От счастья радостные слезы хлынули из глаз, и я их не сдерживала. Однако последнего решения не стану менять, поживем здесь с мужем спокойно недельку. Хотя, уверена, он согласился бы на очередной мой каприз. Никаких капризов, в свадебное путешествие съездим позже, уже ничего не опасаясь.
Гастон застал меня у накрытого стола плачущей навзрыд. Я даже не слышала, как он меня окликнул. Перепуганный, кинулся ко мне.
— Господь с тобой, дорогая! Ты плачешь? Что случилось? Почему? Отчего?
— От счастья! — пролепетала я, приникнув к его груди.
* * *
Не прошло и года, как страшная тайна оказалась раскрыта, причем случайно.
Как это часто происходит, «повезло» пьянчуге, который отправился нелегально половить рыбку в рыбных прудах. Кстати сказать, в прежние времена именно я первая в этих местах занялась искусственным разведением рыбы в прудах. Так вот, отправился этот пьянчуга половить рыбку... Хотя, когда отправлялся, возможно, еще не был пьяным, на месте уже приложился к бутылке, для сугреву, может, и вздремнул по пьяной лавочке, а когда проснулся, увидел на крючке фрагмент человеческого тела. С криком бедняга в панике пустился бежать и тем привлек к находке внимание общественности. Общественность прибежала толпой задолго до прибытия полиции и основательно затоптала все следы, если они там еще оставались.
Так и не удалось выяснить, кем был утопленник, от лица его, почитай, ничего не осталось. При нем не нашли ничего, что помогло бы установить личность, хотя нашли кое-что другое — а именно пулю, которая и стала причиной смерти утопленника, потом уже его бросили в пруд, натолкав в карманы плаща камней. Отпала тем самым первоначальная версия о том, что сам утонул по пьяной лавочке, поскольку местное население давно пользовалось дармовой рыбкой.
О страшной находке сообщили газеты, даже мелькнул сюжет по телевизору, но вряд ли кто обратил на это внимание, кроме нас. Пожалуй, и мы не придали бы сему незначительному событию никакого значения, если бы не одна деталь. В какой-то заметке говорилось, что у покойника был отрезан кусок уха, причем медэкспертами установлено — уже после его смерти, из чего следователь вывел заключение — в ухе находилась ценная серьга, на нее, дескать, польстился убийца. А может, и не очень ценная, просто понравилась убийце и он прихватил добычу. В последнее время пошла такая мода: мужчины стали носить серьги. Даже пьянчуги и убийцы. К счастью, ни Монике, ни Эве с Шарлем эта газетная заметка не попалась на глаза, иначе могли бы что-то заподозрить.
До Гастона и вовсе такие сообщения не доходили, он, как правило, польских газет не читал, польского телевидения не смотрел.
А тут еще поползли слухи — об этом вроде бы официально нигде не сообщалось — будто обнаруженная в покойнике пуля выпущена была из какого-то старинного ружья, какими уже сто лет не пользуются. Может, кто из музея украл, в Польше таких не обнаружилось. В принципе, само по себе убийство относилось к самым заурядным, теперь на каждом шагу встречаются, но вот пуля... вряд ли какие сводящие счеты мафиози вдруг выбрали столь изысканный способ расправы с неугодным им человеком.
Теперь у меня исчезли последние сомнения — Армана могу больше не опасаться.
Беспокоило немного лишь одно: а вдруг полиции удастся обнаружить ружье, которым был застрелен неизвестный, а там по нитке и до клубка могут добраться. Вот почему, выждав, когда Гастон уедет в Варшаву по делам своего варшавского филиала, я призвала Романа и заперлась с ним в кабинете. Сивинская занималась в кухне обедом, Зузя наводила порядок в спальне, Сивинский копался в саду. Никто не мог нам помешать, незаметно нас подслушать.
Молча уставилась я на Романа. Должно быть, мой вопрошающий взгляд обладал особой силой, Роман лишь тяжко вздохнул и принялся рассказывать.
— А что я еще мог сделать? Ведь Арман Гийом уже и взрывчатку заготовил, хотел в нашем гараже заложить так, чтобы взрыв произошел в его отсутствие. И пан де Монпесак погиб бы первым, а приписали бы все запасам бензина, которые он держал в гараже. Оставалось лишь взрыватель установить, вот Гийом и вез его на украденном мотоцикле. Все бы заняло у мерзавца считанные минуты, и он спокойно присоединился бы к поджидавшим его в ресторане пани Танской и приятелю, якобы вернувшись из туалета. Двадцать минут пробыть в туалете имеет право. Даже шестнадцать, я потом все проверил. А происходило это, если помните, сразу после оформления вашего гражданского брака с паном Гастоном.
Не только пани Танская и приятель, и другие посетители ресторана подтвердили бы — мерзавец провел в ресторане весь вечер, никуда не отлучаясь.
Страшные вещи рассказывал Роман, но ведь все это уже осталось в прошлом, так что слушала я с таким чувством, словно читаю лихо закрученный детектив, совсем не относящийся ко мне.
— А дальше? — жадно поторопила я Романа.
Тот опять тяжко вздохнул. От меня легко не отделаешься.
