Минуту они шли молча. Уже показался в просвете кустарника снимающийся лагерь, как жена не выдержала:
— Ладно! Пусть я буду дурой! Что ты имел ввиду?
— Второе. Если женщине непонятно, что сказал муж, то она любым способом это узнает.
— Какими?
— Да любыми! Подпоит, пригрозит, соблазнит, в конце концов, настучит в партком. Слушай сюда: Штирлиц сказал, что всегда запоминается последнее слово. А Шерлок Холмс утверждал, что поступки женщины не подвластны никаким законам.
— И что?
— Из всего моего объяснения ты запомнила лишь последнее слово: «пузатая», а остальные пропустила мимо ушей. Таким образом, ты уже не помнишь, из-за чего рассердилась на меня…
— Неправда! — горячо запротестовала Светлана, — я все помню! А о чем мы говорили?
— Вот видишь, — улыбнулся муж, — но как ни странно, ты совершенно успокоилась. Парадокс! Нет, все-таки правило Штирлица частично верно даже в такой неоднородной и непостоянной среде, как логика женщины!
— Ты, хороший мой, таки просто генератор идей! На этих твоих парадоксах можно докторскую по психологии защищать, а ты выдал на гора, и забыл.
Олег Палыч обнял ее.
— Солнышко, ты смогла бы жить с логиком?
— Нет, конечно, — ответила она, — с придурком куда веселее!
— Растреклятая дорога! — матерился Витек Плятковский.
— Это не дорога виновата, это ты — шоферюга долбанный! — пыхтел рядом Мухин, — эта дорога, ясное дело, предназначена для лошадей, а не для твоего «Урала». Нужно было, голова твоя садовая, одно колесо по колее пускать, а второе — сбоку! А ты тропу меж колес пустил!
— И чего теперь делать? — спросил Витек, вытирая вспотевший лоб.
Ситуация была не из приятных. Машина Плятковского шла в авангарде. Увлекшись очередным бутербродом, он не придал значения тому, что дорога резко сузилась. В результате «Урал» сел на все шесть «костей». Слева и справа низинная местность не позволяла объехать: сунувшийся было туда БТР едва вылез.
— Попали мы, нечего сказать! — ругался Булдаков, — теперь что делать, зимовать, аки Амундсен? Что ни говори, а тактика двадцатого века — вещь стоящая. Пустили бы впереди БТР, он бы нас моментом вытащил! Дерьмовый я начальник, как говорил Суворов.
— Да не кори ты себя! — хмыкнула Светлана, — это ведь была идея Семиверстова.
— Точно, — поддакнул Мухин, — мы — мирная миссия, поэтому впереди должен идти «Урал» с дерьмом… Стоп! У нас же для подобных случаев на бамперах лебедка установлена!
— А за что ты, Иваныч, ею уцепишься? — иронично оскалился подполковник, — вокруг ни одного деревца, аж до самого поворота, а это метров сто будет… Там, правда, что-то растет — из-за тумана не видать…
— Что-то большое, — подтвердил Леонид Иванович, — но до него Бену Джонсону секунд десять бежать!
— Парни не дотолкают, — резонно заметил Булдаков, — рота бы вытянула, а взвод — ни в какую! Еще идеи есть, товарищ бойскаут?
— Готовьте обед, — рубанул ладонью воздух Мухин, — а я тем временем найду кого-нибудь.
Булдаков озорно глянул на заместителя.
— Иваныч, ты разве знаешь немецкий?
— Палыч, я ведь во время СССР трубил инструктором в первом отделе ГРУ. Говорит вам что-нибудь этот факт?
— Затыкаюсь, пан Мухин, — примирительно поднял руки вверх, — сколько языков знаете?
— Английский, французский, немецкий, испанский и русский со словарем. Во вторых, гляньте вон туда, — старший прапорщик указал на десяток стогов сена, возле которых сновали люди нагружая волокуши.
— Чего это они зимой сенокос устроили? — недоуменно спросила Светлана, — не пойму.
— Видимо, перевозят сено. Летом в эти топи не сунуться. А теперь зима на носу — колхозники убирают с полей последний урожай, — Олег Палыч чертыхнулся, — вот, ёхтель! Картина до того привычная, что я даже и внимания не обратил. Ладно, иди договаривайся, хват! Обед, говоришь?
— Обед, ну и что полагается к нему, — лукаво глянул Мухин на командира.
— Спирт? — в ответ на этот вопрос старший прапорщик повел по-никулински носом и утвердительно кивнул головой. Затем отстегнул планшет и, вручив его стоящему рядом Кимарину, запрыгал по кочкам в направлении «харвестеров».
— Светлана Булдакова! — зычно крикнул подполковник, — к командиру!
— Ну ты, дорогой, даешь! — сказала стоящая в двух шагах жена, — мне бегом или как?
— Обед готовить нужно! — сурово сказал муж, он же большой начальник.
— Ну ты, в натуре, Колумб! Америку открыл! — задохнулась она от возмущения.
— Ты не бузи! — предостерегающе поднял палец супруг, — обед должен быть рассчитан на пятьдесят человек и десять лошадей.
— И чем мне, по твоему, кормить это тыкдымское стадо? Травки им нашинковать?
— Насколько я помню, кони любят хлеб и сахар. Ну так вот: на каждую лошадку по две буханки хлеба и по пятьдесят грамм сахару. А людишкам помимо обеда по двести грамм, но спиритуса.
