ередное вторжение, то коршун норовит долбануть по блестящей каске…
Федорчук остервенело принялся накручивать дежурному. Тот сообщил о происходящем неразлучной парочке Булдаков-Ратибор.
— Что за монахи? — осведомился майор у приятеля.
— Тут неподалеку есть монастырь.
— Неподалеку, это сколько?
— Верст двадцать отсюда.
— Что же его наш вертолет не заметил?
— Монастырь в глухом лесу, — пояснил Ратибор, — я пару раз бывал там, — монахи солнца почти не видят.
— Ясно! — протянул Булдаков, — укрыт с воздуха, чтобы голуби не гадили. Ну и как ты думаешь, с чем они пожаловали?
— Обычно они являются за десятиной.
— А свинцом их не угостить?
— Шутишь, Палыч, — это же свои.
— Имел я таких своих во все эрогенные точки! На дармовщинку хотят!
— Зато они в монастыре замаливают наши грехи, — оправдывал монахов Ратибор.
— Пускай свои сначала замолят! Знаю я эту братию! Небось, жрут от пуза и рыбку ловят!
— Давай хоть пойдем посмотрим, чего им нужно на этот раз.
— Ну, за смотр рыло не чистят! Пойдем, жирок порастрясем немного.
Когда они подошли, или, вернее, подъехали к посту номер один, монахи, оправившись от испуга, уже стояли у вышки под присмотром бдительного часового.
— Ты бы, Ваня, еще положил их! — прокричал Булдаков часовому.
— Было уже! — флегматично отозвался Федорчук. Майор пропустил мимо ушей это заявление и подошел к инокам.
— Здоровы были, слуги божьи! — отец Афанасий перекрестился и ответил за всех:
— Доброго здоровья! — вглядываясь то в одного, то во второго, он недоуменно сказал:
— Нешто я не признаю никого из вас.
— Это же я — Ратибор! — воскликнул старейшина. Игумен ошарашено посмотрел на него.
— А пошто ты оголился?
— Вши замучили! — сбрехнул первое, что пришло на ум Ратибор.
— Ну, тебя я признал, а вот ты, мил человек, кем будешь? — старец смотрел на Булдакова.
— Я, святой отец, здесь самый главный по защите местных земель. Звать меня — майор Булдаков Олег Палыч. Если сказать попроще, майор Олег, отрок Павла, сын Булдаков.
— Что за дивная речь? — подивился отец Афанасий, — нигде в княжестве и за пределами оного так не молвят… Предивно…
— Дело не в речи, — ухватил быка за рога Олег Палыч, — дело в вас. Чем обязаны столь многочисленному визиту?
— Ты, мил человек, нас в слободу не пустишь, здесь будем говорить? — майор смутился.
— Прошу прощения, святой отец — зарапортовался. Сейчас организуем. Попрошу лишь об одном, хотя может быть, прошу слишком много… Возможно, что-то здесь покажется вам странным, что-то непонятным, а что-то — чужим и противным. Постарайтесь не слишком удивляться и пугаться.
— Запоздала твоя просьба! — ухмыльнулся в бороду игумен, — у моих монасей давно поджилки трясутся.
— Это только цветочки, — усмехнулся Булдаков, доставая транк, — оперативный?
— Капитан Уточка, слушаю!
— Это Булдаков. Саша, я на первом. У нас гости из монастыря, организуй в слободе обед, — он оторвался от рации и спросил у игумена:
— День сегодня не постный?
Тот посмотрел на майора, как баран на новые ворота. Мало того, что он разговаривает непонятно с кем, так еще и не знает, какой сегодня день! Старец пожал плечами.
— Сегодня вторник! — увидев, что это ровным счетом ничего не объяснило майору, пояснил, — можно вкушать скоромное.
— О` кей! — продолжал наговаривать Булдаков в рацию, — значит, Саша, обед на тридцать человек, затем прикажи, чтоб разбили палатку побольше. Да! Пришли сюда наш «Икарус», который синего цвета — не на УАЗиках же их везти, а до слободы километров шесть. Здесь есть люди почтенного возраста. Короче, Саша, я на тебя надеюсь. Как понял?
— Обед, палатка, «Икарус» на первый пост. Норвегову докладывать?
— Нужно сказать.
— Тогда отбой!
— Пока! — майор повернулся к монахам, — ну-с, гости дорогие, сейчас за нами приедет… повозка, которая отвезет нас в слободу.
— Подождем, — согласился игумен перекрестясь, — с кем это ты сейчас разговаривал? Дивный предмет черного цвета — что это?
Он снял с пояса небольшую бутылочку и попробовал брызнуть на непонятную вещицу находящейся внутри жидкостью.
— Но-но! — воскликнул майор — папаша, лучше серебром испробуй! Огонь — не колдовство, а воды боится!
Игумен послушно повесил обратно сосуд, взял в руку болтающийся на цепи полукилограммовый крыж и осторожно коснулся им пластмассы.
— Он позволяет разговаривать с человеком, находящимся далеко от нас, — быстро нашелся Олег Палыч, — а водицею любого святого утопить можно!
— Так с кем ты гутарил?
— Есть у нас что-то типа эконома, обязанности которого исполняются в порядке очереди. Он в курсе всех дел на территории.
— Келарь! — подсказал Ратибор, — навроде.
— Понял, — кивнул игумен, хотя по его лицу этого не сказал бы, — до слободы еще порядком, подождем телегу. Хоть вся братия в телегу не поместится, молодые иноки могут дойти пехом.
