зывало опасения. Маленькая, пустая комната без окон – да и откуда этим окнам взяться в подземелье? – с одним алтарем, и плотно закрытая дверь. Это точно не храм, хоть Фенрис и чувствует исходящую от этого помещения силу.
– Зачем мы здесь? – тихо спросил он.
– Я уже говорила тебе! – раздраженно выпалила Маримэль.
Он помнил, что она говорила. Она явилась однажды среди ночи к нему в комнату, в Дэйлор, разбудила и сказала, что он очень нужен ей по одному очень важному заданию, что это поможет восстановить Равновесие и что им надо спешить, поэтому времени предупреждать родителей нет совсем. Она тайно вывела его из города, а потом они спустились в подземелья. Много дней прошло с тех пор. Он, конечно, всецело доверял ей, но всё же боялся. Его слишком долго не было: отец уже наверняка переживает и ищет его. Нужно было оставить записку.
– Я хочу знать, что именно мы здесь будем делать? – с нажимом повторил он, то ли от страха, то ли от усталости решив проявить небывалую резкость.
– Какой же ты неугомонный! – всплеснула руками она, а потом, когда поняла, что ошиблась, стала быстро стирать нарисованные символы и чертить их заново. – Мы собираемся восстановить справедливость и очистить землю.
Фенрис дернулся, будто от пощечины. Он уже слышал что-то подобное от матери. И закончилось это гибелью всех магов. Страх окончательно проник в душу, принося ясность ума. Он вдруг впервые заметил, как неестественно блестят глаза тети, как неряшливо она выглядит, как всколочены её волосы. Она выглядела безумной.
– Как? – стараясь пересилить дрожь голоса, громко спросил он.
Маримэль со злостью бросила на алтарь кинжал и уставилась на племянника.
– Что ты хочешь от меня услышать?!
– Правду. – Он и сам не знал, откуда взялась такая смелость.
– Твоя мать, моя дражайшая сестрица, – ядовито выплевывая слова, заговорила Маримэль, – прокляла всех людей, и теперь их души убивают всех уцелевших на своем пути. Изимцы не могут покинуть город. Они вообще теперь ничего не могут. Но ей этого было недостаточно. Она убила всех магов. Всех! И моего Лариона! – Маримэль закричала и вцепилась себе в волосы, стала их с силой рвать.
Фенрис хотел остановить её, но не мог двинуться с места. Отчаяние и боль, какие сейчас уничтожали душу Маримэль, были так сильно похожи на те, которые он видел у тела Муилькорха, только от матери, что это смешивало произошедшее с реальностью и вводило в его странное состояние оцепенения.
Агония быстро оставила Маримэль. Эльфийка вдруг снова улыбнулась, как и до этого, пугая.
– Мы снимем проклятие? – тихо спросил он, надеясь услышать хоть что-то успокаивающее в водовороте происходящего безумия.
– О не-е-ет, не снимем. – Она вдруг захохотала, а потом взвыла. Продолжила, когда снова вернула себе способность мыслить спокойно: – Я не знаю, как снять проклятье, – горечь от сказанного совместилась с лихорадочным блеском глаз, обращённых на него. – Но я его изменю. МЫ его изменим. Твоя кровь поможет нам восстановить справедливость.
Она закончила рисовать символ и грубо схватила Фенриса за руку и потянула за собой. Подведя к алтарю, она резанула Фенриса по ладони и, не дав ему опомниться, приложила кровоточащую руку мальчика к холоду камня.
– Теперь души проклятых людей будут уничтожать всё живое, сотворенное природой, а не только людей. Проклятая дымка будет убивать и эльфов. – Она торжествующе захохотала. – Анкалумэ хотела уничтожить мой народ? А я уничтожу её.
Слова её заклинания он не услышал, те были произнесены Верховной ведьмой про себя, Фенрис лишь уловил яркий всплеск её магии.
Маримэль отпустила его руку и устало бросила кинжал на алтарь, а сама отошла подальше. Стала нервно ходить. Фенрис прижал к себе раненую ладонь и забился в угол. Он хотел домой, в свою комнату. Он хотел увидеть отца, посидеть, как тогда, с ним рядом и посмотреть на звезды. Он хотел забыть всё, что уже знал, и никогда не вспоминать. Он хотел, чтобы опять самое страшное, что его волновало в жизни, – это невыученный урок и недовольство учителя.
Когда Маримэль вдруг замерла, Фенрис испуганно дернулся. Интуиция кричала ему: бежать! Глаза сами метнулись к выходу из комнаты, но тетя закрыла собой обзор к спасительной двери.
– Как же я сразу не подумала об этом? Зачем нужно было менять предназначение проклятых душ, когда можно просто сотворить такое же? Кара, какую наслала на города людей Анкалумэ, я могу наслать на Дэйлор. И никого не останется. И в этом будет Равновесие. Не останется ни людей, ни эльфов. Проклятые души убьют всё остальное, живое. А без него не останется и мертвого. Ведь не бывает жизни без смерти, света без тьмы. Монстры сгинут вслед за обычными животными. Земля очистится и начнет сначала! Это же… – Она просияла. – Гениально!
Юное сердце стучало часто-часто. Как это не останется эльфов? Все, кого он знал и любил, умрут?
