А чего я ожидала? Что в ноги покаянно упадет? Или скажет банальное: «ты все не так поняла»? А чего тут не понять? Картина маслом. Тебя не ждали, а ты приперлась.
— Макс! — капризно зовет «выдра», недовольная тем, что про нее забыли.
В груди поднимается волна гнева вперемешку с раздирающей болью, достигает наивысшей точки и срывается вниз, оставляя смертельную усталость и разорванное в ошметки сердце.
— Варь, мы просто разговаривали. Кира заехала, чтобы узнать, как у меня дела, — Красавин выдает мне порцию запоздалых оправданий.
— Разговаривайте, я зарядку возьму и уйду, — мертвым голосом бормочу я и начинаю пятиться назад.
— Варь, какая, блядь, зарядка! — матерится Макс и протягивает руку, чтобы удержать меня.
— Завтра заберу, — отшатываюсь от него как от прокаженного и, развернувшись, на пятках со всех ног бегу прочь.
Вылетаю на улицу, размазывая по щекам солёные слезы, несусь вперед, не помня себя. Холодный ветер хлещет в лицо, в ушах барабанит пульс. Ломает, корежит, выворачивает изнутри. Задыхаюсь, глотая ядовитую боль, икры наливаются свинцом. Сзади нагоняют тяжелые шаги.
— Варя, не дури, — вопит Красавин, хватая меня за ворот пальто, словно безродного щенка за загривок. Дергаюсь изо всех сил… и оказываюсь в его стальных объятиях. — Угомонись. Всё, — он тяжело дышит мне в затылок, крепче припечатывая к себе. — Я сам не знал, как от нее отделаться. Хорошо, что ты пришла. Спасла меня, Варь, — хрипло шепчет Макс, потираясь щекой о мой взмокший висок. Сердцем чувствую, что не врет. Не умеет он. Уж если беспределит, то в открытую.
— Зачем впустил? — надрывно всхлипываю, затихаю, обмякнув в его руках.
— Черт попутал. Не надо было.
— А если бы я не пришла?
— Не знаю, Варь, — и снова честно, как есть, а лучше бы соврал. Сейчас я бы съела любую ложь.
— Сволочь ты, Красавин!
Развернувшись, набрасываюсь на него с кулаками. Бью, не жалея сил, обзываюсь последними словами, реву белугой. Терпит, молчит, ждет, когда выдохнусь, а в глазах гребаная жалость. Ни сожаление, ни вина. Жалко ему наивную дурочку, которую по глупости подобрал.
— Со мной тоже черт попутал? — опустив руки, сипло спрашиваю я.
— Ты — очень хорошая, Варь, — взяв мое лицо в ладони, сталкивает нас лбами. Не то он говорит. Не то. — Просто мы не в подходящее время встретились, — пронзительно смотрит в глаза, нежно поглаживая большими пальцами мои щеки. — Поэтому у нас все через жопу.
Мимо проезжает такси, осветив нас фарами. Я отстраняюсь, сминая пальцами его рубашку. Слез не осталось, в душе зияющая дыра. Отчётливо понимаю, к чему он ведет, но трусливо оттягиваю печальный конец.
Позволяю обнять себя за плечи, отвести домой, вытряхнуть из пальто и усадить на тот самый диван, где недавно ехидно ухмылялась выдра.
— Куда она делась? — подозрительно озираюсь, зябко натягивая рукава свободной водолазки. Меня все еще потряхивает, но это больше нервное.
— Уехала на такси.
— Оперативно, — хмыкаю я, брезгливо стряхивая с сиденья длинный волос. — Линяет твоя лахудра.
— Она не моя, — хмуро выдает Красавин.
Не знаю, как держусь, чтобы не ляпнуть о грязном инциденте в гостевом коттедже Даниловых.
— Но у нее явно на тебя большие планы.
— Мне плевать на ее планы, Варь, — нейтральным тоном отзывается Максим, ставит на столик два чистых бокала. Не заметила, когда он успел убрать предыдущие, особенно тот — с отпечатком яркой помады на ободке. Плеснув виски в оба бокала, один протягивает мне. Зависнув, растерянно смотрю на его руку, испытывая желание садануть по стеклянному донышку так, чтобы все содержимое выплеснулось ему в лицо.
— Выпей немного. Озноб поможет снять, — не испугавшись моего кровожадного взгляда, миролюбиво настаивает Красавин.
— Я без запивки не умею, — понюхав янтарную субстанцию, передергиваю плечами и морщу нос. — Воняет. Гадость.
— Ладно, сиди. Сейчас что-нибудь принесу.
Макс ненадолго сбегает на кухню и возвращается со стаканом кока-колы. Со сладкой газировкой с горем пополам вливаю в себя пару глотков. Макс наблюдает за моим перфомансом, едва сдерживая хохот. Для него видимо в порядке вещей хлебать неразбавленный виски, букет там какой-то смаковать. Или это в коньяке смакуют? В общем, мне фиолетово, кто, что и как любит пить, меня от одного запаха воротит. Может, я подсознательно не переношу крепкие напитки? Жизнь научила, к чему может привести злоупотребление этой гадостью.
Макс берет пуф у стены, ставит напротив меня и садится. В глазах сосредоточенное выражение. Я нервно сглатываю, понимая, что ничего хорошего сейчас не услышу.
— Варь, поговорить надо, — начинает сразу с серьезной ноты.
— Давай, говори, — небрежно жму плечами. Храбрюсь, конечно, но и по мозгам шибануло не хило.
— Мне отличное место предложили. Агентство мирового уровня. Попасть туда огромная удача, а для большинства фотографов — недостижимая мечта.
— Супер. Поздравляю, — нахмурившись, выдаю первое, что приходит в голову.
