Затем им удалось украсть лошадь прямо под носом у воинов. Те смотрели поединки на большом зеркале и даже не заметили пропажи.
Вскоре проводник и паук добрались до Валоремии.
Яму тоже никто не заметил. Раскидав ветки, Обсидиан нетерпеливо подтолкнул безвольного проводника к яме. Тот послушно забрался внутрь Валоремии. Паук прислушался. Все было тихо. Валоремия спокойно пропустила внутрь чужака.
Книги, увидев человека, тут же начали шептать. Если у проводника и были какие-то сомнения, то в этот миг они улетучились. Поработив его окончательно, главная книга потребовала крови и, получив нужное, открылась на странице с заклятием тумана.
Проводник начал читать. Обсидиан потирал лапки от радости. Глаза его блестели. Он всем отомстит! И гадкой девчонке, и ее упрямым дружкам, и правителям, которые изрядно надоели, а главное, этому скрюченному богомолу, посмевшему вонзить в него свои крючки. Не забыл паук и о Рутиле, придумав тому позорную и мучительную смерть. После того как он захватит девчонку, он заставит ее убить кузнеца на глазах у друзей. И не просто убить, а долго и жестоко пытать. А затем заставит свернуть шею богомолу. Хотя нет. Богомола он возьмет на себя.
Обсидиан поежился, вспомнив ту боль. Такие мучения требовали отмщения!
Пока Эссантия радуется поединкам, он успеет все подготовить.
Неожиданно голос читающего стал слабеть.
– Эй, эй! – очнулся паук. – Читай!
Но, несмотря на гневные окрики, проклятия и угрозы, голос становился все тише и звучал уже еле слышным шепотом, похожим на дуновение ветерка.
Не дочитав заклятие, проводник упал навзничь. Кровь хлынула у него из носа, рта и ушей. Обсидиан брезгливо поморщился.
– А ну-ка вставай! – он запрыгнул на грудь человека. – Ты мне еще нужен. Мы не вынесли книги. Вставай, кому говорю!
Но человек лежал не шевелясь, и лишь едва заметное дыхание указывало на то, что он жив.
– Да что ж это такое, – рассвирепел Обсидиан.
Но сколько бы он ни хлестал лежащего человека по щекам, тот не приходил в сознание. Его лицо посинело, глаза закатились. Черная магия сломила его.
– Никакого толка, – раздраженно поморщился паук. – Хватило всего лишь на одно пустяковое заклятие.
Оплетя бесчувственное тело паутиной, он через яму выволок несостоявшегося проводника из Валоремии. Оттащив подальше, он сбросил сверток в овраг. Беспомощный человек, кувыркаясь, полетел вниз, сопровождаемый камнями, которые сорвались следом.
Паук, не удостоив жертву последним взглядом, заторопился назад, в сокровищницу, обдумывать дальнейший план. Чтобы вынести книги, ему отчаянно нужен был новый проводник. Сильный духом человек.
Беспокоила паука и Эссантия. С ней можно справиться, отравляя черным ядом и действуя заклятием тумана, но на это нужно время, много времени, которого у него нет.
Обсидиан бегал кругами по сокровищнице, судорожно перебирая в памяти известных ему людей. На то, чтобы найти подходящего проводника, могут уйти годы и даже сотни лет. Именно столько понадобилось, чтобы найти Жадеиду. Все проводники до нее, которых ему удавалось заманить в сети, при виде книг бледнели и теряли сознание, прямо как тот жалкий слизняк, что валяется в овраге. Только Жадеида смогла с ними сладить. Но тогда книги были надежно спрятаны, а сейчас они на виду.
Обсидиан нервничал. Впервые в долгой жизни. Это состояние ему не нравилось.
В природе тоже началось какое-то едва заметное волнение. Кружевные облака, которыми заботливая Эссантия оберегала зрителей от солнца, стали чуть тяжелее. К их пушистым голубоватым бокам начала подкрадываться мрачная серость.
9
Выбежав из комнаты после испытания, Эгирин оглянулся в поисках друга. Он даже не заметил, что попал в царство жемчуга. Ему было не до красот, которые предлагала Эссантия.
– Аметрин! – крикнул он.
Его поддержали зрители на трибунах. Они-то, в отличие от Эгирина, видели молодого воина, который никак не мог отойти от обломков картины, усеявших каменный пол. Стоя на коленях, Аметрин с невыразимой тоской смотрел на то, что осталось от мозаики. Ему казалось, что с каждого осколка на него с немым укором глядит лицо отца, омраченное печалью и болью.
– Аметрин! – Эгирин, снедаемый тревогой, сложил руки рупором и закричал еще громче: – Аметрин, отзовись!
Тот, словно услышав друга, поднял голову. Трибуны заволновались. Искренне болея за Аметрина, они загудели и направили все мысли к нему, потрясенному и растерявшемуся от горя.
– Аметрин, вставай и иди! – в унисон кричали они.
Аметрин вздрогнул, поднялся и сделал несколько шагов к двери.
– Давай, давай, давай! – скандировала публика.
С трудом переступив порог, он в последний раз оглянулся, чтобы еще раз увидеть осколки, но комната начала исчезать. Изображение закрутилось, растеклось, словно художник, нарисовавший картину, в гневе размазал краски, взмахом кисти исказив не понравившееся ему изображение.
Аметрин не смог сопротивляться силе, выталкивающей его из комнаты, в которую уже не было возврата, и с глубоким вдохом вышел, плотно закрыв за собой дверь. Она тут же исчезла.
– Слава Эссантии! – услышал он.
К нему подбежал Эгирин.
– Кто? – спросил он, глядя на потрясенное лицо друга. – Отец?
Аметрин кивнул и тихо сказал:
– Все в прошлом. Забыли тогда, забудем и сейчас.
