— Лучше перенести его туда.
Сардат смотрел на Левмира, на его суровое, задумчивое лицо.
— Тебе сколько лет-то?
Левмир ответил не сразу, будто вспоминал правильный ответ:
— Тринадцать.
— Тринадцать… Ты хочешь сказать, что мы с тобой потащим в кузню гниющий труп, пришьем ему голову…
— Нет! — Левмир почему-то улыбнулся. — Во-первых, они не гниют. Во-вторых, пришивать не надо, просто приставим.
— Не стал бы я его башку в руки брать…
— Я возьму. Ну так что?
Сардат вздохнул, поднимаясь на ноги.
— Все равно ждать нет смысла. Давай. Ты и я.
Левмир встал рядом с ним.
— Ты, я и она, — поправил. — Больше такого не будет.
Сардат повернулся к своим, смело глядя в настороженные глаза. Он не ощущал себя смельчаком — просто посмотреть в глаза Левмиру казалось еще тяжелее.
— Грузите бочки, отправляйтесь по домам. Поезда не будет.
— Как? — хором выдохнули мужики.
— Видимо, никак. Знаю то, что вы. Вижу то, что вы. Пока с поездом непонятка — никаких работ. Ловите рыбу и отдыхайте. Берегите припасы. Все, пошли. Вечером вернусь в поселок, тогда поговорим.
Бросив последний взгляд на убегающие вдаль рельсы, Сардат пошел к поселку. Левмир держался сзади. После того как Сардат в третий раз покосился на него, Левмир не выдержал:
— Что-то не так?
— Ага, — кивнул Сардат. — Пытаюсь понять, что у тебя на уме.
— Я ничего не скрываю.
— Я ничему не верю. Ты узнал, что я пытался отбить у тебя девчонку. И что? Так все это оставишь?
Левмир пожал плечами.
— А что, по-твоему, я должен делать?
— Это что, я тебя должен учить? Ну, ты должен меня ненавидеть, следить, чтобы я не оставался с ней наедине. Может, даже морду мне набить.
— Твоей морде, по-моему, хватит. — Левмир рассмеялся. Сардат недовольно шмыгнул распухшим носом.
— То есть, что — совсем не боишься?
— Нет.
— Я ведь сказал, что не буду пытать эту тварь, буду ждать снаружи. Как и она — вряд ли девочка захочет на такое смотреть. Не беспокоишься, что произойдет, когда мы с ней останемся наедине?
— Нет.
— Почему?
Левмир снова задумался. Этим он сильно отличался от всех людей, которых знал Сардат. В подобных разговорах каждый знал, как отвечать — быстро, нагло. Замолчать означало признать правоту соперника. Но когда молчал Левмир, Сардат не чувствовал себя победителем.
— Было время — я держал ее на цепи, — огорошил его Левмир. — И тогда она не была со мной. Я разбил цепь, и теперь мы связаны так крепко, что нельзя разделиться. За что мне тебя ненавидеть, если ты никогда такого не видел? Зачем мне приковывать ее цепью, если она — часть меня?
Помолчав еще, он добавил:
— В деревне я ничему не успел научиться — не смотрел на девчонок, они казались глупыми и скучными. Встретил ее, и понял, что других таких нет. Она единственная. Если кто-то и мог меня научить, как с ней быть, так это она. Я хорошо учился, и последний урок усвоил крепко. Вот и подумай, можно ли с ней, как с другими?
Сардат не знал, смеяться или плакать. Улыбнулся.
— Тринадцать лет, — сказал, глядя на виднеющуюся вдалеке фигурку с блестящими волосами, облепленную детьми. — Много ли понимаешь? Да и она не старше. Все люди одинаковые. А про девок и говорить нечего.
Подойдя к дому, Сардат разогнал в стороны детей.
— Кыш отсюда, мелюзга! Тетеньке пора заниматься делами.
Потом сказал, обращаясь к удивленной И:
— Мы тут собрались поразвлечься. Раскопаем труп, отнесем в кузню, приделаем ему башку и станем пытать. Левмир считает, ты такую веселуху ни за что не пропустишь.
Подумав, И кивнула:
— Правильно считает. А зачем?
— Поезд не пришел, — отозвался Левмир.
Посмотрели друг другу в глаза. Сардат почувствовал, как они будто разговаривают, не произнося ни слова. «Она — часть меня». Так и выглядит ведь.
— Плохо. — И поджала губы. — Я сейчас, сказку спрячу.
Собрав разрисованные листы с очередной сказкой — что-то о двух драконах и Алой Реке — И скрылась в доме.
— Все хочу спросить, — повернулся к Левмиру Сардат. — Зачем ты эти сказки перекраиваешь? Про Эмкири я еще в детстве слышал — там совсем по-другому было.
Взгляд Левмира стал жестче.
— Потому что это — их сказки, — процедил он сквозь зубы. — А я хочу, чтобы у нас свои были. Пусть они сами себя развлекают, если так нравится.
Из дверей выскочила И, готовая к походу.
— Идем? — Она схватила Левмира за руку.
Сардат кивнул. Хотел еще расспросить о сказках, но при девчонке не стал. Лучше уж так подумать, как Левмир постоянно думает. Может, и придет в голову какая дельная мысль.
Сардат помог приковать безголовое тело к столбу посреди кузни.
— Есть тут огненный порошок? — спросил Левмир.
Сардат указал на бочку.
— Я бы все-таки просто сразу его сжег, — сказал он на всякий случай.
Левмир не обратил внимания — исследовал содержимое бочки. В дверях стояла И, теребя ромашку. В глазах стояла тревога.
