— Пусть лучше подыхают на морозе, проклиная меня, чем в бараке, кормя эрлотских выродков со счастливым выражением лица. Я просто даю им возможность принять смерть достойно.
И они улетали во мрак.
Нередко днем Кастилос доставал бережно хранимую книгу Освика и читал.
«Вампиры уверены в своем праве на власть. Эта уверенность завела их так далеко, что они искренне верят: человек не сможет причинить им вреда. В этом и кроется уязвимость. Человек может победить вампира хотя бы потому, что вампир не допускает подобной мысли. Путем долгих размышлений я пришел к выводу, что изменить мир могут лишь две силы. Первая — это вампир, никогда не знавший, что такое быть человеком. Вторая — человек, принявший обращение, чтобы остаться человеком».
Кастилос прочитал эти слова Аммиту, тот лишь пожал плечами.
— О чем тут спорить? Мы смотрим, что делает с миром тот, кто не знает, что такое быть человеком. А знаешь, что еще страшнее, Кас? То, что его незнание вполне простительно, ведь знать-то становится нечего. Люди теряют свою культуру, забывают свои легенды. Из уст в уста передаются лишь те сказки, что пишут для них вампиры. Люди почитают Эмкири-охотницу, которая объясняет им, что без вампиров они — никто.
— Не смей называть меня Кас! — Только на это мог возразить Кастилос. — Хочешь унизить — зови лучше Санатом.
— Как скажешь, Сан, — улыбался Аммит.
По весне удалось напасть на след Ратканона. Пьяный кузнец рассказал о партизанах, которые, как призраки, появлялись и исчезали то тут, то там. Они то нападали на отряды баронетов, осыпая их стрелами из-за деревьев, то пытались уводить в леса людей, угонять скотину. Но где они живут, как с ними связаться — этого кузнец не знал.
— И никаких упоминаний о детях, — сокрушался Аммит. — Мы опоздали. Они либо мертвы, либо гниют в бараках.
— Уж она-то гниет, как же, — морщился Кастилос.
Однажды им посчастливилось поймать баронета, запировавшегося в деревне, и допросить о происходящем в городе. В числе прочего баронет рассказал о попытках Эрлота взять приступом Храм. Аммит возликовал, когда прозвучало имя принцессы, но тут же сник. Храм окружили еще по осени, когда принцесса пропала. Вряд ли Эмарис отправил их на поиски, зная, что И в безопасности.
— Ответь на один вопрос. Почему ты ее так ненавидишь?
Кастилос долго думал над ответом.
— Не ненавижу, — вздохнул он. — Я видел ее несколько раз при дворе, обменялся парой слов… Она милашка и красавица, да. Но за всеми ее детскими ужимками всегда виделось что-то почти взрослое. Оттуда на меня смотрела совсем другая принцесса. Смотрела с презрением, мне непонятным. Когда я увидел, что она пудрит мозги мальчишке, то просто взбесился. Если уж меня, тогдашнего баронета, она презирала, то кто для нее он? Игрушка посреди пустого детства и выхолощенной юности? Признаться, когда в ту ночь она пришла его спасать, я удивился. Красивый жест, согласен. Но из-за этого жеста мы теперь и носимся по деревням.
— То есть, ты ненавидишь ее за то, что она поступила правильно?
— Я не знаю, как к ней относиться, — сказал Кастилос. — Я не знаю ее. И если я никогда ее не узнаю — не буду грустить. Все, чего я хочу на самом деле — спасти мальчишку. Перед ним я виноват.
— А как же просьба короля?
— Я ведь здесь, с тобой.
— А если их след разделится?
— Пусть он хотя бы появится. Летим в следующую деревню, а потом начнем прочесывать леса.
Следующая деревня встретила их огнем. Пылали дома, пылали тела.
— Что здесь произошло? — вытаращил глаза Аммит. В куче горящих трупов виднелись лишь женские и детские тела. Нестерпимый смрад пропитывал весенний воздух.
Толпа мужчин стояла неподалеку. Завидев появившихся из воздуха пришельцев, они приблизились. Одного взгляда на отчаянные, страшные лица хватало, чтобы понять все.
— Давайте, суки! — заорал один. — Мы за вас половину работы сделали!
Толпа ощетинилась кольями, топорами и лопатами. Кастилос не находил слов.
— Тут мальчишка с девчонкой не пробегали? — как ни в чем не бывало, спросил Аммит. Слова разбились о суровую уверенность людей.
— Наши дети не будут гнить в ваших поганых бараках! — взревела толпа.
Кастилос обернулся, почувствовав чье-то присутствие. Со стороны леса приближалась толпа баронетов.
— Эй, вы двое! — крикнул идущий первым. — Кто разрешил? Это наш участок!
— А это — моя деревня, — отозвался Кастилос, понятия не имея, так ли это на самом деле. Деревушки Освика были многочисленны и разрозненны.
— О, да это сам Кастилос! — захохотал баронет. — Прости, брат, но Эрлот приказал тебя уничтожить.
— Кто я такой, чтобы спорить с королем? — развел руками Кастилос.
Забыв о людях, баронеты бросились на Кастилоса с Аммитом. Вспыхнуло пламя, полетели огненные драконы. Люди, поняв лишь то, что первые двое не хотели ничего плохого, рванулись на подмогу — все равно собирались умирать.
Разрывая голыми руками тела баронетов, сворачивая головы волкам, испепеляя останки, уворачиваясь от ударов, Кастилос ощущал, как где-то в безмолвной груди с остановившимся сердцем зреет восторг. Люди предпочли смерть рабству — а значит, им было, что терять. Что-то существенней жизни, дороже привычных жилищ.
