— Но тогда почему…
— Об этом мы поговорим, когда закончим тут.
Аммит весело прищурился.
— О, да ты знаешь что-то такое, чего не знаю я? А мне все больше нравится наше приключение! Но вернемся к пыткам.
Саквобет, вновь ощутив к себе внимание, буркнул:
— Хоть дверь прикрой, ты! Холодно же, снег несет. Это вам, упырям, все равно, а мне холодно.
— Я и смотрю, даже руки трясутся, — посочувствовал Аммит. — Ничего, сосредоточься. Холод бодрит тело и дух, а с похмелья так и вовсе лечит лучше любого рассола. Поверь, я тоже за свои годы успел многое попробовать. К тому же ты скоро согреешься, обещаю.
Аммит подмигнул, и Саквобет непроизвольно улыбнулся в ответ. «Нальет!» — мелькнуло в голове. Запасы бормотухи истощились минувшей ночью, как и деньги, а до донации еще две недели.
— Где Левмир? — повторил вопрос Аммит.
— А черт его знает, — сказал Саквобет. — Вчера приходил. Я его поймать хотел, но меня сзади чем-то огрели. Отрубился, в общем…
Аммит улыбнулся, глаза мечтательно закатились.
— Моя милая И! — воскликнул он. — Я знал, что смогу тобой гордиться! Так бы и расцеловал эту мелкую шкоду!
— Поторопись, — сказал Кастилос.
Саквобет поднял на него мутный взгляд.
— А ты-то чего со мной не разговариваешь? Стыдно, что ли?
Аммит поднял руку одновременно с движением Кастилоса.
— Стоп! Дай мне закончить. Если тяжело — подожди снаружи.
Кастилос отвернулся к стене, скрипя зубами.
— В общем-то, ты прав, — снова обратился к Саквобету Аммит. — Мы с ним поспорили, он проиграл, и сейчас говорить с тобой должен он. Но видишь ли, какая незадача… Господин Кастилос молод, горяч, и порой чувства затмевают его разум. С этим легко справляться, когда сердце не бьется, но ему, видимо, кажется, что это будет нечестно по отношению к человеческой части его натуры. Короче говоря, если я уступлю ему место, ты умрешь раньше, чем скажешь то, что нам нужно услышать.
Саквобет икнул, грязная голова мотнулась из стороны в сторону. Очевидно, не многое из речи Аммита до него дошло.
— Чего вам еще надо? — зевнул.
— Что говорил мальчишка? Может быть, намекнул, где он живет? Чем занимается?
Аммиту наскучила мотающаяся перед глазами вонючая голова. Он вытянул руку и влепил Саквобету затрещину.
— А! — завопил тот. — Голова и так раскалывается!
— Скоро пройдет, — заверил его Аммит. — Ты давай про Левмира.
— Да не помню я ничего! — взвыл Саквобет, которому теперь захотелось еще и в туалет. — Не знаю! Ну, сказал, вроде, что охотой живет…
— Охотой? — Кастилос и Аммит переспросили хором.
— Ратканон! — воскликнул Кастилос. Аммит кивнул и, подмигнув на прощание Саквобету, вышел на улицу.
Саквобет перевел взгляд на Кастилоса, который, опустившись на корточки, раздувал угли в печи.
— Ну так чего, нальешь, что ли? — буркнул парень.
Кастилос посмотрел на него с изумлением, даже злость куда-то пропала.
— Чего?
— Да чего угодно! Башка трещит — спасу нет. Выпьем, да, так уж и быть, забудем.
Из печки вырвались языки огня, чуть не опалив волосы Кастилоса. Он даже не заметил этого, во все глаза глядя на Саквобета.
— Что забудем?
— Да все, — махнул рукой Саквобет. — Ну их в Реку, всех этих баб. Мы ж с тобой друзьями были, да какими! Ну и что, что вампир? Говорю ж — выпьем, да забудем. Так-то ты мужик нормальный был всегда.
Кастилос подошел к Саквобету, навис над ним. Подняв голову, человек задрожал. Будто ярко-красные уголья пылали в пустых глазницах стоявшего перед ним существа.
— Даже сейчас я не могу сдержать злость! — Изо рта Кастилоса вырывался не голос — утробный рык, где странным образом различались слова. — Одно хорошо — боли нет, когда сердце не бьется.
Саквобет вжимался в стену, губы беззвучно шевелились, из носа потекла красная капля.
— Глядя на тебя, я ненавижу себя за то, что был человеком. — Голос Кастилоса грохотал все громче. — Бесполезные твари, годные только на то, чтобы ковыряться в грязи. Ты прощаешь меня за то, что я — вампир? Я никогда не прощу тебе, что ты — человек!
Поднял веревку, но, скользнув взглядом по трясущемуся Саквобету, отбросил в сторону. Саквобет завизжал, когда холодные руки вцепились ему в лодыжку. Хрустнула кость, и визг превратился в вой. Кастилос со спокойной уверенностью сломал Саквобету обе ноги, потом пришла очередь рук.
— Вспоминай Исвирь, — сказал Кастилос, стоя на пороге. — До последнего мгновения вспоминай, мразь.
Огонь вспыхнул на ладони. Шевельнув пальцами, Кастилос направил его в печь. Пламя взметнулось, загремело. Ненасытные языки разбежались по полу, перекинулись на стены — слишком быстро для обычного огня.
— Не надо, перестань! — кричал Саквобет, пытаясь отползти от огня. — Я пьяный был, не помню даже. Да может, это и не я был-то, мало ли что в деревне болтают? Потуши!
Кастилос вернулся, но лишь за тем, чтобы взять стул.