– Конечно, для столь сильного заклинания нужна соответствующая жертва, – стала размышлять, прохаживаясь, Маримэль. – Интересно, а кого тогда принесла в жертву Анкалумэ? Это должен был быть не просто человек, а тот, чья сила и жажда жизни была воистину непревзойденной. Кроме Лариона, таким был только Дункан, но он не вернулся после той битвы… Не вернулся… – Маримэль прикрыла глаза, догадываясь, почему никто не нашел тело самого сильного после Лариона мага. Они предполагали, что их друг, Дункан, попал в плен, но, кажется, реальность оказалась страшнее. – Ладно. Разберемся. Моя жертва будет не менее значимой. Сын Верховной жрицы, сам Магистр. Главное, ничего не перепутать, второго шанса у меня не будет.
Фенрис смотрел на расхаживающую взад-вперёд эльфийку. Её умозаключения он перестал понимать, но это и не требовалось. Всё, что действительно было важно, он уже знал: она собралась убить всех эльфов, и его смерть станет этому началом. Спокойствие посетило его внезапно, как и понимание: никто не придёт и не спасёт его, не выведет из этого лабиринта, не оградит от безумия Маримэль. Ему нужно научиться рассчитывать только на себя.
Пока Маримэль нервно расхаживала, Фенрис осторожно, шаг за шагом, подбирался ближе к алтарю, на котором лежало оружие эльфийки. Он знал, что кинжалы у тети особенные, древняя магия, которая заключена в черной стали, подчиняется только владельцу и жжёт руки остальным. Но ему было всё равно. Или так, или умереть.
Маримэль продолжала нервно мерить пространство быстрым шагом, составляя для себя предстоящий план действий. Спасения для себя она не искала. Она была готова разделить общую участь с остальными. Хотела лишь чтобы её проклятие нанесло удар по всем без исключения эльфам. Чтобы убило и её, Анкалумэ.
Фенрис схватил кинжал. Яркая боль опалила ему руку, стала жечь кожу, но он не издал ни звука. Он метнулся к Маримэль…
В силу юного возраста его удар не был смертельным. Маримэль взвыла, разворачиваясь и отбрасывая от себя Фенриса. Оружие выпало из его рук. Фенрис подскочил и бросился его поднимать. Маримэль выхватила из-за пояса свои кинжалы и замахнулась.
Тело Фенриса помнило все тренировки с отцом. От смертельного удара он увернулся инстинктивно, но ловкая рука женщины полоснула его по лицу, рассекая и оставляя длинную полосу от брови до губы. Собственная кровь заливала половину лица, мешая видеть, но у него же была ещё вторая половина…
Фенрис успешно уворачивался, часто используя алтарь и свой небольшой рост, ловко подныривая под каменным столом. А рана, которую он нанес Маримэль, всё же ослабляла эльфийку, делая не такой удачливой. Фенрису нужно было лишь дождаться, когда сил у неё останется мало.
В какой-то момент Маримэль резко качнулась и схватилась за стену в поисках опоры. Он воспользовался своим шансом. Кинжал вошёл в тело эльфийки, там и остался, а Фенрис отпрыгнул и замер, внимательно следя за противником. Маримэль осела, хрипы недолго разносились по помещению. Вскоре она затихла навсегда.
Осознание, что всё закончилось и он победил, не приходило. Он стоял и смотрел на женщину, которая была его семьей и которую нежно любил, и почему-то вспоминал мать. Огонь его души медленно гас, сменяясь спасительным слоем льда. Это теперь его сила и его стихия. Его опора. Ведь у него никого нет. Он один. Здесь. Под землей.
– Я могу рассчитывать только на себя, – вслух напомнил он себе.
Он подошел к Маримэль и отстегнул её пояс с оружием. К кинжалам теперь голыми руками не стал прикасаться – снял с себя тунику, завернул рукоять кинжала и нарезал полосы ткани. Когда раненые ладони скрылись за повязками, подобрал все кинжалы – даже тот, которым убил её, – разложил их по специальным отсекам, а затем закрепил пояс у себя.
Ещё раз взглянул на женщину. Чувств никаких не было. Совсем. Ледяная пустота там, где должно быть у него сердце.
– А теперь нужно найти отсюда выход, – решительно прошептал он, прижимая кусок ткани к порезу на лице.
***
Фенрис застонал, возвращаясь в реальность. От головной боли слезы катились по его щекам, а сердце отбивало быстрые удары, разгоняя адреналин, как тогда, много лет назад, когда он впервые убил, спасая свою жизнь.
– Не хочу… я не хочу ничего знать… пусть это прекратится… пожалуйста…
***
Он пришел в себя в тесной клетке. Опять. Значит, побег не удался. Ненависть стала рвать душу. Взгляд по-волчьи остро и зло метался по тюремщикам, ища новые способы освободиться. Телега, на которой стояла клетка, дернулась и пришла в движение. Холодные металлические прутья решетки с новой силой стали впиваться в затекшее избитое тело. Он сменил положение, садясь на корточки и цепляясь руками за боковые стенки, чтобы уменьшить соприкосновение решеток с синяками.
Ну ничего. Когда-то же эту клетку откроют. Куда-то же они его везут. Значит, цель есть. И как только представится возможность… Фенрис криво усмехнулся, не до конца зажитая губа опасливо стрельнула застарелой болью, напоминая, что подобные вольности он ещё не скоро сможет себе позволить.