— Что-то ты, Палыч, раздобрился, — улыбнулась Светлана.
— Тихо, родная! Это еще зависит от успеха дипломата Мухина.
— И ему двести грамм?
— Нет, конечно! Ему — триста. Парням — по сто пятьдесят, исключая водителей и дозор, ну и мне — сто восемьдесят, — Булдаков почесал подбородок, — хотя нет, мало. Давай сто девяносто!
— А не захмелеешь? — супруг раздулся от обиды и стал вдвое прежнего.
— Оскорбление какое! Ты подумай! Да если нужно, я могу хоть двести грамм выпить. Да нет! Двести пятьдесят!
— Товарищ подполковник! — к разобиженному командиру подбежал Андриан Городов, — База на связи!
Булдаков поспешил в «хвост» колонны, где находилась машина с радиостанцией. Коротковолновый трансивер, слегка модернезированый Селедцовым, тихонько свистнул, когда Олег Палыч взял в руки микрофон.
«Слава богу, хоть не глушат!» — с облегчением подумал он.
— Командир базы торпедных катеров, майор Понтовило, слухаю! — произнес он бесцветным голосом в микрофон.
— Гестапо на связи! — откликнулся Норвегов, ценивший хорошую мужскую шутку, — конспирация, батенька, и еще раз конспирация. Вы на вражеской территории!
— Нас не подслушивают? — забеспокоился Булдаков.
— Сверхсекретное кодирование симплекса активировано, — произнес, очевидно по бумажке, Норвегов, — Бундесвер останется с носом! Как ваши дела, герр штурмбанфюрер?
— «Дела» — у женщин, — отшутился подполковник, — у нас проблемы.
— Что-нибудь серьезное? — встревожился командир.
— Как прыщ на заднице! Мы умрем смеясь!
— Смотрите, не вляпайтесь во что-нибудь дурно пахнущее! — предостерегла «Большая Земля».
— Будем стараться! — серьезно ответил Булдаков.
— Родина вас не забудет! — пообещали на том конце радиоволны. Частота постоянно уплывала, но Городов, проявляя чудеса ловкости, орудовал ручкой КПЕ, — где вы находитесь?
— Проходим Шварцвальд, — доложил подполковник.
— Что прошли? — удивление в голосе Норвегова без помех передалось по радио, как будто бы он сидел рядом.
— Место такое в Западной Европе, — уклончиво ответил Олег Палыч, сам точно не представляя, в какой точке географической карты он находится в данный момент, — через сутки планируем быть у Женевского озера.
— Только, бога ради, не сообщайте местным аборигенам, что оно «Женевское»! — взмолился Константин Константинович.
— Не буду! — согласился Булдаков, — не то ход истории нарушится. У вас все?
— Абсолютно. До связи! — попрощалась База.
«Женевское озеро — это еще бабушка надвое сказала», — подумал Булдаков, выходя из «кунга», — «кстати, что точно скрывается под этим анахронизмом? При чем тут надвое? Придумают предтечи какую-нибудь хреновину, а мы и рады повторять!» Он подошел к «Уралу» Плятковского и увидел, что Мухин уже вернулся и привел десяток першеронов вместе с их хозяевами — угрюмыми мужиками романской расы.
— Что ты им пообещал? — спросил подполковник.
— Пожрать от пуза и выпить. Кто сколько сможет! — ответил старший прапорщик, — у них в этом году урожай не шибко богатый, так что пожрать на халяву они не прочь.
— Ты глянь, Иваныч, — они даже не удивлены! Точно каждый день из болота военную технику вытягивают!
— Дикари-с!
Крестьяне, одетые в простые, но добротные одежды, стояли небольшой кучкой и о чем-то «шпрехали». Затем, вдоволь насовещавшись, они принялись сноровисто составлять упряжь для необычной работы. Рядом суетился Витек Плятковский, в основном мешая, и приговаривал ежеминутно «Гитлер капут», «Драг нах Москау», или «Фюр готт унд Кайзер», но на него не обращали внимания. В конце концов, Мухин загнал его в кабину.
Через пяток минут один из местных подошел к отцам-командирам, и сказал, что все готово. Сзади в застрявшую машину уперлись солдаты, спереди тянущий момент создавался пятью парами лошадей, а сбоку стоял подполковник Булдаков и строго смотрел на все это. Дву— и четырехкопытные уперлись в сыру землицу и, попеременно стравливая, принялись тянуть-толкать застрявший автомобиль в сторону Парижа. Медленно ползя, «Урал» продвигался к более-менее твердому месту, где можно было увеличить давление в колесах и выехать на безопасную сторону. Плятковский хотел завестись и помочь движком, но подошедший «Бойскаут» быстро пресек дурные мысли.
— Вы глупы, Виктор! — безапелляционно заявил старший прапорщик, — эти лошадки, заслышав непривычный звук, могут запросто поскакать к Стиксу.
— Куда поскакать? — не понял водитель.
— В прекрасное далеко, — Леонид Иваныч не любил опускаться до объяснений, и поэтому просто хлебнул из фляжки, — помнишь, как удивился Чукча, когда узнал, что бензопила заводится? Теперь представь, что будет, если заведется эта тачка! Представил?
— Да я…
— Лажа это все. На, хлебни и успокойся.
Глава 23.
Посольский поезд двинулся дальше, а вслед ему глядели флегматичные «человеки» и вяло махали руками. Копируя их, Булдаков вяло высунул в окно переднюю конечность и, совершив ею пару абстрактных движений, проорал: