Арека не знала, зачем рискует каждую ночь. Задавала вопрос, но ответ таял в пустоте души. «Я хочу сделать для них все, как мой господин делает для меня все, — говорила себе Арека. — Я хочу стать для них госпожой».
Ни на мгновение не верила себе, но боялась копнуть глубже, разбросать каменные плиты, которыми закрыл ее сердце господин, и увидеть, что там поселился кто-то чужой. Боялась увидеть там исхудавшее лицо Акры.
Когда в темноте стала различима лестница, Арека двинулась к ней. Уже занеся ногу над ступенькой, девушка замерла — со стороны обеденного зала отчетливо послышался звук зажегшейся спички. Пахнуло табаком.
— Тоже не спится? — спросил голос. — Иди сюда, присядь. Не бойся меня, я человек. Больше, чем когда-либо.
Страх стиснул сердце холодными пальцами, но гордость пересилила. «Я здесь хозяйка!» — сказала себе Арека. Осторожно ступая, чтобы не споткнуться, пошла на голос и огонек папиросы. Когда сидевший за столом затянулся, огонек осветил лицо. Арека узнала Лэквира.
— Что ты здесь делаешь? — спросила Арека, стараясь говорить уверенно.
— Курю, — сказал Лэквир. — И пью. Составишь компанию?
В темноте что-то забулькало — похоже, Лэквир глушил вино прямо из горлышка. Если это, конечно, вино, а не самогон, изъятый у новоприбывших.
Арека стукнулась о край стола, нащупала кресло и села напротив силуэта вампира.
— Я не пью и не курю, — не без гордости сказала Арека.
— Да ты у нас прямо идеал, — засмеялся Лэквир. — Еще и детишек голодных подкармливаешь. Скажи, мне просто интересно, а в сортире после тебя розами не пахнет?
Оскорбление пролетело мимо ушей. Арека задрожала.
— Каких детей? — прошептала она. — Ты что?
— Хватит дуру изображать! — повысил голос Лэквир. — Ничего тебе за это не будет. Эрлоту плевать, мне подавно. Разве что слуги, которых ты обокрала, начнут брюзжать, но… Кому на них не плевать, скажи мне?
Арека перевела дыхание. Похоже, Лэквир не собирается жаловаться.
— Чего ты от меня хочешь?
Папироса упала на пол, но тут же зажглась следующая.
— Чего я хочу? — задумчиво повторил Лэквир. — От тебя? Знаешь, занятный вопрос. Вот, например, я хочу взять тебя на руки, унести далеко-далеко отсюда, построить маленький домик на берегу реки и жить долго и счастливо. Никогда не вспоминать о Кармаигсе, забыть имя Эрлота. Я бы мог ловить рыбу, ты бы готовила. Вечерами мы бы сидели на крылечке, любовались закатами. А ночью любили бы друг друга до изнеможения. Я бы никогда не останавливал сердца, ни на мгновение. Как тебе такой план?
— Ты что, серьезно? — прошептала Арека. — Ты… Да ты пьян.
— Это да. Но я серьезен. Только, прошу, не думай, что я в тебя влюбился. Просто ты здесь так же к месту, как и я. Но ты пока еще не поняла, что происходит. Поэтому я пью в одиночестве. А может, когда-нибудь и ты напьешься в одиночестве. Когда поймешь, что все кончено.
— Что кончено? — недоумевала Арека. Разговор почему-то затягивал ее. Будто впереди брезжила какая-то тайна, заставляя трепетать сердце.
— Сегодня я получил приказ кормить людей трупами.
Арека прикрыла рот ладонью.
— От кого?
— От твоего обожаемого господина. Нет, ты знаешь, я не виню его за это решение. Если чего-то не предпринять, люди попросту вымрут. Решение страшное, но оправданное. Но скажи мне, Арека, для чего все это устроено? Зачем здесь все эти люди? Чтобы Эрлот имел возможность каждый вечер выбрать глотку по вкусу?
— Господин знает, что делает, — твердо сказала Арека и поднялась, чтобы уйти.
— Не сомневаюсь, — отозвался Лэквир. — Как и я. Я тоже знаю, что напиваюсь до бесчувствия. Но это лишь моя проблема.
Помолчав, Лэквир добавил:
— Знаешь, сестренка, если хочешь действительно помочь детям, подожги барак. Я, как видишь, слишком пьян, чтобы останавливать тебя.
Уже на лестнице Ареку настигли последние слова Лэквира:
— Забудь. Завтра я снова стану собой. Буду метаться по городу, пересыпать остатки хлеба из пустого в порожнее. Погоню баронетов на охоту, на рыбалку. Завтра я снова обману себя, снова поверю, что можно изменить все… Но только сейчас я могу признаться, что никогда не будет домика на берегу реки. Не будет «долго и счастливо». А впереди — одна смерть.
На следующий день мороз пошел на убыль. Левмир ободрал шкуру с медведя, кое-как почистил и соорудил мешок. Бодрые и отдохнувшие, вернулись на пепелище. Среди углей отыскались почерневшие вещи — котелок, ложки. Путь продолжался.
К вечеру вышли из леса. Дальше тянулось снежное поле. Здесь в изобилии высились сугробы, и Левмир выкопал укрытие.
— Так гораздо лучше, чем в медведе, — пробормотала И, засыпая.
Утром снова двинулись в путь. Далеко впереди появилась черная точка. К полудню она превратилась в столбик.
— Интересно, что это? — прошептал Левмир.
— Мне кажется, это Монолит, — отозвалась И.