— Может, мне остаться? — предложила.
— Не надо. Просто будь рядом, хорошо?
И кивнула. Сардат вышел, увлекая ее за собой. Закрылась дверь.
Левмир поковырял ножом слежавшийся порошок. Рука проверила карман — огниво на месте. Можно начинать.
— Ни капли страха, — прошептал Левмир. — Ни капли.
Подняв с пола отрубленную голову, шагнул к столбу. Сердце застучало, пересохли губы. Левмир вытянул руки и поставил голову на остатки шеи. Почти сразу в ладони передалась дрожь. Голова шевельнулась.
Левмир отступил. В правой руке поблескивал нож. Голова почти срослась с телом, но никакого движения. Левмир предполагал, что так получится. Сжав лезвие левой ладонью, сделал разрез. Махнул рукой в сторону вампира, несколько капель попали на синюшные губы, большей же частью — на грудь и лицо. Синий язык молнией скользнул по губам, слизывая кровь. Остальные капли впитались в кожу, придав ей чуть более живой оттенок. Вампир застонал, приподнялись веки, открывая черные глаза.
— Ты…
— Я, — кивнул Левмир. Скинув куртку, обмотал кровоточащую ладонь. Вампир жадно следил за его действиями.
— Еще… Еще немного крови, — прошипел. Брякнула цепь — пленник пробовал силы.
— Хочу тебя кое о чем спросить.
— Нет, сперва кровь. Дашь крови, и я…
— И ты порвешь цепь, попытаешься меня убить. Сюда ворвутся те, что остались снаружи. Одна из них — вампир, ты с ней сталкивался. Она гораздо сильнее тебя. Так что нет, никакой крови. Я предлагаю другое.
— Что? — Вампир заскрипел зубами. Казалось, сейчас из глаз потекут слезы.
— Смерть. Не мучения от голода, а смерть. Я сожгу тебя, и все закончится.
Лицо вампира исказилось. Из-под верхней губы показались клыки — кривые, желтые.
— Ты забрался в такую даль — почему? — продолжал Левмир. — От чего ты бежал?
— Тебя это не касается! — отвернулся, глядя в единственное окошко. На шее проступила ломаная линия шрама.
— Мне нужно знать, что происходит в мире. После того как Эрлот стал королем — что изменилось?
Вампир издал звук, похожий на смешок.
— Все изменилось.
— Расскажи все. — Левмир приблизился к пленному, оставаясь все же на безопасном расстоянии.
— Ага. Чтобы ты меня потом сжег?
— Ты меня неправильно понял. У тебя два пути. Либо я сожгу тебя, либо оставлю здесь, бессильного, умирать от голода. Перед закатом буду отрезать тебе голову, а с рассветом ставить обратно. Никто тебя не найдет, твои мучения продлятся вечность. Жажда ведь невыносима?
— Выродок! — заскрежетал зубами вампир. — Откуда в тебе столько злобы? Ты ведь совсем ребенок!
— Да, ребенок. У которого вампиры убили родителей. Которого вампиры лишили дома. Не рассказывай о злобе тому, кто прятался в колодце рядом с трупом отца.
Солнечные глаза Левмира встретились с лихорадочно-красными — вампира.
— Как тебя зовут?
Пленник отвел взгляд.
— Рогид, — проворчал он. — Человеческое имя. Я — баронет.
— Хорошо. Меня зовут Левмир.
Во взгляде Рогида проснулся интерес.
— Да неужели? Из Сатвира?
— Откуда ты знаешь?
Рогид рассмеялся.
— Эрлот ищет тебя, малыш. А если он ищет — он найдет. Мой тебе совет: возьми мою кровь, ту, что осталась, и беги.
— Мне не нужна твоя кровь. Зачем я Эрлоту?
— Никто не знает, — прошептал вампир. — Если хочешь знать мое мнение — он безумен, только и всего. Все его деяния — безумие. А еще больше безумны те, кто его поддерживает.
— Так ты расскажешь мне?
Рогид помолчал.
— Проследи, чтобы сгорело все. Развей пепел. Обещаешь?
— Клянусь.
— Тогда позови ее.
Левмир часто заморгал, не ожидал такой просьбы.
— Кого?
— Ту, что осталась за дверью. Я чую ее. Пусть войдет, я буду говорить с ней.
Заметив колебания Левмира, вампир оскалил клыки в усмешке.
— Ты же не думаешь, что для нее я опасен больше, чем для тебя?
— Нет, не думаю, — медленно проговорил Левмир. — Но если выбирать, то лучше моя смерть, чем царапина на ее коже.
Рогид набрал воздуху в грудь. Это далось ему нелегко, судя по гримасе. Зато голос зазвучал чище:
— Я умру. Так неужели ты откажешь мне в том, чтобы исповедаться той, к чьему роду я примкнул? Я не трону ее, клянусь… клянусь Алой Рекой, ибо больше у меня ничего не осталось.
«Любит. Не любит. Любит. Не любит», повторяла мысленно И, ощипывая лепестки ромашки. Сидела на скамеечке неподалеку от кузни и вспоминала. Давным-давно, когда еще отец был жив, она при каждом удобном случае сбегала из дому и гуляла по лесам в различных формах. Часто подкрадывалась к деревням, смотрела, слушала. Однажды в лесу увидела девушку, сидящую на дереве с ромашкой в руке. В памяти остались нежные пальцы, отрывающие лепесток за лепестком, мечтательная улыбка, и едва слышный шепот: «Любит. Не любит. Любит». Кружась, лепестки падали на землю, будто снежинки…