– Сегодня никаких прогулок и выходов в город, – наконец сказал Фенрис. – Возвращайтесь в комнаты и предупредите Торника, чтобы никуда не уходил. А лучше побудьте какое-то время вместе.
– Ты думаешь, они могут что-то предпринять? – спросила Тэруми.
– Просто меры предосторожности, – ответил Фенрис, – пока не уладится это недоразумение.
– А ты? – с беспокойством спросила Лайя.
– Найду Верховную жрицу и Аркуэна, – сказал эльф.
– Что будешь делать? – спросил Чон.
– Договариваться, – грустно усмехнулся Фенрис. – Новый виток войны ни к чему.
Лайя подошла и прижалась к нему, стараясь передать ему свою любовь. Он обнял в ответ, целуя её макушку.
– Всё будет хорошо, – уверенно сказал он.
Фенрис провел взглядом своих родных и вышел, направился к саду Верховной жрицы. Своё приглашение к разговору он передал мысленно. Нужное заклинание без труда отыскалось в кладовой его знаний, полученной вместе с титулом. Кажется, пришла пора правильно разыграть выпавшую ему карту.
***
Исалиэль шла настолько быстро, насколько это позволяли приличия. Она приветственно кивала тем, кто склонял голову при виде неё, одаривала улыбкой, если тепло улыбались ей… Но в голове в панике металось лишь одно слово: «Прочь». Она никогда не видела, чтобы мать так гневалась, и уж точно никогда не видела, чтобы отец был… таким… свирепым. Это пугало. До дрожи. До желания заплакать. Она хотела вернуть всё как было: покой и размеренность, уют и счастье обыденности, – и вместе с тем понимала, что так, как прежде, уже не будет. И не только из-за Магистра. Она сама уже не станет прежней, не после того, что пережила, к чему прикоснулась.
Эмоции… Она за всю свою жизнь столько не испытывала, сколько довелось испытать со времени его появления. Его, мужчины, который был обещан ей Великими силами. Все годы она хранила его образ у себя в душе, нежно и трепетно любила. И не было других мужчин в её жизни. Только он. Ухаживания, первый поцелуй, первый танец, первые прогулки под луной – всё хранила для него.
Она знала, что та странная девушка, больше похожая на молодого мужчину, – его невеста, но не переставала надеяться. Ведь она, Исалиэль… для него. Никто не может противиться судьбе. Да и разве можно сравнить её и ту, другую? Исалиэль красива, она знала, так почему его взор всё время замирает на другой?
Память отравила душу воспоминанием… Как горел от желания его взгляд, когда он смотрел на другую, как часто стала вздыматься грудь, волнуясь… Они были у всех на виду, но словно одни во всем мире…
Исалиэль на мгновение зажмурилась, прогоняя слезы, а потом не сдержалась и бросилась бежать. Душу разрывало от несправедливости и сумасшедшей ревности. И сейчас, словно в насмешку, ей по пути попадались влюбленные, которые шутили, гуляли, держались за руки, целовались… А ведь таких в их городе всегда очень много… Просто она не придавала им значения, знала, скоро и в её жизни так будет. И пока все жили, она ждала… Того, кто с такой любовью и страстью смотрит на другую.
Она опомнилась на берегу и стала озираться, пытаясь понять, куда прибежала. Взор устремился в сторону дворца. Балкон брата отличался от всех, не перепутать. Почему из всех возможных мест, ноги принесли её сюда? Взгляд замер на окнах рядом с комнатой брата. Потому что там жил Чонсок Лим. С другой.
Силы оставили её. Слезы полились из глаз. Она опустилась на песок, закрыла лицо руками и горько заплакала, ненавидя свой дар, который показал будущее и уничтожил её настоящее.
***
Дарий сидел в стороне от всех и наблюдал за Лайей, беспокойно меряющей пространство ногами. Хотелось подойти и обнять, успокоить. Ненавистная ему азурианка, в который раз одернула её, уговаривая, что с Эарендилом всё будет в порядке, что он со всем справится. Имя этого эльфа, как и состояние, в которое из-за него впала Лайя, вызывали у Дария внутри пожар. Почему эльф привел её сюда, если не может обеспечить ей безопасность? Если ей приходится вот так переживать?
– Лайя, – не выдержал он, – я могу чем-нибудь помочь?
– Да. Сгинуть, – незамедлительно ответила за неё азурианка.
Лайя укорила её взглядом, а потом посмотрела на него.
– Спасибо, Дарий, – ответила она со слабой улыбкой, – ничего серьезного не случилось, это я просто… последние недели выдались не очень, вот я и накручиваю себя… Не обращайте внимания.
Всё-таки осознав, что она при свидетелях, Лайя стала контролировать себя и села на кровать. Дарию стало больно. Он чужой для неё. И его вопрос, чтобы поддержать её, сделал только хуже: она заперла свои страхи внутри и не давала им вырваться. В эту минуту он действительно захотел сгинуть. Хотя бы с её глаз. Он вышел на балкон и закрыл за собой дверь.
– Вот бы он и правда вниз сбросился, – донесся задорный голос азурианки.
– Тэ! Что ты такое говоришь?! – возмутилась Лайя.
– Держи!
