не может быть, что паренек ни разу не пришел проведать деревню.
Тирмад с оживлением закивал.
— Было, было! Заходил буквально вот вчера! А я ж, старый пень, не знал, вот и не спросил, чего он, да как…
— Вчера? — Кастилос наклонился вперед. — А потом куда делся?
— В лес! В лес он ушел, и девчонка с ним какая-то! — Тирмад несколько раз ударил кулаком по столу, заверяя в честности.
— Как выглядела девочка? — насторожился Аммит.
Кастилос фыркнул.
— Думаешь, у него их выводок?
— Подростки есть подростки, — развел руками Аммит. — Ну, давай, стукни еще разок по столу и расскажи о девчонке, — поторопил он старика.
— Как она выглядела? — забормотал Тирмад. — Не знаю… Издалека ведь смотрел. Невысокая такая, чуть выше плеча ему. Волосы длинные, без шапки была даже, хотя мороз немалый.
— Цвет волос? — наседал Аммит.
— А пес его знает… Непонятно как-то. Блестели, будто золотые, а…
— Хватит, ясно. — Аммит рубанул рукой воздух. В глазах читалось удовлетворение. Жестом предложил Кастилосу продолжать.
— Куда они потом ушли? — спросил тот.
— В лес пошли, вон туда.
— Сказали, где живут?
— Да нет… Я ведь и не говорил почти. Там они с Саквобетом чего-то сцепились, он, может, знает.
— Саквобет? — Кастилос нахмурился. — Ладно, допустим.
Аммит поднялся из-за стола, но Кастилос уходить не торопился.
— Расскажи, как Исвирь, — попросил он.
Тирмад затрясся. Взгляд начал бегать, перепрыгивая с места на место, избегая лишь Кастилоса.
— Исвирь, — пробормотал Тирмад. — Нету ее больше.
— Чего? — Кастилос вскочил, отбросив табурет в сторону. — Что значит «нету»?
Тирмад еще больше стушевался, едва под стол не залез.
— Померла, стал быть, коли нету, — прошептал он.
— Что, мать твою, состарилась, что ли? — рявкнул Кастилос. — Говори, когда спрашивают!
— Пожар ведь был…
— Да брешет он тебе все! — закаркала Овака, так и лежавшая на печи. — Пожар, как же!
Тирмад завизжал, как ребенок:
— Молчи! Молчи, старая! Убью!
— Убивец нашелся! — Старуха зашлась хриплым смехом. — Ты иди вон Саквобета убивай, коли смелый такой.
Кастилос отвернулся от Тирмада и подошел к печи. Злобные желтые глазенки старой женщины вперились в него без всякого страха.
— Ее убили?
— А сам как думаешь? — Овака сплюнула. — Саквобет и порешил бедную. Из-за тебя ведь, кровосос! Спутал девку, да сбежал к своим бездельникам, бросил ее.
— Убью-у-у-у! — простонал Тирмад.
— Ишь, завыл! — ощерилась Овака. — Только выть и может. Староста еще!
— Ты это точно знаешь? — не отставал Кастилос. — Саквобет убил?
— А то кто же? Вся деревня знает! Он, скотина такая! Нажрался, как кувшин, да и сжег девку в сарае.
Кастилос прислонился к теплому боку печи, глаза закрылись. Даже острая на язык Овака промолчала, увидев, как побелело его лицо. Аммит положил руку на плечо спутника.
— Убери, — процедил сквозь зубы Кастилос. Рука исчезла.
— Тирмад, — проговорил Кастилос, не меняя позы. — Я освобождаю тебя от должности. Пусть люди сами выбирают нового старосту. Если в этом есть еще какой-то смысл.
— Думаю, никакого, — вставил Аммит. — Лучше уж выкатить все запасы выпивки, да погулять напоследок.
Кастилос развернулся, сильные пальцы вцепились в ворот плаща Аммита.
— Я молчу! — улыбнулся тот. — Ни слова больше, клянусь Алой Рекой!
Оттолкнув его, Кастилос повернулся к Тирмаду.
— Найди мне хорошую веревку.
Саквобет проснулся от грохота. Оторвав голову от липкой, вонючей подушки, уставился красными слезящимися глазами на прямоугольник дверного проема. Дверь, вынесенная ударом, лежала на полу, а на ней стоял…
— Ты, сука, — просипел Саквобет, нашаривая штаны.
Штаны оказались в противоположном углу. Кастилос, проследив за взглядом Саквобета, подобрал их двумя пальцами и бросил хозяину. Руки тряслись, завязывая пояс, во рту горело.
— Дай-ка воды, — махнул рукой Саквобет.
В следующий миг на голову выплеснулась целая кадка ледяной воды. Из груди Саквобета вырвался дикий вопль, он подскочил, готовый разорвать Саната, но вместо него увидел улыбающегося старика.
— Аммит, — представился тот, отбросив кадку к двери. — Просто Аммит, без титулов. Но ты можешь называть меня: господин Аммит.
Саквобет перевел взгляд на Кастилоса. Тот стоял угрюмый, будто размышлял о чем-то. В руках появилась толстая веревка, почти канат. Такими привязывали продукты к саням и телегам. Такими привязывали лошадей, чтобы не срывались.
Аммит повернулся к спутнику.
— Ничего, если я начну? — Указал на Саквобета.
Молчание и неподвижность. Аммит кивнул.
— К делу, — сухо сказал он, толкнув Саквобета на лавку. — Посиди, сосредоточься. Отвечай коротко и по делу. Где Левмир?
На красном, распухшем лице парня появилась надменная улыбка.
— А, тоже денег захотелось?
— Пожалуй, я отступлю немного от стандартной техники допроса и полюбопытствую: это ты о чем? — Аммит оставался невозмутимым.
— «О чем!» — передразнил Саквобет. — О мешке монет, который Эрлот обещает за Левмира, о чем еще!
Аммит не скрыл удивления. Повернулся к двери.
— Думаешь, он…
— Нет, — мотнул головой Кастилос. — О принцессе он не знает.