Откуда-то появились еще люди. Два баронета попытались скрыться стаями летучих мышей, но их настигли огненные драконы Аммита. Воспламенив тело последнего врага, Кастилос развернулся и поднял руку как раз вовремя, чтобы перехватить огромный топор, метящий ему в затылок. Не просто огромный — гигантский. Всей силы вампира едва хватало, чтобы с ним справиться. Лишь один человек в мире мог поднять такое оружие.
— Ты — огромная куча коровьего дерьма, Ратканон! — завопил Кастилос, бросившись опешившему великану на шею. — Как же я рад тебя видеть!
Ратканон отшвырнул вампира, вгляделся в его смеющееся лицо.
— Санат? — воскликнул он. — Мелкое ничтожество!
Топор взлетел вновь, но теперь Аммит перехватил руки гиганта.
— Уважаемый, — улыбнулся Аммит. — Не могли бы мы немного побеседовать?
— Мне не о чем говорить с вампиром! — рычал Ратканон, высвобождая из мертвой хватки топор. — Эй, вы, чего встали?
— Они ведь помогали, — нерешительно отозвался кто-то из окруживших троицу людей.
— За добычу дрались, как звери! — рявкнул Ратканон и, наконец, отбросил Аммита. Кастилос подхватил друга, не позволив упасть.
— Мы, как звери, ищем твою тушу больше двух месяцев! — закричал Кастилос. — С тех пор, как началось все это безумие.
— Надо же, какая честь! — проворчал Ратканон, но топор больше не поднимал.
— Предлагаю сразу к делу, — заговорил Аммит. — Мы ищем детей. Левмир и принцесса, где они?
— Принцесса? — Ратканон явно озадачился.
— Слушай, ты же здоровый мужик, — вздохнул Аммит. — В этакой глыбе должно найтись место разуму. Неужели ты так и не понял, кого прятал в вонючей землянке? Принцесса Ирабиль, дочь короля Эмариса и королевы Ирабиль. Скорее всего, она назвала себя просто И. Это ласковое прозвище, так называли еще ее мать.
Обескураженное выражение на лице Ратканона изменилось. Он вдруг расхохотался:
— Вот почему она так дергалась, когда мы ее принцессой дразнили!
— И где они теперь? — спросил Кастилос.
Ратканон посмотрел на него.
— Ты знаешь, что я тебя ненавижу. С чего мне тебе помогать?
Кастилос опустился на колени, коснулся лбом земли, не слушая изумленные шепотки сзади.
— Потому что я прошу тебя помочь. Потому что я хочу защитить этого мальчишку, которому сломал жизнь. Потому что я — такой же враг Эрлоту, как и ты. Я умоляю о помощи, Ратканон. Мне плевать, что я вампир, а ты — человек. Это ничего не значит. Мы — те, кто мы есть. Ты никогда не мирился с несправедливостью. Я никогда не делал зла людям — до того злополучного задания в Сатвире. Мне показалось это правильным — пожертвовать несколькими людьми, но вернуть все деревни и позаботиться о них.
— Я слышал про твою школу, — задумчиво сказал Ратканон.
— Я многое хотел изменить, но не успел. А теперь и не успею. Прежде чем понять, что я буду делать в новом мире, я должен найти Левмира. Должен заслужить его прощение.
Аммит добавил:
— Было бы также неплохо, если б где-то неподалеку от него отыскалась Ирабиль.
— Встань.
Кастилос поднялся, не отряхивая брюк. Посмотрел на Ратканона.
— Я не знаю, где они.
Аммит взвыл и швырнул огненный ком в догорающий домик. Люди пригнулись, послышались вскрики.
— Как это понимать? — Кастилос шагнул к великану. — Ты не хочешь мне помочь?
— Это понимать так, что я не знаю, — отрезал Ратканон. — В ночь, когда на землянку напали, мы разбежались в разные стороны. Я заметил, что ваша принцесса унесла на себе Левмира, превратившись в волка. Собственно, толковая девочка превратилась в стаю волков, чтобы запутать следы. Правда, в этом не было особого смысла — вампиры все равно неслись за мной.
— Она превратилась в стаю, чтобы не оказаться голой на морозе, — проворчал Аммит, но в ответ на вопросительный взгляд великана махнул рукой.
— Глубокие следы! — застонал Кастилос. — «Толстый волк» — ну конечно! Проклятый придурок!
— Век бы слушал, — вздохнул Ратканон.
Кастилос отошел в сторону, толпа расступилась перед ним. Люди с любопытством смотрели на вампира, который остановился рядом с деревом и с силой ударил ствол кулаком. Прислонился к коре лбом, будто собираясь заплакать.
— Может быть, у тебя есть какие-то мысли? — послышался его голос. — Вы о чем-то говорили? Может, он куда-то собирался идти? Может, она знала какие-то места?
С закрытыми глазами Кастилос услышал, как скрипят сапоги Ратканона. Великан остановился рядом.
— Ничего такого, Санат, — тихо сказал он. — Прости. Есть только вера.
— Что за вера?
— Вера в то, что внутри мальчишки есть стальной стержень. Когда он рядом со своей подругой, его почти не заметно. Она сияет и звенит, как красивая игрушка. Но именно в нем есть что-то такое, что позволяет им быть вместе. Когда я его нашел, этот стержень был крошечным. К тому моменту, когда все закончилось, он вырос. Может быть, что-то подобное есть и в тебе. Ты не побоялся упасть в ноги вампирам на глазах людей, чьих близких только что убили. Не побоялся навлечь на себя наш гнев. А сегодня ты стоял на коленях передо мной.