Дарий обернулся посмотреть. Азурианка протянула расческу. Лайя послушно её приняла и уселась рядом, принялась перебирать волосы сестры, по лицу ведьмы стало медленно расползаться спокойствие. Имперец придвинул кресло ближе к ним, уютно устроился и начал читать какую-то только что найденную книгу. Это было так… по-семейному. И осознание того, что при всем желании, при всей любви, ему, Дарию, никогда не стать частью жизни Лайи, накрыло его, вызывая жгучую обиду на чужие промыслы.
Он отошел к перилам и уставился на океан. Один из порывов ветра донес чей-то плач. Дарий подался вперед, присматриваясь. На песке сидела черноволосая девушка в светлом, воздушном платье и плакала, прижав ноги к груди. Дарию стало неуютно, словно он подсмотрел за чьей-то жизнью. Столько одиночества было в положении тела этой эльфийки…
Он отвернулся, догадавшись, что это та самая, сестра Эарендила, а в голове роились вопросы. О чем могла плакать столь красивая девушка? Любимая лошадка умерла? Не тот кусочек тортика подали? Бросить-то её точно никто не мог. Таких, как она, не бросают. Таких ещё попробуй заполучи… Хотя сам Дарий на откровенно богатеньких никогда не засматривался, неважно насколько они красивы. Во-первых, он всё равно ничего не может предложить, а быть мальчиком на содержании – такое себе удовольствие. А во-вторых, проблемные они… ну-у-у-у… так рассказывали те, кто пробовал встречаться с аристократками.
Видеть происходящее в комнате было невыносимо, поэтому Дарий снова повернулся к плачущей эльфийке. Лучше подсматривать за чужим горем, чем сгорать в своем собственном.
***
Фенрис сидел на краю фонтана и медленно водил пальцами по воде, наблюдая за расходящимися кругами. Размышлял…
Мать и отец не заставили его долго ждать.
– Никто не смеет заходить без разрешения в сад Верховной жрицы! – воскликнула Анкалумэ. – И тем более назначать здесь встречи!
– Даже Магистр? – спросил Фенрис, не сдержав сарказма. Взгляд стал насмешливым.
– Даже Магистр, – твердо сказала она.
Ответ Фенриса позабавил. Сковавшая до этого тревога за результат переговоров и возможные последствия оставила его.
– Прошу меня извинить, – миролюбиво ответил Фенрис, жестом приглашая присесть на скамью, словно он был здесь хозяином, а не наоборот.
Жрица не заметила иронии и величественно села. Аркуэн зашел за её спину и смотрел на сына, ожидая начала разговора.
– Хотел извиниться за утренний инцидент, – снова заговорил Фенрис, выдерживая паузу. – Возможно, в моих словах вы увидели для себя оскорбительный подтекст, но я сказал ровно то, что сказал. Никаких тайных или явных намерений оскорбить у меня не было.
Анкалумэ мысленно оценила извинение сына. Вроде извинился, а вроде и нет. Легкая ухмылка одобрения тронула её губы.
– Возвращаясь к спорному моменту, – Фенрис посмотрел уже на отца, – война невыгодна обеим сторонам. К тому же не вижу причин для ненависти.
– После всего, что они сделали, люди заслуживают смерти! – яростно проговорил Аркуэн.
– А что они сделали? – Фенрис старательно сдерживал рвущийся триумф.
– Своей глупостью они уничтожили гармонию, заперли нас на этой стороне! – совершенно искренне возмутилась Анкалумэ.
– Хочу напомнить, – прохладным тоном сказал Фенрис, – что Маримэль, твоя сестра, помогала им устанавливать завесу. Так что вина эльфов в происходящем тоже есть.
– Не говори мне о ней! Проклятая предательница! Любовь к человеку сделала её слабой и затмила рассудок! – взбесилась Анкалумэ.
– Не вижу предательства с её стороны, – продолжил подводить их к нужной черте Фенрис. Сожалений не было. Сейчас это не его родители. Это эльфы, с которыми ему предстояло сыграть партию и победить. Он продолжил: – Её поступки можно понять. Она просто хотела справедливости и свободы для любимого человека. Разве это плохо?
– Что ты несешь?! – не сдержался Аркуэн. – Она и её, так называемый любимый человек, уничтожили всех магов!
Взгляд невольно устремился к Анкалумэ. Та невозмутимо сидела, продолжая пребывать в праведном гневе. Фенрис сдержал улыбку. Эмоции Верховной жрицы… Так даже лучше. Так проще будет застать её врасплох. Она не успеет справиться с собой.
– Разве силы человеческого мага и обычной эльфийки, пусть даже ведьмы, хватит, чтобы сотворить столь мощную магию, способную унести жизнь всех магов на этой земле? – спросил Фенрис ни к кому конкретно не обращаясь.
– Конечно! – воскликнула Анкалумэ. – Они были истинной парой!
– Точно, – медленно проговорил Фенрис, – я и забыл.
Он подошел ближе, останавливаясь перед ней и наклоняясь, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Вот только я был здесь в тот самый день, мама. Когда ты и Муилькорх читали заклинание. Могу повторить его, освежить в твоей памяти, если вдруг забыла. Я не только лично видел цену твоей ошибки, но и всё, что было до этого заклинания.
Фенрис наслаждался её испугом и смятением. Все её страхи читались в глазах.
– О чем он говорит, Анкалумэ? – в голосе Аркуэна звучало недоумение. Он видел, как сошла краска с лица его жены, и сердце сжалось от нехорошего предчувствия.