Андрей пробормотал какое-то ругательство и пошел одеваться. Вскоре они мчались в медчасть. Там уже прохаживалась Ильинична, нервно теребя накрахмаленный передник. Её успокаивал фельдшер.
— Полно вам, голубушка, изводить себя! — говорил Акиш Иванович, — ничего страшного не случилось. Если бы он был трезвый, то пришлось бы лечить и медведя. Здоровый мужик — поправится.
— А что он кровью плюется? — спросила женщина.
— Язва у него открылась. Диетой номер один будете его кормить: молоко, бульон, паровые котлеты. Можно стопку водки. Стопку, а не штоф! И никаких шкварок, шашлыков и драников.
— Папка живой? — заорала, выскакивая из подъехавшей машины Настя.
— Если будешь так кричать, то он недолго протянет, — спокойно ответил фельдшер, протирая очки носовым платком. Этим жестом он заменял курение. Табак кончился, семян не было, а Колумб казался таким нереальным… Излишне говорить, что у заядлого курильщика Починка были линзы исключительной прозрачности.
— Его можно видеть? — спросил Андрей.
— Видеть-то можно, только говорить нельзя — он еще не проспался.
— Я, пожалуй, пойду, — сказала повариха, — а не то у моих поварят компот подгорит.
— Конечно-конечно! — сказал старший прапорщик, — приходите вечером. Он должен к тому времени проспаться.
Ильинична ушла. Волков обратился к фельдшеру:
— Иваныч, что все-таки с ним случилось? — тот развел руками.
— Нажрался водки, заблудился в лесу, подрался с медведем. Пара сломанных ребер, плюс открылась старая язва. Короче, до свадьбы заживет!
Андрей повернулся к Дуне.
— Так кто кого задрал, девушка? — она непонимающе посмотрела на них.
— Так он будет жить?
Ответил Починок:
— Если ограничит потребление водки, то годков восемьдесят ему еще под силу протянуть. Хорошо еще, что табак не растет, — он рассеяно начал протирать очки, — а не то — совсем худо было бы. Вы пройдите, послушайте этот молодецкий храп, а я отлучусь на несколько минут.
— Ну и нажрался ты, папочка! — молвила Анастасия, разглядывая поверженного Ратибора и морща нос, — чисто Змей Горыныч!
— При смерти так не храпят, — прокомментировал Андрей, — пройдемте к выходу.
На выходе они столкнулись с игуменом Афанасием, которого сопровождал келарь. Они пришли проведать Ратибора.
— Доброе утро, отец Афанасий! Доброе утро, брат Никодим! — поздоровался за всех Андрей.
— Утро доброе, отроки! — ответил отец Афанасий, и они с келарем перекрестились, — как здоровье почтенного Ратибора?
— После того, как проспится, будет совсем не лишним поправить ему это самое здоровье, — улыбнулся Волков, глядя на игумена. Тот конфузливо отвел глаза. Ему самому частенько приходилось «лечиться» по утрам.
— Отец пока спит, — пояснила Анастасия, — мы собираемся к нему вечером. Может, пойдем пока с нами, пусть он отдохнет? Да и вам, с дороги, не мешало бы.
— Как быть, келарь? — окинул игумен спутника пронзительным взглядом.
— Ты у меня, отец Афанасий, спрашиваешь? — ухмыльнулся в бороду брат Никодим и повел широкими плечами, за которыми болталась полутораведерная баклага.
Командира базы настораживала постоянная готовность местных жителей «поддержать компанию», «быть третьим» и «чуток подлечиться». Особенно настораживала его эта готовность у монахов. Эти «дармоеды», как их называл Рябинушкин, привыкли к шестиразовому питанию, дармовой выпивке и случайным дракам с проходящими пилигримами. Время от времени они, конечно, читали молитвы… Вслух… Время от времени…
Норвегов уже довольно долго готовил себя к серьезному разговору с настоятелем, но все как-то не решался его начать. А беззаботные монахи разгуливали по окрестным лесам, собирали ягоды, удили рыбу, время от времени наведываясь в военгородок.
— Поехали, — сказал Андрей.
Особо не сопротивляясь божьи слуги поспешили к автомобилю. Тент в виду хорошей погоды был снят, и «кабриолет» катил по улицам, открытый всем взорам. Игумен, сидящий на переднем сиденье, был весь в работе, отвечая на приветствия то ласковым словом, то вежливым кивком головы, то благословляя крестным знамением. Нужно сказать что доброго утра желали, в основном, женщины. Офицеры и прапорщики здоровались просто «Здорово, батя!» или «Привет отцу Афанасию и дитям его!» После подобного приветствия у игумена ныли чресла, и он начинал перебирать четки.
На заднем сиденье, между близнецами, расположился келарь. Этот вовсю пер тернистым путем греха, пожирая глазами проходивших мимо женщин. У него четок не было, и он теребил обеими руками бороду так, что к концу путешествия она стала похожей на пучок мочала.
У входного лифта их поджидал Мурашевич.
— Только сменился, прибежал, а вас уже нету! Связался с медчастью — говорят, уже уехали. Доброе утро всем-всем! — спохватился Володя и посмотрел на часы, где уже было половина одиннадцатого. Он обменялся с Андреем рукопожатием. Плюнув на некоторые условности, игумен и келарь сделали аналогичное.