— Что такое Монолит?
— Не знаешь? Ах, да… Кто-то говорит, что это — коготь черного Дракона, а кто-то — что клык. Он стоит посреди Западного мира с начала времен. Сюда ходят в паломничество обращенные вампиры. Говорят, Монолит показывает вампиру его страсть.
— Страсть? — озадачился Левмир.
— У каждого вампира есть своя страсть, которая ведет его вперед. Можно самому осознать ее, но можно и ошибиться. Монолит показывает правду. В нем частичка силы Алой Реки.
Сказав последние слова, И покосилась на Левмира, с губ сорвался вздох. Опять его лицо ожесточилось. Одна только страсть — Алая Река. Все остальное перестало существовать.
Солнце стояло высоко, когда подошли к Монолиту. Огромный, гладкий, черный, будто полированный камень, он вздымался вверх изогнутым когтем. Или клыком.
— Что нужно сделать? — спросил Левмир.
— Положить руки. Хочешь?
— Давай.
Встали с разных сторон. Левмир зажмурился, пытаясь успокоить сердцебиение. Вот он, момент истины. Сейчас Монолит покажет его страсть. Положив руки на гладкий и почему-то теплый бок Монолита, Левмир открыл глаза. Он знал, что увидит — черные берега и струящуюся между ними Алую Реку.
Но Монолит просто исчез. Вернее, он оставался, руки ощущали гладкую поверхность, но стал прозрачнее стекла. С той стороны в точно такой же позе застыла И. Их взгляды встретились.
— Видишь что-нибудь? — крикнула И.
— Ничего! — отозвался Левмир.
— Совсем?
— Он просто стал прозрачным, вот и все. Я вижу тебя.
— И я тебя вижу!
Левмир отнял руки от Монолита, и тот появился, будто черной краской плеснули сверху.
— Глупость какая-то, — проворчал Левмир, обойдя Монолит.
И, глядя на него, почему-то улыбалась.
— Просто глупая волшебная шутка, — сердился Левмир.
— Ага! — Девочка рассмеялась. — Ничего глупее в жизни не видела!
— А чему ты радуешься?
Столько восторга на лице И Левмир не видел давно. Со времен первых встреч на полянке.
— Глупости радуюсь! — хохотала И. — Самой глупой на свете глупости!
Она посмотрела на Монолит с непонятной нежностью. Наклонилась и положила перед ним туфли отца.
— Спасибо тебе, большая глупость! — сказала И. — Мы пойдем. Не забывай нас!
Схватив Левмира за руку, И понеслась вперед. Он едва поспевал за ней, но не пытался остановить. Девочку переполняло невесть откуда взявшееся счастье, и Левмир боялся его спугнуть.
— Ты ведь нарисуешь еще сказки? — крикнула И, не оборачиваясь.
— У нас ни бумаги, ни карандашей! — ответил Левмир.
— Найдем! Обязательно найдем все, что угодно!
Вырвав руку, она убежала вперед, завертелась на месте, продолжая смеяться. Левмир не хотел больше думать. Что-то сломало дверь, стоявшую между ними, и он бросился в пролом. Поймав девочку, поднял ее, закружил. С визгом и хохотом они упали в снег, будто в объятия следующей главы жизни. Быть может, она будет счастливее, быть может, нет. Но счастье поселилось между ними, и с каждым мигом становилось крепче.
Глава 22Сардат
Недавно сошел снег, вода все еще ледяная, и работали с долгими перерывами, грея у костров покрасневшие руки. Старатели ворчали, жаловались, но долг заставлял брать лопаты, ковши и гнал вниз, к реке. На дне общего котла мало-помалу образовалась едва заметная кучка серого песка. Для постороннего взгляда — грязь, да и только, но опытные старатели с удовлетворением цокали языками — сезон начался хорошо.
Вдоль линии берега, сунув замерзшие руки в карманы, шел Сардат. Несмотря на возраст — лет семнадцать-восемнадцать, точно не знал он сам — держался уверенно. Под взглядом строгих карих глаз рабочие, взрослые мужчины, бросали травить байки, и работа кипела. Спутанные темно-русые волосы Сардата трепал холодный ветер, капюшон плотной кожаной куртки то и дело сдувало, и Сардат в конце концов махнул на него рукой.
— Веселее, парни! — крикнул он. — Поезд через месяц, расслабляться некогда!
Поезд ждали, как весну. Зима выдалась суровой, истощила все запасы. Трижды Сардат наказывал воров, однажды — разбойника. Люди шли на преступления от отчаяния и гордости. Сардат спасал их от того и другого, сначала показательно избив, а потом выдав долю из общака. Каждый человек на счету, любые руки сгодятся в работе. И вот, наконец, погода смилостивилась.
Вдалеке несколько человек сетями ловили рыбу. Сардат поморщился. Лучше б сначала золота набрать, сколько нужно, а потом… Но ведь золотом сыт не будешь. Махнув рукой рыбакам, Сардат пошел в другую сторону.
Вниз по течению случилась потасовка. Издали Сардат заметил двух не на шутку сцепившихся мужиков. Долетали крики. Стиснув зубы, он поспешил туда. Подрались соседи, хорошие друзья, в одночасье став заклятыми врагами.
— А ну стоять! — рявкнул Сардат, размашистым шагом подходя к драчунам. — Что за парашу вы тут устроили?
Мужики расступились, кулаки неохотно разжались.
— Не слышу! — еще громче сказал Сардат. — Или мне обоих вздуть, чтоб говорить обучились?