– Конечно забудем, – эхом откликнулся Эгирин. – Время лечит.
В глубине души оба понимали, что лгут друг другу и самим себе. Забыть это они не смогут никогда.
Друзья огляделись.
Они попали в обитель жемчуга. Здесь царствовали перламутровые тона. Бутоны растений переливались мягкими оттенками от нежно-розовых до матово-голубых. Трава, напоминавшая мех огромного животного, ласково обнимала ступни, обволакивая и завораживая. Хотелось лечь, закрыть глаза и немного забыться после пройденных испытаний. Легкие бабочки с крыльями, похожими на створки распахнутой раковины, совсем не боялись людей. Они порхали так близко, что можно было разглядеть рисунок на крыльях, напоминающий мрамор.
Эгирин не удержался и протянул руку. Бабочка тут же уселась на ладонь и с любопытством уставилась на человека выпуклыми полусферическими глазами. Тонкие усики, увенчанные крохотными жемчужинами, потянулись к ладони, знакомясь с необычным запахом. Поняв, что здесь нет ароматного цветочного нектара, бабочка отчетливо фыркнула, недовольно взмахнув крыльями, слетела с ладони и пересела на ближайший цветок. Он оказался намного интереснее диковинного человека.
Эгирин и Аметрин негромко рассмеялись, очарованные красотой, и даже не заметили, как подошли ко второй стойке, на которой стояла статуэтка с изящной жемчужной ветвью, похожей на гроздь винограда. Жемчужины загадочно сверкали и манили к себе.
Друзья остановились и посмотрели в глаза друг другу.
– Ну что? – спросил Аметрин. – Ты не передумал? Ты пришел первым и можешь пойти дальше, я не буду препятствовать. Все по справедливости.
– Я не передумал. А ты?
– Ну а я тем более. Но опять же, если ты не против.
– Да хватит уже расшаркиваться друг перед другом! – не выдержал Сардер.
Земной правитель подал голос впервые за время финала. Тревога за внука снедала его. К ней примешивались растерянность и растущее недоверие к Эссантии, которая устроила такие испытания.
– Да! – подхватили зрители. – Что за телячьи нежности?! Это же поединки, а не школа вежливости!
– Только после вас. Нет, что вы, это я после вас, – два остряка на трибунах разыграли небольшую сценку.
Пиритти и Пироппо сжали кулаки, собираясь броситься на обидчиков, но трибуны вновь загудели, и братья отвлеклись. В центре площади Эгирин крепко обнял Аметрина и, развернув его, подтолкнул к следующей двери:
– Удачи, друг. Я болею за тебя!
– Спасибо, друг! – отозвался Аметрин и зашел внутрь.
Как только за ним захлопнулась дверь, Эгирин вернулся к стойке и осторожно взял статуэтку с жемчужной ветвью с постамента.
За ухом стало нестерпимо жечь. Эгирин прикоснулся к коже. Его пальцы нащупали какую-то припухлость. Осторожно проведя по ней, он понял, что это и есть символ жемчужного мага, такой же, как у деда. Крохотная ветвь, усыпанная жемчужинками, словно искрящейся росой. Гордость наполнила его сердце. Он смог! Смог, невзирая на страхи и сомнения! Подняв статуэтку высоко над головой, Эгирин громко прокричал:
– Ура!
Тут же в небо взлетели тысячи жемчужин, рассыпавшихся на множество крохотных перламутровых капель, которые драгоценным дождем пролились на трибуны. Следом появилась надпись, составленная из ракушек:
«Поздравляем жемчужного мага Эгирина с победой!»
– Ура! – трибуны подхватили победный возглас Эгирина.
Сардер вытер одинокую слезу, изо всех сил стараясь сдержать остальные, которые кипели в уголках глаз. Янтария плакала не стесняясь. Их внук, столько переживший за свою короткую жизнь, взял титул жемчужного мага в самых сложных поединках, которые им только доводилось видеть. Гордость, чувство облегчения от того, что испытания позади, затопили их с головой.
Сентария сияла, как жемчуг на статуэтке, Луна тоже не смогла сдержать слез.
Эгирин вышел из обители жемчуга через открывшуюся в стене арку и попал под шквал аплодисментов и поздравлений. Сев на трибуну рядом со счастливыми бабушкой и дедушкой, он кинул на Луну сияющий взгляд. Она ответила ему взглядом, полным восторга, теплоты и нежности.
Но времени на поздравления не было. Испытания продолжались. И не только для Аметрина. Не успела Луна прочитать напутствие Эссантии, как вновь исчезла. Вместе с ней пропала и Сентария.
Правители опять попытались броситься вслед за девушками, но были усажены на место силой Эссантии. Согласно ее воле, поединки продолжались.
Атмосфера над площадью изменилась. Небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами. Споря друг с другом, тучи злобно огрызались и плевались молниями. Зрители подняли воротники и втянули головы, пытаясь спрятаться от ледяного ветра. Ветру не понравилось такое отношение, и он начал свирепствовать еще сильнее, поднимая пыль и швыряя ее в людей. Драгомирцы заворчали, еще больше съежившись и нахохлившись. Завернувшись в куртки, они стали похожи на взъерошенных птиц, всеми силами цепляющихся за ветки-жердочки, чтобы ветер не унес их в неизвестность. Те, кто следил за поединками через зеркала, торопливо подхватили их и убежали с улицы, ставшей такой негостеприимной, в теплый и уютный дом. Укрывшись от ветра и злых туч, они с сочувствием смотрели на бедолаг, сидящих на трибунах. Тем негде было спрятаться. Но, несмотря на серость и холод, никто и не думал покидать свои места. Все понимали, что Эссантия таким образом указывает на серьезность момента. Последний кандидат вступил в борьбу за главный титул.