— Ничего не могу с собой поделать! — пожаловался отец Афанасий, — как только сюда попадаю, — становлюсь обыкновенным мирянином. Прости мя, господи!
— И мя! — поддакнул келарь.
— Брат Никодим! — сурово произнес игумен.
— Отец Афанасий!
— Тьфу! — сплюнули оба.
Раздался дружный хохот.
— Пошли! — выдавил из себя Андрей, все ещё смеясь, — под землей нас господь не увидит.
— Господь увидит где хошь! — наставительно поднял крючковатый палец игумен, — другое дело, что ему мерзко смотреть в чужие владения. Хотя он и создал мир, но, по взаимному договору, царство мертвых отошло Мрачному Властелину — Хранителю Вечного сна.
— Ишь ты, сколько титулов! — покачал головой Мурашевич.
— Конечно, ведь жизнь гораздо короче смерти, — отозвался Андрей, — а на допросе товарищ Харон показал, что в Ад он переправил куда больше народу!
Расположились у Володи, так как поспешное бегство Волковых помешало им привести утром квартиру в порядок.
— Как же вы тут без окон? — поинтересовался брат Никодим.
— А на кой они! — беспечно отмахнулся Мурашевич.
— У монасей в кельях и то окошки есть, — загудел игумен, — а вы кому уподоблены в своем заточении?
При упоминании «окошек», Андрей подошел к журнальному столику, взял с него пульт и нажал несколько кнопок.
— Присядьте! — указал он на кресла. Когда его просьба была удовлетворена, он нажал что-то на пульте. Внезапно часть стены разъехалась, образовав квадрат полтора на полтора. Взору собравшихся предстал лесной пейзаж. На полянку выскочила дикая коза и принялась щипать травку.
— Господи, помилуй! — раздался стон отца Афанасия, — воистину, нет предела твоим чудесам.
Вовка Мурашевич был ошарашен больше остальных.
— Эт точно! — подтвердил он, — Андрюха, это что, у всех?
Волков утвердительно кивнул.
— Но как?
— Погоди, это еще не все! — парень произвел с пультом еще пару манипуляций. На экране появился Ниагарский водопад. Комнату наполнил гул падающей воды.
— Извините, запаха нет! — прокричал он, затем убрал звук и переключился на Большой каньон, — ну, как?
— Но как? — повторил свой вопрос Володя.
— Старина Билл Гейтс еще не родился, а дело его уже живет! — отвечал Андрей, — Microsoft — панорамки. Около трех тысяч картинок с анимацией.
— Это же сколько в нашу базу денег вбухано? — взялся за голову Мурашевич, — как представлю — жутко становится!
— Несколько годовых бюджетов такой средненькой страны, типа Германии.
— А почему ты раньше, — приятель указал на экран, — ничего об этом не говорил?
Андрей засмеялся:
— Ну, во-первых, я сам об этом только вчера узнал. Вышинский обнаружил документацию на подземные сооружения. Он сам взялся за голову. Ты представляешь, первые коммуникации начали строиться в 1947году! Это единственный военный объект, на который после распада СССР республика продолжала отчислять огромные суммы. Да из Москвы сюда поступали немалые вливания.
Локтев говорит, что на детальное изучение всех возможностей и резервов может уйти порядка десяти лет. Здесь документация и чертежи буквально на все, что было изобретено человеком, начиная от паровой молотилки и заканчивая межконтинентальной баллистической ракетой! Вот, взять хотя бы эту штуку! — лейтенант вытянул правую руку. На его кисти был укреплен небольшой черный предмет по форме напоминающий компас.
— Что это? — выдал Володя дежурную фразу.
— Это, дружище, инфракрасный сканер. Сканирует как в горизонтальной, так и в вертикальной плоскостях. С его помощью можешь обнаружить на расстоянии до ста метров любой тепловой предмет. Даже крота под землей! Под землей, правда, расстояние это уменьшается раз в десять… Стоп! Святые отцы! Долой столбняк, даешь просвещенную церковь!
Пока продолжалась эта дружеская беседа, полная специальных терминов и немого восхищения, аборигены буквально приклеились к экрану. Компьютер, стоящий в режиме «autoturn», закончил показ панорамы Гималаев и выдавал на-гора картины Санкт-Петербурга. Глядя на изображение Исаакиевского собора, отец Афанасий едва не лишился чувств. Заметив свою ошибку, Андрей вернул обратно лесной пейзаж и убавил громкость. Когда трели соловья и рев кукушки стали еле слышны, он сказал:
— Много — вредно!
Выйдя из оцепенения, игумен машинально перекрестился, затем вздохнул и прогудел:
— Пожалуй, это лучше, чем обычное окно! Я могу так просидеть до скончания веков. Брат Никодим, снимай баклагу!
Келарь встряхнулся и снял со спины свою ношу и поставил ее на пол.
— Какой-то до боли знакомый предмет, — сказал Володя.
— Чего тут странного — резервуар от опрыскивателя! — прыснул Андрей, — мы им дали три штуки, чтобы капусту опрыскивать, а они видишь как приспособили!
— Капусту мы и веничком, — ответил игумен, а вот это — действительно полезная штука. Вот давеча пиво сварили, так на пробу принесли.
— А разве вы варите пиво? — искренне удивился Мурашевич.
Волков плюхнулся в кресло и заржал ломовой лошади подобно.