– Где ты нашел детей? А почему девушкам нельзя? – одновременно возмутились и те и другие.
– Потому что это неразумно, – безапелляционно заявил Аметрин.
Луна, услышав знакомое до боли словечко, еле сдержалась, чтобы не заскрипеть зубами. Призвав на помощь всю выдержку, она тихонько попросила, заглядывая Аметрину в глаза:
– Ну пожалуйста, нам же тоже интересно. Мы аккуратно и строго за вами. Без вашего разрешения ни единого шага. Честно-честно. Ведь по этой тропе многие до нас спускались, так что опасности нет.
Сентария и Пиритти с Пироппо присоединились к уговорам. Особенно виртуозно получалось у братьев, которые складывали руки в молитвенном жесте и тоскливо канючили дрожащими голосками. Луна с Сентарией, конечно, не могли с ними тягаться, поэтому просто глядели на Аметрина умильными глазами, подпустив во взгляд чуточку слез. И Аметрин дрогнул.
– Ну ладно-ладно, – проворчал он, – только прекратите так на меня глазеть!
И тут же, подняв указательный палец, нравоучительным тоном продолжил:
– От меня ни на шаг. Эгирин пойдет первым, Стефан – вторым, за ним девушки, затем дети, я – замыкающий.
Пиритти и Пироппо хотели уже прямо всерьез возмутиться, услышав второй раз слово «дети», но любопытство пересилило и братья не стали ввязываться в ненужный спор. Да и какие могут быть споры, когда они только что получили разрешение на величайшее приключение в жизни!
Осторожно подойдя к обрыву они вновь заглянули вниз. От восторга и необъятной пустоты под ногами немного закружилась голова, а в ушах слегка зазвенело.
– Если хотите спускаться, то я не рекомендую смотреть под ноги, – раздался голос Эгирина, который уже пошел вниз. – Тропа широкая, так что не страшно. Главное, смотрите прямо перед собой. Внизу я вижу даже нечто вроде лужайки.
Воодушевленные его словами, друзья храбро двинулись следом. Тропа и правда оказалась широкой и удобной. Было ясно, что по ней ходили много раз. Из-за этого исследовательский азарт в юных сердцах немного поугас. Они-то предвкушали спуск, полный опасностей и приключений, а тут… Ощущение такое, будто идешь по обычной лесной тропе, только с уклоном. Хотя… Если взглянуть вниз, сразу захватывало дух и появлялось чувство непередаваемой свободы, знакомое, пожалуй, только кристаллианцам, которые знают, каково это – парить в невесомости, не ощущая собственного тела.
Через полчаса ребята достигли широкого выступа, который глазастый Эгирин увидел сверху и назвал лужайкой. К их глубокому сожалению, на этом выступе тропа и заканчивалась: дальше шла отвесная стена, которая исчезала в клубящейся белой пене.
– Ну что ж. Это максимум, куда ступала нога драгомирца. Дальше никак, – сказала Сентария.
– А на веревках не пробовали? – загорелся Стефан, которому сложно было распрощаться с мечтой.
– Конечно пробовали, – пожала плечами Сентария. – Неужели ты думаешь, что у драгомирцев любопытства меньше, чем у тебя?
Стефан виновато улыбнулся.
– С веревками тут творится что-то странное, – добавила Луна. – Какой бы длины они ни были, до завесы ни одна не дотягивалась. Говорят, едва начинаешь спуск, веревка будто укорачивается и ее хватает лишь на то, чтобы подойти к краю этого выступа.
– Выходит, Эссантия не пускает вас?
– Выходит, что так, – теперь уже Луна пожала плечами.
У нее не было другого объяснения, почему ни у кого не получилось проникнуть сквозь завесу. Видимо, туман действительно был призван хранить некую тайну, которая несколько тысячелетий будоражила умы драгомирцев.
После еще одного пикника все расселись на выступе и невольно замолчали. Атмосфера была столь загадочной, что разговоры прекратились сами собой. Даже неугомонные Пиритти с Пироппо сидели, задумчиво глядя вниз. К ним пристроились их не менее неугомонные хранительницы, на мордочках которых застыло благоговейное выражение. Всем казалось, что они прикоснулись к чему-то великому.
Луна сидела недалеко от края и внимательно смотрела на белоснежную завесу. Это был не просто плотный туман. Он двигался, дышал и жил своей жизнью. Потоки дыма постоянно клубились и переплетались друг с другом, создавая неповторимые узоры. Луна не могла отвести глаз.
Вдруг она увидела, как в картину, только что созданную дымом, начал вплетаться тоненький черный завиток. Настолько тонкий и едва различимый, что девушка решила, что ей привиделось. Но, приглядевшись, она убедилась, что действительно видит этот завиток, который закручивался и раскручивался внутри завесы. Постепенно он становился все толще, и Луне уже не приходилось напрягать глаза, чтобы разыскать завиток среди плотного тумана. Быстрый, словно длинная лента в руках опытной танцовщицы, он танцевал так вдохновенно, что Луна была очарована.
Он как будто молил о чем-то, сначала неистовствуя в бешеном танце, затем сникая без сил. Наблюдать за ним было так же интересно, как за языками пламени, что сливаются в жарком танце. Но языков пламени много, а завиток был один, печальный и бесконечно трогательный. Луна не удержалась и подошла к обрыву. Завиток словно обрадовался и подлетел к ее ногам. Он даже немного дрожал от нетерпения, а его танец стал настолько стремительным, что девушка почувствовала потоки ветра, исходящие от него.