— Я уезжаю, Варь, — произносит с нажимом.
Сердце обрывается, по спине снова ползет озноб. Вряд ли речь о банальной командировке, но я все-таки рискую уточнить:
— Куда?
— Сначала в Париж, там штаб-квартира, а потом куда отправят, — лаконично и кратко отвечает Макс.
— Куда, например?
— Не знаю, Варь. В любую точку мира.
— А это опасно?
— Задания разными бывают и связанными с рисками для жизни — тоже. Но это все неважно. Я смогу заниматься настоящей фотографией, делать что-то полезное в мировом масштабе, фиксировать историю, снимать места, где еще не ступала нога человека, — с горящими глазами перечисляет Максим.
— А такие бывают? — недоверчиво спрашиваю я.
— Вот и узнаю, — он широко улыбается, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках.
— Мне расскажешь?
— Конечно, расскажу, — с энтузиазмом кивает Макс. — Если ты будешь мне писать, — добавляет без улыбки.
— Надолго уезжаешь? — спрашиваю упавшим голосом.
— Да, Варь, — подтверждает мои наихудшие догадки. — Мне предоставят квартиру в Париже. Сомневаюсь, что я очень часто буду там появляться, но все же гораздо чаще, чем здесь.
— То есть ты насовсем переезжаешь? — допытываюсь я, отчаянно нуждаясь в конкретике.
Макс неопределенно ведет плечами. Схватив бокал, я жадно вливаю в себя чуть ли не половину. Горло обжигает горечь, и стекает ниже, в желудок. Лицо пылает, а внутри лед.
— Когда? — задерживаю дыхание.
— Как только будут готовы документы на выезд. Максимум — две недели.
Несколько мучительных мгновений молчим, неотрывно глядя друг другу в глаза. Две недели — стучит в моих висках озвученный срок. Всего четырнадцать дней, по истечении которых мой голубоглазый принц упорхнет покорять новые горизонты и вершины, а я останусь здесь и, возможно, никогда его больше не увижу… вживую.
Наверное, такой финал более щадящий и менее болючий, чем если бы он просто меня бросил, но Макс до сих пор ни слова не сказал о нашем расставании, и глупая надежда все еще держит в тисках мое наивное сердце. Черт, стыдно признаться, но я согласилась бы ждать его сколько угодно: год, два, три, пять, но он же не попросит.
— Я не могу взять тебя с собой, Варь. Ты и сама понимаешь почему, — нарушая затянувшееся молчание, негромко произносит Макс, глядя виновато и с сожалением… или скорее с сочувствием.
Он знает, что причиняет мне боль, против которой не существует анестезии. Время лечит… так, кажется, говорит народная мудрость. Может быть, спустя пару лет я вспомню с улыбкой о разрывающих жгучих чувствах, обрушившихся на меня сейчас. А через десять воспоминания о Максиме Красавине и нашем недолгом романе станут еще одной перевернутой страницей прошлого, чем-то размытым и далеким, как и он сам.
Боже, я бы все отдала, чтобы очутиться в будущем уже сегодня, но трусливо бежать от реальности — это не про меня.
— Здесь у тебя учеба, друзья, мама, — продолжает Макс, пока я тону в агонии рухнувших иллюзий. — А там — сомнительные перспективы и одиночество. Я не имею права тянуть тебя в неизвестность, потому что сам не знаю, как у меня всё сложится.
— Не нужно, не объясняй, — трясу головой, делая еще один глоток горького пойла. — Ты прав, и я ни на что не претендую. Мне бы со своей жизнью разобраться, получить образование, реализоваться в профессии, найти свое место под солнцем.
— Я хочу, чтобы мы продолжили общаться, — неожиданно выдает Макс, тыльной стороной ладони касаясь моей щеки.
Его глубокий пристальный взгляд крушит остатки моего самообладания. Верю… Верю, что хочет, но я не потяну. Отпустить сейчас, пережить боль и начать с чистого листа, а не растягивать безответные чувства к Максиму на месяцы или даже годы.
— Не волнуйся, я справлюсь, — выдавливаю из себя банальную фразу, понимая, чем на самом деле продиктовано его желание продолжить общение. Ответственность за ту, кого приручил, а не внезапно проснувшаяся любовь. — Ты и твоя семья очень помогли мне и маме. Она так изменилась. Совсем другой человек, — искренне улыбаюсь я. — У нас все будет хорошо. Теперь я в этом уверена. — мягко убрав его руку от своего лица, тянусь за своей дешевой сумочкой. — Я соберу свои вещи и поеду домой.
— Варь… — он пытается возразить, но в последний момент согласно кивает и достает телефон. — Я вызову такси.
— Будь счастлив, Максим, — шепчу дрогнувшим голосом, усиленно сдерживая слезы. — Уверена, что тебя ждет успешное будущее, и все твои амбиции и планы обязательно реализуются. Я искренне и всем сердцем верю в тебя.
Красавин какое-то время настойчиво удерживает мой взгляд, выискивая то, что я тщательно от него скрываю. Не найдет. Незачем ему знать, я унесу свои разбитые мечты, чтобы оплакать вдали от любимых голубых глаз. Даже самой себе никогда не признаюсь, что одно его слово, и я бы осталась.
Удивительно, но на сбор моих пожитков уходит еще меньше времени, чем в тот день, когда я бежала из дома, сломя голову, хотя нового тряпья существенно прибавилось. Большинство обновок покупал щедрый и сердобольный Макс, но мне и в голову не приходит оставить его подарки здесь и гордо уйти с чем пришла, потому что не вижу в этом глупом жесте ничего правильного и красивого. Все равно, что плюнуть на прощанье и обесценить желание Максима порадовать влюбленную в него золушку.