Всю дорогу до Лахора Андрея Васильевича одолевали черные мысли. «Жили себе, работали и вдруг на тебе — Союз развалился, и генерал Ручкин тут же едет… Человек военный, наверное, суровый, да и вопрос-то, ради которого он едет, уж больно деликатный и на слуху общественности — пленные. Вот решит он, что мы, мидовские бюрократы, ничего здесь путного не делали, или просто ему не понравимся, то-то лихо нам будет. Ведь мы кто — осколок разбитого Союза, так что на снисхождение в случае чего рассчитывать не приходится. Что-то нас ждет?»
Вечером в лахорском аэропорту собрался весь посольский люд, приехавший встречать генерала. Народ явно нервничал — кто-то чересчур громко пытался острить, другие с побледневшими лицами держались в сторонке, не находя в себе тяги к общению.
— Вон, вот он, на посадку пошел! — замахал рукой в сторону взлетной полосы шофер посла Иван Иваныч.
Через несколько минут, оглушительно свистя турбинами, к зданию аэропорта подкатил огромный лайнер. По трапу вниз потянулась длинная вереница людей. Один из них, румяный молодец в очках, спустившись на землю, подошел к Андрею Васильевичу и, вместо приветствия, протянул ему здоровенную сумку.
— Возьмите-ка! Пусть ее доставят в штабной номер в гостинице.
«Раз с багажом таскается, значит, завхоз», — решил Андрей Васильевич и спросил:
— С кем имею честь? Вы завхоз?
— Я? Нет, я летописец. Вот, видите, — малый хлопнул рукой по видеокамере, которую держал на плече. — Визит буду снимать, понятно?
— Понятно. — Андрей Васильевич не смог скрыть своего удивления. — И летописец уже имеется? Вот что, возьмите вашу сумочку и отнесите ее вон туда — видите? — к автобусу, где багаж грузят.
Андрей Васильевич вместе с остальными двинулся к кавалькаде черных «Мерседесов», чтобы ехать в резиденцию.
— Андрей! Вы где ходите? — окликнул посол. — Вот это наш сотрудник, Андрей Васильевич, который будет с вами все время, как переводчик и так далее… — представил его Виктор Иванович генералу. — Я поеду на своем «Мерседесе», а вы садитесь вместе с нашим гостем и губернатором в головную машину — будете по дороге переводить.
Андрей Васильевич ринулся на переднее сиденье машины, в которую уже садились Ручкин и пакистанец, однако налетел на могучий корпус начальника охраны.
— Вы куда?
— Я? Да сюда, переводить…
— Сюда нельзя, это место для охраны.
— Ладно… — Андрей Васильевич отодвинулся в сторону. — Разговор с пакистанцем вы переводить будете?
— Эй, Игорь! — раздался баритонистый, с начальственной хрипотцой голос генерала. — Пусти его, а сам давай в другую машину.
Всю дорогу до дворца, повернувшись вполоборота к сидящим сзади, Андрей Васильевич переводил и рассматривал генерала.
«Хорош! — решил он. — Какой голос, осанка! А костюм с отливом! А усы до чего роскошные! Не зря во власть сходил — боярин, да и только».
Ручкин рассыпался перед губернатором в комплиментах.
— Ты переведи ему, переведи, что Пакистан — страна-сказка! — настаивал генерал.
«Насчет сказки — это явный перебор», — подумал Андрей Васильевич, но добросовестно перевел, пообещав себе, что завтра попробует рассказать генералу о Пакистане поподробнее.
В резиденции, после того как генерал отправился на покой, Андрей Васильевич зашел в столовую перекусить. В зале, увешанном портретами Великих Моголов, которые неодобрительно косились на засыпанный очистками от мандаринов стол, неторопливо ужинали все пять невысоких мрачноватых крепышей-охранников генерала.
— Приятного аппетита, — пожелал Андрей Васильевич. — Скажите, в аэропорту кто-нибудь остался самолет охранять?
— А чего нам там делать? — нехотя отозвался один из крепышей, лениво чистя очередной мандарин. — Там ведь и так пакистанцы охраняют…
Андрей Васильевич не стал спорить, а позвал начальника охраны, который после длительного препирательства заставил одного из своих подчиненных отправиться в аэропорт.
«Видел бы это начальник охраны Брежнева или хотя бы Горбачева. Его бы точно кондрашка хватила…» — подумал Андрей Васильевич и, решив больше ни с кем из делегации не связываться, отправился ночевать в гостиницу.
Наутро кортеж генерала Ручкина двинулся ко дворцу губернатора по центральному проспекту Лахора — широкому, ухоженному, обсаженному деревьями Мэллу. Генерал озирался по сторонам.
— Ты только посмотри, какая кругом красота! Не то что у нас. А это что за пушка там стоит? Зам-зама? Странное название. Кто, ты говоришь, о ней писал? Как? Киплинг? — Ручкин задумался. — Да, здоровая, однако наша Царь-пушка побольше будет. Вообще, Пакистан — это страна-сказка. А почему? Да потому, что у них порядок, а у нас бардак! Вот ты мне скажи, — обратился генерал к Андрею Васильевичу. — Что у них по исламу полагается за преступления — воровство, например?