— Спаси меня! — заорал Саквобет. Одежда начала гореть.
Кастилос вышел из дома, не оглядываясь. В десяти шагах от дома стоял с задумчивым видом Аммит. В снег рядом с ним воткнулись ножки стула. Усевшись, Кастилос пожирал глазами пылающий дом. Огонь уже прорывался сквозь крышу. Вопли Саквобета становились все страшнее.
— А ведь я мог позавтракать, — вздохнул Аммит.
— Замолчи.
— Сказал бы, что такое устроишь… Все равно ведь добро пропадает.
— У него в венах не кровь, а грязь, — нехотя сказал Кастилос.
— Это надо понимать так, что ты заботишься о моем здоровье?
Кастилос покачал головой. Нашел в кармане пробирку. Струйка консервированной крови привычно скользнула в рот. Глаза посветлели, и Кастилос перестал походить на чудовище. Но запускать ли сердце сейчас? Пока он остерегся.
На пожар сбегались люди. Некоторые несли ведра, но, увидев Кастилоса, сидящего напротив охваченного пламенем дома, замирали. Вскоре вся деревня собралась у гигантского костра. Плакали дети, шептались взрослые. Саквобет уже замолчал, и Кастилос досадливо поморщился — слишком мало мучений вынес подонок.
С треском провалилась крыша. Аммит похлопал Кастилоса по плечу.
— Ты сделал все, что мог, не кори себя. По крайней мере, мы спасли стул, а это главное.
Кастилос вскочил и швырнул стулом в огонь. Представил вместо стула Аммита и даже улыбнулся. Сердце все еще стояло, Кастилос порадовался, что не испытывает человеческих чувств, когда от толпы отделились два человека.
В подошедшей паре он с трудом узнал родителей Исвири. Как же быстро они постарели. Кастилос шагнул навстречу, его глаза перебегали с ожесточенного лица женщины на потерянное лицо мужчины.
— Мне жаль, — заставил он себя произнести.
Женщина плюнула. Кастилос непроизвольно отшатнулся, и слюна угодила на куртку стоящего сзади Аммита. Тот с недоумением посмотрел на плевок. Рот телохранителя приоткрылся, готовый изречь очередную горькую шуточку, но, поймав твердый взгляд Кастилоса, Аммит смолчал. Ворча под нос, опустился на колено, принялся оттирать плевок снегом.
Сгрудившиеся неподалеку жители зароптали. Кастилос разобрал их шепотки: «Убьет! Ой, мамочка, убьет ведь ее!» Женщина вырвала руку из ладони мужчины. Кастилос проводил ее взглядом. Судя по гордо вскинутой голове, женщина приготовилась к смерти, но ни один вампир не пошевелился.
Отец Исвири смотрел на Кастилоса, по щекам стекали слезы. Хотел бы дать выход боли, разозлившись, но не мог. В глазах Кастилоса он видел ту же боль, что рвала ему сердце. Мужчина протянул руку.
— Спасибо, — пробормотал он.
Кастилос уставился на трясущуюся ладонь. Грубая, мозолистая, она не собиралась опускаться. Кастилос шагнул навстречу. Отец Исвири содрогнулся, ощутив холодное сильное пожатие.
— Никто не виновен, — прошептал он. — Виновного забрал огонь.
«О ком из них ты говоришь?» — спрашивал взгляд Кастилоса. Глаза мужчины не дали ответа.
— Примешь деревню? — спросил Кастилос, сильнее сжав пальцы.
Мужчина тряхнул головой, приходя в себя.
— Как? — чуть слышно переспросил.
— Тирмад никуда не годится. А ты что-то понимаешь. Бери.
Мужчина принялся отнекиваться, но Кастилос его оборвал:
— Что тебе теперь делать? Нет молодости, чтобы тешить себя надеждами. Пить станешь? Или сидеть, в стену таращиться? Бери деревню. К тебе все с почтением относятся.
Заслышав одобрительный гул толпы, мужчина кивнул. Холодная рука ослабила хватку.
— В городе произошли перемены, — заговорил Кастилос, обращаясь ко всем. — На троне теперь король Эрлот. Что будет дальше — об этом я знаю столько же, сколько и вы. Слушайтесь нового старосту, не делайте глупостей и, если будет на то воля Алой Реки, солнце еще взойдет над Сатвиром. Прощайте.
Затаив дыхание, селяне смотрели вслед двум вампирам, идущим в сторону леса. Такими чужими, ненастоящими казались они — в легких куртках и плащах, без шапок, будто мороз не имел над ними власти. Разжалованный Тирмад вспомнил, что Левмир тоже приходил без шапки, в каком-то тряпье. Да и та девчонка, что выскочила позднее, напоминала Эмкири-охотницу в летнем лесу. Может, Левмир стал вампиром? Нет, оборвал себя старик. Уши-то у него красные были! Успокоив себя этой мыслью, старик засвистел веселую мелодию. «Хорошо-то как закончилось! — подумал Тирмад. — Собственно, мне этот пост только поперек горла стоял. Нехай теперь другие отдуваются!»
Бодрой молодецкой походкой Тирмад направился к дому.
Кастилос опустился на колено перед дырой в земле. Из квадратного отверстия поднимался дымок, отвратительный запах гари стоял в воздухе.
— Неожиданно, — пробормотал он.
— Разве? — с горечью отозвался Аммит. — Надо было предположить, что Эрлот немедленно станет наводить порядки.
Он стоял за спиной Кастилоса, стараясь не приближаться к дыре, из которой так и несло смертью. Покрутив головой, Аммит досадливо сплюнул:
— Тут весь снег истоптан. Пришли целым стадом, трусливые ублюдки.