– Черт… – тихо выдохнула она, сражаясь с тошнотой. – Эльфы что-то подмешали в еду? Почему мне так плохо?..
Холодные пальцы ласково провели по её щеке. Но она не обратила на это внимание, собрать бы обрывки воспоминаний воедино. Они перемешивались и никак не связывались между собой.
Первое воспоминание было ярким. Оно накрыло сразу и всколыхнуло все те чувства, которые испытала, когда шла через спящие тела проклятых людей. Ослабленный ум не справился с ужасом, который нахлынул на неё. Она тихо пискнула, сильнее стискивая холодную руку. Через туман в своей голове Лайя вдруг поняла, что эта рука не может быть рукой азура. Эти пальцы могут принадлежать только одному человеку на земле. Точнее, эльфу.
– Фенрис! – воскликнула она и шире распахнула глаза, слепо осматриваясь. – Это ты?.. Фенрис!
Она попыталась сесть, но тело не слушалось. Он бережно приподнял и прижал к своей груди. Пальцы переплелись с её, соединенная магия заструилась по телам, возвращая силы Фенрису и память Лайе. Когда необходимость в слиянии отпала, и Фенрис, и Лайя не захотели разжать руки. Их магия рассказывала гораздо больше, чем могли сделать это слова. Лайя свернулась в его объятиях, подтягивая ноги, и молчала, наслаждаясь его взбудораженным от реакции тела на их связь дыханием.
Сначала Лайя уловила какое-то странное напряжение, застывшее в воздухе, а потом заметила некоторую отстраненность и самого Фенриса. Лайя села рядом, забрала свою руку и беглым взглядом осмотрела спутников. Чонсок был невозмутимым, пожалуй, даже слишком. Такое чужое выражение лица у того было только в самом начале их знакомства, когда воин не делал и не говорил ничего лишнего, что не касалось бы дела. А Тэруми… нет привычного задора, веселья, иронии, злости, раздражения… ничего. Она просто сидела и рассматривала медленно покачивающиеся в пространстве ледяные сферы. Тэруми закрылась от всех. Но почему?.. Ответ крылся в словах, которые Фенрис адресовал Чонсоку ледяным, пугающе бесстрастным голосом:
– Кажется, ты в рассказе часть деталей упустил. И теперь я хочу о них узнать.
Лайя растерянно посмотрела на любимого, потом перевела взгляд на Чонсока. Собственное пробуждение и слова, которые сказала, всплыли в памяти внезапно. Она испуганно ахнула и зажала рот рукой. От этого по лицу Тэруми прошлась волна, смывая краски. Но лишь на секунды. Танэри заставила себя разжать кулаки. Больше ничего её не выдало. Что-то спрашивать, кричать или требовать она не стала.
– Это не то что… – начала оправдываться Лайя, повторяя слова Чонсока, но воин требовательно приподнял руку, призывая её умолкнуть.
Он смело посмотрел на Тэруми, а затем на Фенриса и ответил:
– Ей было холодно. Мне было холодно. У нас не было толком вещей или каких-либо одеял, чтобы согреться. Наши возможности выжить были строго ограничены. Я не мог помочь ей по-другому, кроме как не дать замёрзнуть и успокоить. Наши прикосновения друг к другу, – на этом моменте невозмутимость покинула и Тэруми, и Фенриса. Карие глаза вспыхнули от ярости, а синие – стали обжигать холодом, – не носили интимности и не выходили за рамки дозволенного. Нам нечего стыдиться. Возможно, мои действия были чересчур эмоциональны и излишни, но в тот момент я считал это правильным и единственным верным. Я не сожалею.
Его взгляд вдруг скользнул в её сторону. Карие глаза встретились с зелеными. Всё, что было, сумасшедшим калейдоскопом пронеслось между ними.
Они прячутся в яме до рассвета. Погребенные в земле, где от полчища монстров их отделяет лишь дверное полотно…
Её руки, которые сжимали ткань его одежды. Её страх, который заставлял его быть сильнее, смелее.
Его пальцы, которые перебирали её локоны. Его ладонь, которая защищала её лицо от песка и земли.
Их плен. Бесконечная дорога боли и неопределенности.
Она идет рядом, связанная, плененная, но не покоренная. Слабая улыбка на избитом лице. Взор, обращенный на него, и движение навстречу, чтобы коснуться плечом плеча.
Горсть ягод, которые уберег и отдал. Тихое «чхаэри». Его обувь, которая грела ноги. Его руки, которые обнимали и дарили покой, тепло.
Их ссоры, взгляды, поддержка.
Их вера, надежда и ненависть. Желание выжить и отомстить.
Значили ли эти прикосновения что-нибудь для него?..
Значили ли эти прикосновения что-нибудь для неё?..
… какая разница.
… какая разница.
Ведь в итоге у них получилось выстоять. Они справились. Вместе.
Лайя тепло улыбнулась ему. Он улыбнулся в ответ. А потом оба вернули смелые взгляды своим спутникам. Стыд и ощущение неправильности покинуло обоих. За всё, что было, они готовы ответить.
Молчание затягивалось. Никто не решался заговорить первым. Тэруми взяла свою палку, поставила и, опираясь на неё, поднялась. Сидеть рядом с ними было невыносимо. Хотелось побыть одной. Фенрис наблюдал за процессом вставания танэри со сдержанным интересом, а когда Тэруми сделала несколько прихрамывающих шагов в сторону, сказал:
– А я всё думал, к чему была та фраза про палку?
