— Приехала, — улыбнулась бабушка. — Долго искала?
— Тебя — долго, а вот стардом нашла быстро. Его здесь все знают.
— Так будет лучше, — спокойно ответила бабушка, — С хозяйством я уже не справлюсь, а помирать как Ева не хочу.
— Мне кажется, за ней должны были ухаживать наследники.
— Они и ухаживали: уложили в больницу и никого к ней не пускали. Она, говорят, в последние дни сильно за мной посылала.
— А ты бы пошла?
Бабушка отвернулась к окну и долго смотрела, как тополь стучит по стеклу своей мохнатой веткой. В тот миг она показалась мне маленькой, худенькой и немного растерянной. Где-то внутри, в глубине треснул стержень, державший ее у земли, у дома, у могилы сына. Впервые за восемьдесят лет эта гордая женщина покорилась судьбе. Ничто не могло сломить ее духа: ни гибель мужа, ни онкология, ни КГБ, с его звериными ухватками, ни даже смерть единственного сына, которого она любила со всей истинностью, на которую была способна. Ее убивала старость. Ледяными кольцами оплетала она ее хрупкое тело, высасывая из души остатки тепла.
— Не сердись, я поступила правильно. Так будет лучше для всех. Эти люди за мной не ухаживают, а значит, я им не надоем. А дом… пускай делают с ним, что хотят. Богдан обещал похоронить по-людски, а больше мне от них ничего и не надо.
— Я привезла твои любимые конфеты и детский крем, — я протянула бабушке пакет и маленький альбом для снимков «Полароид», — здесь фотографии Алисы.
— Алисы? Дай посмотреть! — и она с облегчением открыла альбом, — Хорошенькая, на кого похожа?
— Так сразу и не скажешь. Родилась в Кораблевых, а сейчас получается что-то среднее.
— Ты эти фотографии оставишь?
— Конечно, бери, я их тебе привезла.
Мы просидели до самого ужина, в мелочах и пустых разговорах спасаясь от прошлого. Когда народ потянулся в столовую, бабушка заволновалась:
— Когда твой поезд?
— Еще не знаю, буду ловить проходящий.
— Тогда беги на станцию. Летом с билетами плохо.
— Ничего, заночую в гостинице, будет повод прийти к тебе завтра. Смотри, тебе какая-то женщина машет.
— Соседка по комнате — хорошая женщина, тихая.
— Ну, все, тебе пора на ужин. Иди, а я поеду на вокзал.
— Пиши, не забывай! — попросила бабушка, обняла меня крепко, поцеловала в лоб.
Я прошла через холл и у самых дверей обернулась: она по-прежнему стояла у окна и смотрела мне вслед своим синим пронзительным взглядом.
Всю дорогу до Москвы я проспала под стук колес и грохот двери о мою боковую полку.
Москву накрыло, замело, запорошило тополиным пухом. С утра до ночи я чихала и кашляла, проклиная зловредный июнь и бессонные Митькины ночи. С Митькой что-то явно было не так: во сне он заговаривался и отвечал на мнимые звонки, спал целый день, а ближе к ночи просыпался, хватал рюкзак и убегал из дома. Я дождалась выходных, проследила, когда он проснется и задала прямой вопрос:
— Скажи, ты пьешь?
Митька демонстративно дыхнул мне в лицо:
— Решай сама.
— Пахнет сигаретами. Давно курить начал?
— Работа у нас такая! — буркнул он и отвернулся.
— Давай поговорим о твоей работе.
Митька напрягся:
— Это еще зачем?
— Затем, что я тебя почти не вижу. Затем, что у родителей мы не бываем, что каждый вечер ты исчезаешь и возвращаешься только под утро, затем, что у тебя усталый вид и проблемы со сном. Скажи мне, где ты работаешь и чем занимаешься? Почему ты все время торчишь на работе, а семью кормлю я?
Митька вспыхнул, швырнул с досадой пульт:
— Деньги поступают нерегулярно, я тебе тысячу раз объяснял. Моя работа связана с определенным риском, она не совсем легальна. Не нужно на меня давить! И нечего меня допрашивать!
— Если это криминал, я должна знать!
— Если возникнет опасность, ты обо всем узнаешь первой.
— Толку-то, Митя! У нас маленький ребенок. Тебе не понять, что значит для ребенка, когда к тебе в дом врываются с обыском!
— Успокойся, все под контролем, — процедил Митька и сделал жест, означавший, что тема закрыта.
От Митькиных ответов мне стало не по себе, и пару дней спустя я отправила Алису на Урал. Там в закрытом городе на берегу тайги она была в большей безопасности, чем здесь, под крылом непутевого Митьки.
Проводив Алису с бабкой на вокзал, я вернулась домой и начала ревизию вещей. Краснея и казня себя за подлость, я высыпала Митькин гардероб и приступила к шмону. Тут грянул телефон, я вздрогнула и выронила джинсы.
— Я жду ответа, — начал Александр.
— Саш, я еще не готова. Дело тонкое, нужно подумать, — меня еще крупно трясло.
— Прекращай демагогию! Чтобы в понедельник была на работе! Антону сейчас не до уговоров.
— Причем тут уговоры! — обиделась я.
— Вот и ладненько! До понедельника! — и он повесил трубку.