— Ну и я успел. Да вы и сами, небось, заметили, как долго и неуклюже пытался я пристроиться на автостоянке перед загсом. Вы уж, милостивая пани, избавьте меня от изложения подробностей.
— Так когда же вы еще успели его в воду бросить? — не понимала я. — Уложились за шестнадцать минут...
— Ну, это сделал позже...
И больше Роман ни слова не добавил. А до меня с опозданием дошло — из загса мы возвращались с трупом в багажнике!!!
Долго мы оба молчали. Роман опять не сводил глаз с чего-то за моей спиной. Теперь я знала с чего. Собравшись с силами, все-таки полюбопытствовала:
— А пуля из старинного ружья... Оно откуда взялось? И не обнаружит ли полиция...
— Этого ружья полиция никогда не обнаружит, — спокойно ответил Роман.
— Вы уверены? Почему?
— А потому что оно затерялось еще сто пятнадцать лет назад.
Сколько труда стоило мне выудить из Романа подробности, но я должна была знать все!
Выяснилось — опять он совершил путешествие во времени. Ученые кретины снизошли к его просьбе и разрешили махнуть туда и вернуться обратно. Взяв одно из ружей моего покойного мужа, Роман вернулся в будущее, сделал что требуется, потом опять перескочил барьер временной с ружьем, разобрал его на части и эти части побросал в старый колодец, который на его глазах за ненадобностью начали засыпать. Теперь от этого колодца и следа не осталось, так что бояться нечего. И вернулся в свое время.
Четыре раза проклятый барьер пересекал, ученые даже на основании таких экспедиций сделали какие-то важные открытия в области науки о пространстве и времени, им явно понравилось, даже сами стали предлагать предпринять еще парочку прыжков туда-сюда, так что есть возможность...
Я пока не стала затрагивать эту тему, переключившись на еще не до конца выясненные детали.
— А мотоцикл... с ним что?
— Да ничего. Владелец поднял шум, в полицию обратился, а та быстро отыскала пропажу, Решили — вор поездил и бросил, владельцу вернули его любимое средство передвижения, и вообще это неважно.
— А... ухо? Куда подевалось?
— Пани же знает, Сивинский чуть ли не каждый день жег костры в саду, осень ведь стояла. Алмаз — тот же уголь, все сгорело, пошло в компост.
Вот, оказывается, и компост пригодился.
— Спасибо вам, Роман! — тихо, но от всего сердца поблагодарила я. А Роман опять смотрел не на меня, а на портрет моей матери. И как-то торжественно произнес:
— Я сделал что мог. Думаю, клятву свою сдержал. Другого выхода не было, иначе пани никогда не смогла бы жить спокойно.
А мне вспомнилось его первое признание, понятно и упорство, с которым он все время возвращался в прошлый век к женщине, которой отдал сердце и всю свою жизнь, втайне и без надежды на взаимность. И почему так постоянно заботился обо мне, не думая об угрожавшей ему самому опасности.
— Так той женщиной была моя мать? — хотела убедиться я.
— Да! — просто ответил Роман. — Теперь я могу в этом признаться, настали другие времена. Тогда же не смел и намекнуть, меня бы вышвырнули из дома, иди на все четыре стороны. И вечно приходилось остерегаться, как бы не выдать себя, чтобы никто не догадался о моей великой любви, а пани графиня в первую очередь. И видимо, мне не до конца удалось скрыть свои чувства, ведь не кому-то, а именно мне пани графиня на смертном одре велела торжественно поклясться, что я никогда не оставлю ее дочь и стану заботиться о ней, как о собственном ребенке. Вот почему я и решил спасти ее дочь от верной гибели, сделав свое дело, хотя, возможно, мой поступок и не очень христианский. Надеюсь, пани не имеет ко мне претензий?
Я так и подскочила в кресле.
— Какие претензии? О чем вы, Роман? Да я до конца дней своих буду благодарить вас за себя и свою семью, словечка никому не пикну! Вы так рисковали из-за меня, прыгая столько раз через этот проклятый бело-зеленый барьер.
Ну и снова началось. Роман который уже раз попытался объяснить мне принцип перехода из одного времени в другое, напрасно уверяя, что бело-зеленый барьер на моем лугу не имеет к этому никакого отношения. Чуть ли не волосы на себе рвал от отчаяния, что до меня не доходит. Пришлось в конце концов сделать вид — поняла, потому что Гастон вернулся, а при нем вести такие разговоры рискованно. Зачем ему вообще знать о таких вещах? Пусть живет спокойно.
Возможно, Роман и прав в том, что касается барьера на моем лугу, уверяя, что он лишь часть прежней полосы препятствий для тренировки лошадей. Однако я решила больше не рисковать. Наняла рабочих с соседней стройки и перед самым своим отъездом во Францию лично проследила за тем, как они разобрали на мелкие кусочки проклятый барьер, выкопали столбики и порубили их, и все сожгли. Только после этого я смогла вздохнуть спокойно.
А самое смешное выяснилось по приезде во Францию. Оказалось, что именно я, как единственная родственница, наследую принадлежащую Арману его недвижимость в Ретале...