«С какой стати он мне все время тыкает?» — подумал Андрей Васильевич и ответил:
— За воровство, согласно шариату, могут отрубить правую руку, а если не поможет, то левую ступню, а потом и голову. Впрочем, такие свирепые меры приняты только у пуштунских племен, но и там применяются крайне редко. А так-то пакистанцы живут по обычным нормам гражданского и уголовного права…
Последние слова генерал пропустил мимо ушей.
— Вот видишь, — обратился он к своему охраннику. — Потому-то у них и порядок! И нам так же надо. Чуть что — секир башка, и все тут! Вон, гляди, как у них здорово — красиво, чисто, каждый своим делом занят.
— Вообще-то этот район Лахора не показатель, — встрял Андрей Васильевич. — Здесь только богатые живут да правительственные учреждения размещаются, потому и чисто. Пакистан, надо сказать, страна очень бедная, да и в самом Лахоре такая грязь попадается, какой у нас отродясь не бывало. Народ здесь, особенно в бедных кварталах, живет в страшной нищете…
Генерал неодобрительно молчал. Отвернувшись от Андрея Васильевича, он ткнул пальцем в окно:
— Смотри, вон на дереве попугаи, точно как у меня, только поменьше.
Андрей Васильевич осекся. «Ну куда ты лезешь со своими рассуждениями, умник! — упрекнул он себя. — Сказано же тебе, что Пакистан — страна-сказка, а ты тут про грязь рассказываешь. Начальнику-то ведь лучше знать».
— Да, — продолжал генерал. — Я вообще очень люблю животных. Вот в Афганистане у меня была обезьяна. Так я скажу — такая одна на миллион попадается. Все с полуслова понимала, ну прямо как человек.
«Ага, совсем как твой телохранитель — очень умная и лично преданная, — неприязненно подумал Андрей Васильевич. — И чего только он в ней нашел? Небось обыкновенная макака, которых здесь что кошек в Марьиной роще».
Автомобили вкатились в посыпанную толченым красным кирпичом аллею губернаторского дворца. Огромный пуштун в алом сюртуке и тюрбане, из которого бодро торчал вверх высоченный плюмаж, почтительно распахнул дверцу автомобиля. Радостно улыбаясь, со ступенек дворца по красной дорожке сбежали несколько бравых пакистанцев.
В здании делегацию уже ожидали лидеры моджахедов, собравшиеся вокруг Раббани небольшим кружком. Маленький, розовощекий Раббани в плоской полосатой чалме что-то негромко, но энергично втолковывал худощавому, длинноносому Моджаддеди. Рядом с ними важно возвышался Хекматияр, облаченный в черный, до земли, бурнус, и неторопливо перебирал ухоженными толстыми пальцами бусины деревянных четок. В воздухе висел запах дорогих духов.
«А ведь Хекматияр здорово похож на того гордого верблюда, который один знал сотое имя Аллахово, — решил Андрей Васильевич. — А это что за старикан с лохматыми бровями и носом, как баклажан? Мохаммади? Да, кажется, он».
Моджахеды разом повернулись к подошедшему к ним Ручкину — начались вежливые, но сдержанные приветствия. Через несколько минут собравшиеся были приглашены в небольшой зал, в центре которого стоял длинный стол. Рассевшись по разные его стороны, афганцы и российские представители тихо переговаривались между собой.
Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного! — начал Раббани. — Мы рады приветствовать ваше превосходительство и в вашем лице руководство новой России. Поскольку сегодня вы наш гость, то первому предоставляем слово вам.
— Спасибо, господин Раббани. Я солдат, поэтому позвольте мне говорить с вами откровенно, по-солдатски, и сразу перейти к сути дела…
— О, мы знаем, что вы солдат и даже воевали в Афганистане. Вы ведь были боевым пилотом, на штурмовике летали, да? — Раббани приятно улыбнулся, как улыбается радушный хозяин в ответ на неловкую шутку уважаемого гостя.
— Что было, то было. Действительно, об афганской войне я знаю не понаслышке. Так вот, я считаю, что теперь, после ухода советских войск из Афганистана, пора привести к власти в Кабуле истинных представителей афганского народа, то есть вас, моджахедов. Этого будет непросто добиться, но я уверен, что Россия и другие государства, которые нас поддерживают — США, Иран и другие, — смогут уговорить Наджиба сесть за стол переговоров с вами и решить вопрос о власти мирным путем. Вы знаете, это как с дверью, которую можно либо вышибить гранатой, либо открыть ключом. Этот ключ в ваших руках…
Моджахеды поощрительно закивали головами. Седой, красивый, словно сошедший с иранской миниатюры старик Мохсени не удержался и торопливо заговорил:
— Конечно, конечно, наши мысли совпадают с вашими… — однако осекся, перехватив косой взгляд Хекматияра.
«Не по чину дед вылез, поперек своего хозяина», отметил про себя Андрей Васильевич.
— Что здесь особенно важно, по моему мнению, продолжил ободренный моджахедами генерал, — так это поменять в вашу пользу настроение российского парламента и общественности, которых очень беспокоит судьба пленных. Было бы весьма кстати, чтобы именно сейчас я привез с собой в Москву хотя бы одного-двух пленных, желательно русских или хотя бы украинцев. Славян, в общем. Ради этого я и приехал в Пакистан. До того я был в Иране, но там мне пленных почему-то не отдали… Вы же — люди разумные и понимаете, конечно, что вернуть пленных — это прежде всего в ваших интересах…