С усилием отведя взгляд, Луна обернулась на друзей. Она хотела позвать их, чтобы они тоже насладились зрелищем, но что-то в их фигурах показалось ей противоестественным. Сначала она не поняла, в чем дело, и громко окрикнула их, но они не отозвались. И тут Луна осознала, что не так. Ее друзья, включая хранителей, застыли в одной позе и не двигались.
Но не это было самым страшным. Хуже всего были их глаза. Безжизненные и пустые. В них клубилась белая пена, в которой плясал черный завиток. Друзья ничего не делали, только смотрели этими ужасными глазами.
Завиток дрожал, манил, требовал и не останавливался ни на секунду. Зрелище было настолько жутким, что девушка вскрикнула и попятилась. В спину вновь дохнул ветер, и Луна испуганно замерла, боясь пошевелиться. Она физически чувствовала за спиной бездну, которая больше не казалась ни загадочной, ни волшебной. Оттуда веяло жутью и – Луна была вынуждена это признать – смертью.
Спина и шея покрылись мурашками. Мышцы между лопатками свело от страха. Смерть дышала ей в затылок, и девушка совсем не хотела поворачиваться. Она боялась того, что может там увидеть.
Луна хотела отойти от опасного края обрыва, но, едва она попыталась сдвинуться с места, ее друзья, словно марионетки, управляемые невидимым кукловодом, как по команде, встали и двинулись на нее, шагая в ногу, словно отряд вышколенных солдат.
Их глаза… Сначала там был один завиток, но Луна моргнула, и их стало два. Девушка протерла глаза, и вот уже три завитка сплелись друг с другом. Они больше не походили на танцевальные ленты и выглядели как клубок червей. Мгновение – и черви вырвались из глаз и устремились к ней, словно осьминог выбросил щупальца.
Девушка закричала. Закричала так, что заложило уши. Она в панике отшатнулась, и одна ее нога ступила в пустоту. Отчаянно замахав руками, Луна попыталась вернуть равновесие, но ничего не получилось. Спереди давили черные нити, а сзади тянула смерть. Луна зажмурилась. Она уже почувствовала зловоние, поднимавшееся из бездны, и ощутила, как липкая масса начинает затягивать ее…
И вдруг в ее плечи вцепились чьи-то крепкие руки. Луне стало больно, и от этой боли она словно очнулась и схватилась за держащие ее руки с такой силой, что у нее свело пальцы.
Все звуки мира одновременно обрушились на нее. Словно до этого момента кто-то собрал их в большой мешок, крепко затянув его, но они нашли прореху и разом высыпались на волю.
– Луна! Что с тобой! Очнись! – вопил перепуганный Фиччик.
Только сейчас она ощутила его лапки, которые вцепились в ее косу, причиняя, между прочим, сильную боль.
– Луна! Открой глаза! Луна, ты слышишь?
Это кричала Сентария. В ее голосе звенели слезы.
– Не толкайтесь! Не мешайте. Аметрин, оттащи ее от края. Дайте я посмотрю.
Это вмешался рассудительный Эгирин. Но было слышно, что даже его хваленая выдержка дала трещину. В таком всегда спокойном голосе звучали панические нотки.
– Разойдитесь все. К краю ни ногой. Все к стене. Прижмитесь и не двигайтесь. В центре остаемся только я, Луна и Эгирин.
Это уже Аметрин, чей мощный голос легко перекрыл все остальные.
– И я! Я тоже в центре, – пропищал Фиччик, продолжавший тянуть Луну за косу.
– Конечно, и ты, – сказал Аметрин. – Только отпусти волосы, ей больно. Эгирин, я не могу ее поднять, она держит меня за руки. Не получается расцепить пальцы. Она словно каменная.
– Сейчас, – отозвался тот.
Луна почувствовала, что ее приподняли и медленно понесли. Умом она понимала, что опасность уже позади. Дух смерти исчез, словно его и не бывало. Сейчас в воздухе был лишь свежий ветер, вкусно пахнущий луговыми травами, и аромат одеколона Эгирина. Такой же, как у Мориона. Древесный запах с ноткой свежести.
Поставив Луну в центре лужайки, друзья обеспокоенно топтались рядом. Эгирин положил ей на лоб руку, от которой начало исходить золотое свечение.
– Она в шоке, – тихо сказал он. – Что-то напугало ее до потери разума. Я чувствую потрясение и ужасную боль.
– Она ранена? – встрепенулся Фиччик, который практически лежал на груди девушки, обнимая ее за шею.
– Нет! – уверенно ответил Эгирин. – Эта боль не физическая. Это боль души. Она страдает, и она потрясена. Дайте мне пару минут. Нужно сосредоточиться.
Фиччик послушно замолчал, перестав сопеть и вздрагивать. Он лишь еще крепче обхватил Луну и прижался к ней.
Эгирин взял обеими руками лицо девушки и заглянул в ее глаза. Обычно такие живые и искрящиеся, сейчас они были пусты. Девушка все слышала, но не могла справиться с оцепенением, которое завладело всем телом. Пальцы, сжимавшие руки Аметрина, уже болели от напряжения, но расслабить их не получалось.
Золотое свечение ладоней Эгирина потихоньку начало проникать внутрь Луны. Как только тепло достигло рук девушки, оцепенение отступило и Луна почувствовала свои пальцы, ощутила привычное тепло в ладонях. Они тоже засветились, только ее особенным, серебристым светом.