Жгучая боль, ярость и ревность, которые рвали сейчас её душу, требовали выхода.
– Это всё, о чем ты можешь сейчас думать? Всё, что беспокоит? – ядовито процедила она сквозь зубы и обернулась к нему.
– А было что-то ещё, о чем стоило беспокоиться? – невозмутимо решил уточнить Фенрис.
Тэруми уставилась на него, приходя в недоумение от его выдержки. У него там вообще, что ли, ничего живого внутри нет?! Как можно вот так спокойно сидеть и думать о… ерунде?! Когда любимый человек… П-ф-ф-ф!!!
– Это сейчас такая попытка сгладить… ситуацию? – съязвила она.
Он усмехнулся. Взгляд скользнул по её сжатой в руке палке, на которую Тэруми опиралась. Ухмылка стала шире.
– Так и знала, что ты будешь в восторге от моей хромоты и палки, – ворчливо добавила Тэруми и тоже усмехнулась, набрасывая на себя веселье. – Я старалась.
– Хоть кто-то из вас троих думал, как меня обрадовать, – с толикой сарказма ответил Фенрис.
Лайя и Чонсок одинаково возмущенно выдохнули, а Тэруми радостно воскликнула.
– Я всё слышала! Ты злишься! – Это почему-то её невообразимо забавляло. Невозмутимый эльф всё-таки не сдержался!
– Ты куда-то ковыляла, – напомнил ей Фенрис.
– Завидуй молча, – весело парировала она, – ты и встать-то не можешь. – На её провокацию он не поддался, а глазами указал на темноту коридора. Тэруми засмеялась. – Черт, угрюмый, мне тебя не хватало.
Как расценят остальные её слова, ей было всё равно. Хотя нет… Когда она отвернулась от них, злорадная улыбка стала широкой. Тэруми представила, как разозлился Чонсок… м-м-м… Так ему и надо!
***
Попытка продолжить путь не увенчалась успехом, Лайя ещё не оправилась от столь иссушающего заклинания, да и ноге Тэруми нужен был покой, поэтому было решено сделать длительную остановку. Все мирно спали, и чтобы никому не мешать, Фенрис поднялся и сел в стороне.
Он не хотел об этом думать, но мысли раз от раза возвращались к тому саду, где его мать предала отца. Почему это мучает его именно сейчас, он догадывался. Боялся ли подобного по отношению к себе? Нет. Магия Лайи не могла врать, но всё равно было непривычно больно внутри. Те далекие эмоции, которые при другом стечении обстоятельств в памяти взрослого растворились бы без следа, жили в нем здесь и сейчас, и отделить их он не находил в себе силы. От этого появившаяся странная уязвимость не давала ему уснуть.
Тэруми поднялась и, прыгая на одной ноге, добралась до него. Он, не поднимаясь, протянул ей руку, давая опору. Девушка за него ухватилась и села рядом. Оба молчали и смотрели на своих возлюбленных. Фенрис давал время Тэруми решиться на разговор, для этого ведь подошла. Так и вышло.
– Как ты можешь быть таким спокойным? – прошептала она, продолжая смотреть на Чонсока. – Я, когда смотрю на Чона, хочу его убить!
– Угу, – кивнул он. – Я тоже.
– Эй! – возмутилась она и толкнула его в плечо. – А почему не Лайю?
– Её я люблю, – с легкой улыбкой ответил он.
Тэруми фыркнула, но успокоилась, перевела взгляд на него.
– Ладно, а если серьезно?
– Я серьезно, – улыбка пропала, тон был расслабленным и уверенным.
Тэруми долго рассматривала свои руки, каменную кладку стен, профиль эльфа, спящие фигуры Чона и Лайи. Она хотела, чтобы кто-то развеял её страхи, успокоил, сказал, что её ревность не имеет смысла, но признать свою постыдную неуверенность в себе и в чувствах Чона к ней, было слишком сложно. Проклятый эльф, как назло, молчал, словно догадываясь о её смятении, и ждал.
Слова застревали, но она всё же их произнесла:
– А если она… нравится ему? – Слово «любит» она так и не смогла из себя выдавить. Заменила.
– Нравится, – сразу же согласился Фенрис.
У Тэруми от этого простого слова похолодело всё внутри, но панике поддаться себе не позволила.
– Ты же понял, что я имела в виду! – яростно прошептала она, желая встряхнуть эльфа и сказать, что его реакция неправильная!
– Понял. Более того, я думаю, что это взаимно, но…
– Какие могут быть но?! – Её душил гнев, глаза превратились в узкие щелочки.
– Но это ничего не значит, – невозмутимо продолжил он. Её реакция странным образом успокаивала его и развеивала недавнюю бурю чувств. Он говорил и не понимал, почему не пришел к этому раньше. – Так любит она только меня.
– Я не понимаю!
– А мне кажется, что понимаешь. – Он впервые за время разговора повернул к ней голову, чтобы посмотреть в её глаза.
В отблесках голубоватых, висящих в воздухе ледяных сфер его синие глаза были темнее обычного. Полумрак не давал рассмотреть снежные лучики радужки. Тэруми поймала себя на этой мысли и невольно подалась назад. В памяти всплыла та ночь на крыше, где она сидела рядом с Фенрисом. Она помнила свой порыв коснуться его. Помнила, как пальцы подцепили серебристую прядь, отводя с его лица. Вспомнила своё смятение, когда все мысли занимал этот эльф со шрамом. А ведь были и другие такие дни, где она невольно пугалась оттого, что взгляд на нем задерживается дольше привычного.