— Наша повозка довезет вас минут за двадцать. И разместятся все, — возразил Булдаков, — А вот, кстати, и она.
На пригорок подымался «Икарус», пофыркивая и немилосердно пыля. Увидев подобное чудище, монахи принялись неистово креститься, что моментально начало раздражать майора.
— Игумен, — обратился он к отцу Афанасию, — некоторые из моих людей никогда не видели тура, но они не крестятся при виде его.
— Так то же тур, а тут… — игумен зашикал на монахов, чтобы те перестали махать руками. «Икарус» подъехал к ним и водитель открыл дверь.
— Прошу! — сделал майор пригласительный жест. Никакого движения. Все остались стоять, недоуменно переглядываясь.
— Ратибор, залезай первым! — Булдаков начал сердиться, — остальные давайте за ним.
— Ни в коем разе! — игумен поднял руки, — чтобы я да в эту чертову телегу! Никогда!
— Шайтан-арба! — возопил майор, — прекратите дергаться. На обычной повозке вы не боитесь ездить!
— Но это — не обычная повозка! — застонал отец Афанасий, — у нее дым из задницы валит!
— А рога! — воскликнул Олег Палыч, — рога где? Нетушки! И у дьявола дым со рта валит, а не из задницы!
Он поддержал под руку отца Афанасия, когда тот, осенив себя крестным знамением, полез по ступенькам в салон.
— Садиться вот сюда, — показал Булдаков на переднее сиденье. Игумен плюхнулся в мягкое сидение, затем встал и подошел к двери. Первопроходец в нем торжествовал.
— А ну, толстомясые! — зарокотал он, — быстро все сюда! Не то такую епитимью наложу, не обрадуетесь!
Это в некоторой мере подбодрило монахов, и они принялись влезать внутрь. Парочку иноков, правда, пришлось впихивать насильно — «они пужались ехать, но паче пужались оставаться».
— Все, товарищ майор? — спросил у Олега Палыча водитель — ефрейтор Андриевский, лицом похожий на только что испеченный пончик.
— Все, Саня, — давай трогай, а не то я рехнусь с ними, — Булдаков, сидевший рядом с водителем, достал носовой платок и промокнул вспотевший лоб, — в жизни не видал более неорганизованной команды.
Андриевский закрыл дверь, и автобус покатился по наезженной дороге. Скорость не превышала 50 км/час, но у монахов, не видевших более быстрой езды, захватило дух.
— Кто толкает эту повозку? — наклонился к майору игумен.
— Долго объяснять, святой отец. Стоит такая штука внутри, которая крутит колеса, — отец Афанасий порылся в своей памяти, но сколько не напрягал мозги, не мог вспомнить ничего подобного. На всякий случай он десять раз про себя прочел душеспасительную молитву и пять раз — «Богородице-матка — верую».
«Икарус» размеренно катил по грунтовке. Монахи ехали молча: некоторые закрыли глаза и перебирали четки, отсчитывая положенное количество молитв, а некоторые уже клевали носом — их укачало. Позднее, когда сытно пообедав все сидели на лавках, Булдаков рассказал историю своего появления здесь. Игумен обалдело крутил головой, в тайне не веря ни одному слову. Майор вдруг спросил:
— Слышь, ваше преподобие, а ты бы смог объяснить дикарю устройство водяной мельницы в твоём монастыре?
— Кажись, не смог бы, — отвечал игумен, поразмыслив.
— Так представь, как я тебе могу объяснить устройство всего этого? — он обвел рукой технику, стоящую под навесом.
— Я таки не дикарь! — возразил отец Афанасий.
— Верно! — развеселился Булдаков, — ты читать умеешь?
— Я умею, и еще три инока грамоте обучены.
— А у нас все шесть сотен человек грамоту знают, да порой и не одну. Чтобы понять, как работает двигатель, необходимо учиться лет пять, начиная от таблицы умножения имени Пифагора, и заканчивая циклом Карно.
Игумен с блаженным видом выслушал всю эту ахинею и заявил:
— Наверняка, некоторые из моих монахов могли бы поучиться у вас. Среди них есть и весьма смышленые бестии. Видишь вон того инока, который слегка прихрамывает на обе ноги? — майор кивнул, — тем летом сшил большой мешок, наполнил его горячим воздухом, да и спрыгнул, щучий сын, с колокольни. Сломал обе ноги, но братья его отходили. В этом году начал помаленьку ходить, так сразу смастерил себе стул на колесах. Сидит и колеса крутит. Грех один — не поймешь, толь ходит человек, толь ездит. Но довольно о всяких глупостях! Тебе, небось, интересно, какого лешего мы сюда заявились?
— Сгораю от любопытства, — признался Олег Палыч. Он удобно вытянул ноги и обратился в слух. Игумен прикрыл глаза и, стараясь ничего не упустить, повел свой рассказ издалека.
— Монастырь наш основан более двух сотен лет тому — почти ровесник нашей вере. Нужно сказать, что в западных землях дело с этим обстоит гораздо проще. Там вера одна и, хотя бароны и герцоги постоянно враждуют друг с другом, монастыри и аббатства не слишком от этого страдают — вояки боятся господнего гнева. У нас все по-другому. С севера лезут одни язычники, с востока другие, а с юга ломятся третьи. Поэтому нам приходится большую часть времени отбиваться от непрошеных гостей. Вместо того, чтобы проводить время в молитвах за упокой людских душ и очищении от с