– Хорошо сказано! – Белла даже захлопала в ладоши. – Моя ты умничка! Я отдам все необходимые распоряжения. Все необходимые учителя будут в твоем распоряжении. Но из замка я запрещаю выходить. И никакого оружия. Ради твоего же блага. Пока, моя милая…
Вместе с хлопком двери бренькнуло сообщение, что у меня открылся навык красноречия с базовым уровнем в десятку. Одновременно я апнулся до девятого уровня и тут же распределил свободные очки в харизму и интеллект. Нет, не всю же жизнь тупым оставаться.
Жизнь внезапно стала налаживаться. Правда, последовавшее почти сразу глобальное игровое объявление слегка озадачило. И обрадовало одновременно.
Выходило, что теперь, независимо от количества жизненных сил и уровня игроков, любой удар в критическую точку может сразу угробить. То бишь, если засадить стрелу в незащищенный висок игровому противнику, превышающему тебя по уровню даже в сотню раз, вполне вероятна смерть последнего. Даже если та стрела будет пущена из полностью нубского оружия. Список критических точек не прилагался, но, надо понимать, он соответствовал особо уязвимым местам на теле человека в реальности. И да, конечный результат еще зависел от силы и точности удара.
Для чего это было сделано, я понял сразу. Для того, чтобы несколько уравнять шансы нубов и более уровневых игроков. Правда, ненамного, потому что на стороне последних все равно оставались продвинутые умения и топовая снаряга. В какой-нибудь мифриловый бахтерец можно пулять нубскими стрелами хоть до посинения, толку все равно не будет, а если его хозяин еще быстр, как ветер, и фехтует как олимпийский чемпион, то финал для нуба будет очень предсказуем.
А еще общий чат ограничили всего часом в день, с восьми до девяти утра. На локальные тоже установили ограничения – не более часа в день по совокупности. Искин все продолжал зажимать игроков.
Разобравшись со всем, я на радостях тяпнул бокал винишка. Есть за что.
Нововведение наделяет прямо-таки шикарными преимуществами игроков тех классов, в которых делается упор на скрытность: всяких там воров, охотников, разведчиков и прочих, способных наносить удары исподтишка. А я как раз из оных. Нет, это просто праздник какой-то.
Спасибо тебе, дружище искин! Было бы лучше, если бы ты меня вернул домой или на крайний случай в мужское тело, но пока и так сойдет.
Тут же опомнился, выругал себя за глупость и попытался достучаться до Петровича и Санты.
К счастью, успешно.
– Где вы?
– Где, где, в тюрьме, мать ее наперекосяк, триединым хреном ее в корму!!! – адмирал по своему обычаю разразился трехэтажными матюгами.
– Где-то глубоко в подземелье, – конкретизировала Санта. – Здесь, в замке. В разных камерах. Матерь божья, это какой-то ужас…
– Спокойней, я попытаюсь вас вытащить… – поспешил я успокоить соратников. – Пытают?
– Пока нет, – отозвалась ведьма. – Даже кормят. Чародеи, хер им в жопу, уже два раза допрашивали. Их интересует наш мир. Как туда попасть и все остальное. Пока отделываюсь побасенками. Что дальше будет – не знаю.
– Я тоже… – стыдливо подтвердила бундеслейтенантша. – На требование предоставить статус военнопленного пообещали посадить на кол. Варвары, гребаные ферфлюхтеры и швайнехунды!
– Хорошо, я понял. Попытаюсь что-то придумать.
– Слышь, Пульхерия, а как с прынцессой? – Азазелла уселась на своего любимого конька. – Небось развратничали всю ночь?
– О да! – к моему дикому удивлению, его поддержала бундеслейтенантша. – Как у вас все прошло, Ив? Наверное, это было очень волнующе?
– Никак. Ее заглючило. Замерла, как статуя, и все.
– Звиздишь? Жалко, что ли, рассказать? – адмирал очень ожидаемо не поверил.
– Нет.
– Да, да, так бывает… – вступилась за меня Санта. – Квесты в Пандориуме саморазвивающиеся, один и тот же может протекать по миллиону сценариев, и оттого иногда подобные вещи случаются. Но ошибки быстро исправляются специальной программой, так что при твоей следующей встрече с принцессой все должно получиться. Не огорчайся, Ив.
Мне от этого легче не стало. Ну да ладно, придумаю что-нибудь.
– Гы… – заржала ведьма. – Не отвертишься.
– Короче, до связи, – отрезал я. – Экономим время. В курсе, что даже на групповые чаты ввели временные рамки? Отбой…
Я быстро свернул профиль, обнаружил, что голоден, и принялся за завтрак, очень вовремя поданный горничными.
Очень даже неплохой завтрак – сплошные бонусы. И вкусный. После готовки ведьмы так вообще божий нектар.
Едва успел поесть, как в покоях появился обер-помощник обер-майордома Дудак.
– Ваша милость, – демонстрируя всем своим видом явное неодобрение, обер уныло сообщил: – Мне приказано сопроводить вас для обучения.
– Ну так сопровождай, – я потопал мимо него к двери. – Кстати, как там мои друзья?
– Они в статусе почетных гостей. Ни в чем не испытывают нужды, – бойко отбарабанил обер.
– А если честно?
– Ничего более сообщить не могу, ваша милость.
