— Таки трейдинг? — не удержалась я.
— И даже альбатрос!
Первая неделя выдалась штормовой: я принимала факсы и с подстрочным переводом таскала их начальству, подшивала, фиксировала и составляла ответ; переводила контракты взад — вперед и снова подшивала, алекала на все лады и вежливо объясняла обиженным женским голосам, почему Антона Дмитрича все время нет на месте.
В конце недели ворох бумаг накрыл меня с головой. Ни пунктуальность, ни азарт, ни расторопность не спасали от той лавины документов, что ежеминутно выплевывали факсы, принтеры и прочие злодеи. Когда последний сотрудник, стукнув дверью, ускакал вниз по лестнице, я разложила бумаги по файлам, выключила компьютер и минут десять просидела, уставившись в одну точку.
— Ничего у меня не получается! — пожаловалась я книжному шкафу.
— Это не так, — услышала я ровный голос, — Я чувствую вашу поддержку. Меня ваша работа вполне устраивает.
В дверях стоял Антон с ключами от машины:
— Опять забыл бумаги!
Он прошел в кабинет и прокричал сквозь шум выдвигаемых ящиков:
— Хорошо, что не успел далеко отъехать! Ну вот и порядок, — он снова появился в дверях с увесистой папкой в руках, — И вообще, давай «на ты», а то уж слишком формально.
— Давай, — удивилась я, — если здесь так принято.
— Вот и отлично! — улыбнулся он, — И не переживай ты так, все у тебя получится!
И он умчался вниз, гулко топая в вечерней тишине.
Все лето фирма набирала обороты, а я отточенным движением приводила в порядок дела и мчалась на новые переговоры. В таком режиме пролетел июль, промелькнул август, и вот однажды, выглянув в окно, я поняла, что лето кончилось, и наступила странная осень.
Да, осень в том году была действительно странной: и погода, и окружающие вели себя чудно. Митька накупил мне кучу дорогих вещей: и деловой костюм, и шубу, и сапожки. В довершение ко всему он приволок флакон духов и поздравил меня «С днем листопада». Обалдев от всего этого изобилия, я нарядилась в обновки, накрасила губы и надушилась Шанелью. Алиса обошла меня, обнюхала и назвала космическим пришельцем. Валерия бросила все свои курсы и от безделья начала хандрить: она рассорила Антона со свекровью и попыталась выписать его из родительской квартиры. Странно вели себя все, включая правительство, расстрелявшее собственное гнездо с горбатого моста над древнею рекой.
Был обеденный перерыв, из кафешки уже тянуло кебабами, а мы с Артамонычем домучивали контракт. Хотелось есть, но в отличие от начальства, мы не могли сорваться на обед. Раз за разом я набирала Женеву и слушала короткие гудки. Открылась дверь, и в комнату вошла высокая худая женщина в затемненных очках. Я нацепила улыбку и приготовилась отвечать на вопросы. Как выяснилось, зря — дама молча прошла в кабинет начальника, покрутилась там с минуту, вернулась обратно и уставилась на наши с Артамонычем взъерошенные лица:
— Где шеф?
— Антон Дмитрич обедают, — ответила я, продолжая глупо улыбаться.
— В кафе его нет, — дама явно не спешила отвечать на мою улыбку.
— Сегодня они с братом обедают в «Серене», — я смутно ощущала право визитерши на информацию о братьях.
— Ах, вот как? — удивилась та, и гордо поплыла из комнаты.
— Жена, — ухмыльнулся Артамоныч.
— Строгая и неприветливая, — буркнула я сквозь гудки.
— Я слышала! — крикнула длинная тетка из самых глубин коридора.
Я ткнула пальцем в сторону двери и прошептала:
— Еще и ушастая!
Артамоныч приложил ладони к ушам, изображая слона, и так же молча произнес:
— А я все видела!
Тут мы оба не удержались и прыснули в голос.
Жена Антона навещала нас часто, и очень скоро я научилась узнавать ее по шагам. Моложавая и эффектная она страстно желала казаться светской, но выглядела простовато из-за своей хронической возбужденности. К нам, рядовым сотрудникам она относилась благосклонно, немного снисходительно и чуточку кокетливо. Со временем конфуз нашей первой встречи стерся из памяти, и мы с Артамонычем перестали корчить рожи за ее спиной.
Октябрь прокатился кровавыми всполохами.
Мятежные гимны накрыли страну. Москва потонула в слезах и дожде.
За окнами лило, ветер ныл и швырялся листвой. Ветки секли запотевшие окна, с набережной долетал протяжный стон машин. Порыв то усиливался, то затихал, давая передышку истерзанным ветвям. Рабочий день давно закончился, умолкли голоса, затихли двери, мир погрузился в шум дождя. При свете настольной лампы я дописывала письмо бабушке, подозревая, что дома этого сделать не удастся, потому что Алиса немедленно усадит меня за книжку или утащит играть. В моменты затишья я вскакивала с места, но тут же представляла себя под дождем в холодном темном переулке, и обреченно вздохнув, возвращалась за стол. Было жаль новых сапог, а от мыслей о мокрой одежде кидало в озноб.