Не успела я собрать Митькины вещи, как явилась Валерия. Она была одета в светлый брючный костюм, выгодно оттенявший загар. На шее красовалась крупная нитка жемчуга, так шедшего к ее новой сумочке. Еще с порога я заметила нездоровый блеск ее глаз и порывистость жестов — Валерию явно распирала какая-то новость. Пока она крутилась у зеркала, я поставила чайник, достала печенье:
— Как отдохнули?
— Да уж, отдохнули…, - протянула Валерия.
— Что-то случилось?
Валерия бросила свой диалог с зеркалом и выпучила глаза:
— Только представь, с какими идиотками приходится общаться!
— Представляю.
Обидчивая Валерия не заметила сарказма — так страстно ей хотелось поделиться.
— Мы улетели на неделю раньше…
— Да, Сашка говорил…
— Так вот, три дня мы прожили нормально, а на четвертый день Амина спуталась с каким-то немцем. Ты не поверишь, бросила меня с детьми, а сама убежала на свидание.
— Ну и дела! И как она все это объяснила?
— Сказала, что никакой это не немец, а родственник из Ганновера. Нашла тоже родственника! Нет, я ее конечно предупреждала, отговаривала, все бесполезно! Ей, видите ли, нужно было с ним поговорить, узнать про тетку, про сестру… Представь себе, какой у них с Антоном был скандал?
— Постой, а кто же рассказал Антону?
Валерия слегка запнулась:
— Я рассказала Шурику. Такие вещи скрыть нельзя!
— Лера, а что, собственно, ты могла рассказать? Тебя же на этом свидании не было, — я смотрела на Леру и пыталась понять, что движет этим человеком.
— Было — не было, пускай теперь сами решают!
— Зачем тебе это?
— Что значит, зачем? Ты что, не понимаешь? Вести себя нужно прилично! — Валерия поджала губки, — Я тоже молчала, пока все само не раскрылось.
— Раскрылось?
— Как только приехали Шурик с Антоном. Ты представляешь, этот наглый немец при всех Амину хлопнул по плечу: «Привет, говорит, как дела?».
Я хмыкнула:
— Нормальная реакция здорового мужчины. Как раз доказывает, что ему нечего скрывать.
— Это тебе доказывает, а у Антона на этот счет другое мнение! — выпалила Валерия и принялась размешивать несуществующий сахар.
— И что теперь?
— Скандал, выяснения, испорченный отпуск… Но Амина хитрая, она выкрутится, — с досадой процедила Валерия. — Я вот чего пришла: ты не тяни с работой, у Антона без тебя проблем хватает, ему сейчас не до уговоров.
«Заботливая», — подумала я, а вслух произнесла:
— Мне дела нет до вашего Антона, а вот с работой придется решать — нужда зовет.
— Ага, — кивнула Валерия, явно не слушая. — Пойду домой, побуду с мамой, поддержу ее, как смогу. Они всю жизнь с Аминой на ножах, ну а теперь — совсем беда!
И смастерив скорбное личико, Валерия выпорхнула из-за стола.
Все выходные я промаялась сомнением, а в понедельник надела костюм и вышла на службу. Антон представил меня своему отделу, проводил до рабочего места.
— Будете трудиться в связке с нашим юристом-международником, — жизнерадостно сообщил он.
Вперед вышел выразительный брюнет, коротко кивнул и занял стол напротив.
Персонал тут же разошелся по комнатам, загудел компьютерами. Я уселась за стол, подергала ручки — некоторые ящики еще хранили следы моей предшественницы, которая на свою беду не знала языка и работала простой секретаршей.
— Теперь, — подумала я, перебирая папки, сваленные в кучу, — ее обязанности лягут на меня. Придется кофе подавать…и чай с печеньем…вот кошмар!».
Антон громко желал кому-то доброго утра, и в приоткрытую дверь я видела закатанный по локоть рукав его рубашки. Фискал за соседним столом бросал на меня строгие взгляды и рылся в бумагах, а я все больше ощущала себя дурой и бездельницей.
Наговорившись по телефону, Антон повесил трубку и вышел из кабинета:
— Работы будет много, — обнадежил он, — Видите шкаф?
— Даже два.
— Ваш — правый. Все делопроизводство — в вашем распоряжении. Левый шкаф Юрия Артамоныча, вам он не понадобится.
— У меня нет опыта работы в офисе, — призналась я, — тем более секретарем.
— Это дело наживное, и я вас не тороплю. Недели хватит? — и не дожидаясь ответа, он бодро зашагал в свой кабинет.
Фискал с усмешкой глянул в мою сторону и застучал клавиатурой. От нечего делать я помучила монитор бестолковыми командами, потом ввела пароль «Тошка» и тут же ощутила прилив сил и приступ беспородного нахальства.
— Ну, Артамоныч, стереги свой шкаф! — пробормотала я и выдвинулась к полкам, — Приступаю к работе!
В тот же миг зазвенел телефон. Я вернулась к столу, подняла трубку:
— Слушаю вас! — произнесла я, как можно любезней, но Артамоныч интенсивно замотал головой.
На том конце провода стальной женский голос потребовал Антона Дмитриевича.
— Соединяю, — прогнусавила я по-киношному и вывела звонок на кабинет начальника. Тот алекнул, помолчал, миролюбиво рассмеялся:
— Новенькая, а что делать? Да знает она… да выучит все… Ты даже не переживай!
— Жена, — прошептал Артамоныч, — А в дальнейшем здесь принята фраза «Альбатрос Трейдинг, добрый день!».