– Мне настучать на тебя госпоже?
– Ничего более сообщить не могу, ваша милость, – помощник тупо повторил свой предыдущий ответ слово в слово.
– Смирно! – рявкнул я в лучших своих традициях. – Отвечать! Где мои спутницы?
– Ничего более… – Дудак уперся, хоть кол ему на голове теши.
– Ну и хрен с тобой. Начнем, пожалуй, с боевых искусств.
Очень скоро последовало очередное разочарование. Учителей оказалось до обидного мало, а чародеи вообще не смогли меня ничему научить, потому что ни один из них не принадлежал к поборникам Хаоса, как я. Мало того, я смог подняться в навыках только на пять пунктов в каждом. Для дальнейшего продвижения следовало поднять свой уровень и основные характеристики. А с этим у меня пока неважно.
Капитан городской стражи – Родерик Богорад, пузатый бородатый гигант с радикально красной рожей записного алкаша поднял мне навык одноручного оружия. Благодаря ему я также получил новый: бой без оружия.
Старшина городских арбалетчиков – худой, желчный и сварливый коротышка Эдельберт Жужка, поправил дело со стрельбой, а замковый кузнец, Симеон Кудель, наделил навыком кузнечного дела.
Напыщенный схоласт, по совместительству придворный поэт и композитор Винченцо Каналья, снисходительно развил красноречие.
А вот с последним преподавателем вышла заминка.
– Не к лицу вашей милости подобные знания… – разворчался майордом. – Какое плебейство…
– Это какие?
– Карманные кражи! Взлом! – Дудак воздел руки к потолку. – О боги, куда мы катимся! Фи… такое не пристало благородным дамам…
– Пожаловаться на тебя ее высочеству? – я как раз был совсем не против приобщиться к криминальным талантам.
– Но… – обер тяжко вздохнул. – Единственный человек в Фаренгарде, способный вас научить подобному, сейчас… – он изобразил на лице брезгливость. – В темнице…
– Веди! – безапелляционно приказал я. – Ее высочество сказала все, значит все!
И тут же связался с ведьмой и воительницей:
– Иду в тюрьму. Вы где там?
– А хрен его знает… – отозвалась Азазелла. – Вроде как отдельный блок. Внутренний план на интерфейсе не отображается. Других узников рядом нет.
– Два охранника, вход в блок за железной дверью, – педантично сообщила Санторина. В отличие от ведьмы, немка как всегда проявляла разумную наблюдательность.
– Тогда минут через десять пошумите слегка. Может, услышу и сориентируюсь.
– Угу, сделаю.
– Яволь!
– Отбой, – закончив общаться с соратниками, я прикрикнул на обера: – Так идем или нет?
– Как прикажете… – майордом уныло поклонился. – Прошу следовать за мной.
Спустившись по каменной винтовой лестнице, мы прошли по узкому сводчатому коридору и уперлись в толстенную ржавую решетку, за которой скучала пара латников с алебардами.
Увидев майордома, они вытянулись в строевой стойке и беспрекословно открыли дверь.
Антураж темницы полностью соответствовал моему представлению о средневековых тюрьмах. Потеки слизи на стенах и полу, чадные факелы, спертый воздух, дикая вонь, полные страданий стоны из-за железных дверей камер и надзиратели самого гнусного и мерзкого вида со связками ключей и короткими дубинками на поясах.
Выбежав из караулки, они быстренько выстроились по ранжиру перед обер-майордомом.
Брезгливо морщась, Дудак поинтересовался:
– Где у вас сидит Жюль… как там его…
– Жюль Фурсе, прозванный Пачкуном, ваша милость? – с готовностью подсказал пузатый коротышка в грязном, некогда красном колпаке на непропорционально маленькой башке.
– Он самый… – пренебрежительно бросил майордом. – Мне надо с ним переговорить…
– Как прикажете, как прикажете… – угодливо кланяясь, тюремщик повел нас по коридору. – Разрешите провести… так сказать… экскурсию… – и не дожидаясь ответа, зачастил: – Вот здесь у нас сидит Рулоф Кровавый. Отъявленная скотина, ваша милость. Приговорен к четвертованию за разбой, насилие и святотатство. Засунул жрецу святилища Морионы, простите, святой жезл прямо в зад. А вот здесь взаправдашний людоед. Да-да…
Неожиданно откуда-то снизу донеслись истошные крики.
– Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!!! – горланил Петрович. – Сатрапы, тираны! Свободу Юрию Деточкину! А на черно-о-ой ска-а-амье, на скамье подсудимых…
– Ферфлюхтен швайне! – вторила ему Санторина. – Лек михь ам арш[12], членососы! Бундесвер не сдается!
– Политические, – извиняюще пожал плечами надзиратель. – Да еще пришлые бессмертные. Что с них возьмешь, варваров-то? Ничего, ваши милости, сейчас мои ребятки угомонят их.
Действительно, крики адмирала и бундеслейтенантши очень быстро сменились звуками ударов и бранью тюремщиков.
Я мысленно посочувствовал ведьме с воительницей и отписал, что засек их месторасположение, то есть можно больше не буянить.
К счастью, майордом никак не отреагировал на демаскирующие вопли.
Путешествие по узилищу закончилось у крайней в коридоре камеры.