Ветер стенал, распалялся все больше, пока не завыл, словно раненный зверь и не захлебнулся, дойдя до высшей точки. Все шумы разом стихли, и в наступившей тишине я четко расслышала чьи-то шаги. Шаги приблизились и смолкли, а секунду спустя на пороге возник Антон. Он протопал за стол Артамоныча, открыл свой кейс и выудил на свет бутылку коньяка.
— Как жизнь? — последовал мудрый вопрос.
— Жизнь прожита не зря! — ответила я, разглядывая сильно початую бутылку.
— Стаканы неси! — коротко приказал Антон.
— Сколько?
Он оглядел пустую комнату и, совершив математический подвиг, уверенно произнес:
— Два.
Я выставила два бокала и нехотя выложила на блюдце покусанную плитку шоколада.
— Выпьем немедленно! — пригрозил Антон.
— В такую погоду можно и медленно.
Он плеснул в бокалы, и молча опрокинул свой, не тратя времени на тост.
— А знаешь, у меня машину угнали…
— Жалость-то какая! — искренне посочувствовала я, — Это ж теперь пешком да по такой погоде!
Я быстро спохватилась, понимая, что несу чушь, сравнивая бытовые неудобства с потерей боевого коня.
— В Гаи ходил?
— Всех ментов на уши поставил, — устало произнес Антон, — Ты не торопишься? Посиди со мной.
— Посижу. Все равно под дождем мокнуть, так хоть напьюсь и не замерзну.
— Намек понял! — Антон вскочил с места и с готовностью освежил мой бокал.
Глядя в его отрешенное лицо, я уже поверила, что весь шоколад достанется мне, но в этот момент он сгреб его с блюдца, сунул в рот и с хрустом покончил со всеми надеждами.
— Как тебе у меня работается? — спросил он по-отцовски.
— Работы много, зато оклад небольшой.
— Ты молодец, справляешься! А оклад я тебе повышу.
— Отличное решение, главное, не забудь о нем завтра.
— Я о тебе никогда не забуду! — поклялся Антон и вытянул шею в поисках новой плитки.
— Нету больше! — тявкнула я и достала жвачку.
В комнату заглянул Александр. Увидел нас, покачал головой:
— Спаиваем подчиненных?
— Подчиненные спиваются добровольно, — вступилась я за начальника.
— А ты, подчиненная, собирайся домой, — велел Александр.
Антон возмутился:
— Куда это ты моего собутыльника увозишь?
— Собутыльнику к детям пора, а ты давай, вызывай такси! — и Александр решительно придвинул телефон.
— Ребята, возьмите меня с собой, мне одному сидеть скучно, — взмолился Антон.
— Иди домой, а то Амине позвоню! — пригрозил Александр.
— Жене не надо! Жена пусть дома ждет, у меня сегодня большая программа, — и Антон вылил в бокал остатки коньяка.
Александр рассмеялся:
— Какая там программа? Ты на улице был?
— Бывал, — ответил Антон и поежился.
— В такси и домой!
Александр хлопнул брата по плечу и обернулся ко мне:
— Ника, на выход!
Я побросала вещи в сумку и помахала Антону рукой, тот огорченно вздохнул и поднял трубку телефона.
К большому удивлению машину отыскали. Несколько дней Антон вылизывал свою «девятку», а потом вдруг приехал на новом СААБе.
Октябрь прошелестел листвой и тихо, не прощаясь, растворился за первыми ночными заморозками.
Позднее солнце с трудом пробивалось сквозь дымку, его холодные лучи не радовали и не грели. Мороз еще не успел подернуть ржавчиной листву, и она стелилась пестрым лохматым веером, шуршала под колесами машин. Артамоныч увлеченно ваял контракт, я рассматривала прилипший к окну желтый лист, начальство стучало карандашиком по столу, вынашивая планы грандиозной сделки. В создавшейся атмосфере телефонный звонок прозвучал словно выстрел, и Антон, забыв про статус, первым поднял трубку. Какое-то время он молча слушал, потом сорвался с места и выбежал из кабинета. Мы с Артамонычем переглянулись и вернулись каждый к своему занятию.
Первая половина дня прошла без приключений, а ближе к обеду проснулась Европа и тут же дала о себе знать целой серией звонков. Вслед за звонками полезли длинные языки факсов, народ выстроился в очередь за подписью.
С отчаяния я набрала Александра.
— Антона не жди! — отрезал он.
— А что нам делать со всей этой канцелярией? Мы тонем в факсах, Женева обрывает телефон, менеджеры задают вопросы, а мы не знаем, что им отвечать.
— Сейчас поднимусь, помогу разобрать самое срочное, — пообещал Александр.
Артамоныч взял со стола зажигалку и вышел из комнаты, я покопалась в столе и включила компьютерную игру. Александр все не шел, и я успела победить целую дюжину монстров, когда Артамоныч влетел в кабинет, дыша никотином и вестями:
— У Антона ограбили квартиру. Жена ввязалась в драку, теперь лежит в больнице.
Я ошарашено захлопала глазами:
— Кажется, у нашего шефа нелады с мирозданьем. Или черная полоса?
— Сейчас у всех нелады с мирозданьем, — весомо заметил Артамоныч, — но у Антона они какие-то глобальные.
Вошел Александр:
— Самые срочные факсы, договора на подпись!
Мы засуетились, зашуршали бумажками и совершенно выпали из реальности. Опомнились через час, когда за Александром закрылась дверь, а мы так и не задали ему ни одного вопроса о судьбе Антона.