— Не вписалась! — констатировала Алиса и выкинула следующий фантик.
Я залезла в ванну и почувствовала, как воздух вокруг меня наполнился тягучим ароматом миндаля…
Всю ночь мне снились шоколадные пирамиды, ориентированные на западного потребителя, бисквиты и коржи, залитые глазурью, горы конфет и барханы какао, а над всем этим кондитерским Вавилоном кружил вселенский дракон по имени Гидрогенизация и норовил тяпнуть меня за ухо. Постепенно рокот усилился, карамельная глыба осыпалась мне на грудь, а дракон штопором пошел на таран. Я вынырнула из приторного марева и снова очутилась на кровати: Тошка лежала у меня на груди и тарахтела мне в самое ухо. Урча и подрагивая, она, кажется, наблюдала один из самых занимательных кошачьих снов.
Я поднялась, и Тошка выпустила когти, стараясь уцепиться за пижаму. Мягкий прыжок — и она на полу, как ни в чем не бывало, умывает свою заспанную мордочку.
Стукнула входная дверь, и два глухих удара возвестили о том, что Митька скинул ботинки. Он прошлепал на кухню, и вскоре оттуда донесся шум воды, грохот чайника, шипенье капель о плиту и хаотичное движение стульев.
Тошка бросила умываться и затрусила на звук. Митька тут же начал объяснять ей сложные финансовые схемы, а я повернулась на другой бок и провалилась в очередной корично-гвоздичный сюжет.
Утро встретило студеной синевой, узорами на окнах и хрустальным скрипом ветвей.
На остановке в общем ритме толпа выстукивала дробь. Троллейбус, пыхтя и отдуваясь, полз вверх по улице. Заметив транспорт, народ всколыхнулся, подался вперед, сзади насела грудастая тетка: она навалилась всем телом, уперлась подбородком мне в плечо, наддала пышной грудью. Ноги мои опасно заскользили, я покатилась под колеса, хватая рукой пустоту. «Кажется, все!», — пронеслось в голове, но тут чьи-то руки схватили меня за шубу и под дружный «ах!» выдернули на тротуар.
— Держись! — услышала я рядом, а в следующий миг толпа, давясь и охая, хлынула к дверям. Меня внесло в троллейбус и пришлепнуло к чьей-то мохнатой спине. Совершив кишечный спазм, троллейбус дрогнул, ухнул и тронулся с места. Полуживая, с клочком воротника в зубах, я проехала пять остановок. У метро троллейбус вырвало и, разом опустев, он налегке помчался к Соколу. Матерясь и отплевываясь, я опустилась на скамейку. Молодой человек, проскакал мимо меня, размахивая пуговицей:
— Трофейная! — крикнул он и нырнул в переход, и пуговица, спасшая мне жизнь, уехала с веселым незнакомцем.
Пунцовая от холода, я завалилась в павильон:
— Кофеин внутривенно!
— Откуда ты, деточка? — проворковал Ираклий Самуэлевич — любовь российской кондитерки.
— Из троллейбуса!
Я распахнула шубу, демонстрируя вырванный клок и отсутствие пуговицы.
— Жалко шубу! — завздыхали соседние павильоны.
— Жалко не шубу, жалко мужчин, которые позволяют такой девушке ездить общественным транспортом! — нахмурился Ираклий Самуэлевич.
Я чмокнула его в щеку и побежала в буфет.
Вокруг полным ходом шла подготовка к новому дню. Шоколадницы суетились у прилавков:.
Девочки из Самары украшали стенд и игриво поглядывали на Вовку Кулешова, нашего коммерческого директора, записного красавца, альбатроса и человека…
«Красный Октябрь» винтами выкладывал плитки.
«Бабаевка» расставляла шоколадных зайцев, а «Большевик» — мастерил сладкие домики, похожие на теремки.
Ираклий Самуэлевич обошел свой павильон, сделал несколько замечаний, глянул на часы, взял пальто из рук водителя и зашагал на выход.
Я улыбнулась ему вслед, толкнула Вовку в бок:
— Смотри, тебе «Волжанка» машет. Сгоняй, они конфет дадут…
Похоже, Вовка был не в духе:
— Смотреть не могу на конфеты! Они у меня уже во где сидят!
— А ты не ешь — отдай товарищам, — предложила я.
Вовка явно не спешил на зов самарских шоколадниц. Время шло, а вместе с ним таяли надежды на улов. Я наклонилась к Вовкиному уху:
— Ты их грильяж уже видел?
— Нет, а что?
— Нерядовая продукция! Стоит того, чтобы поднять свой зад и сделать несколько шагов.
Вовка нехотя оторвался от стула:
— Сейчас посмотрим, что там за грильяж!
Минут через двадцать хлынули первые гости. Завидев клиента, Вовка оживился, взбодрился и преобразился. Старик Кулешов отлично знал, что сказочно хорош и бессовестно этим пользовался. Он заводил разговор о погоде, незаметно переводил его в нужное русло, и не дав опомниться, завязывал деловые отношения. Под ревнивые взгляды технологов Вовка баюкал доверчивых клиенток и получал от них все, что хотел.
Моя работа начиналась с полудня, когда продрав глаза, заморский десант выползал на охоту. Большая часть ограничивалась простой разведкой, но были и те, кто серьезно изучал возможности рынка. И те и другие бесцеремонно совали нам брошюры и визитки, коих к концу дня скапливалась целая коробка. Начальство визитки просматривало, полюбившиеся оставляло себе.
Все утро Кулешов наводил мосты, а я пополняла запасы конфет, предчувствуя безбедное новогоднее застолье.
Ровно в час в компании своих восточных друзей явился и Дэннис Фонтанна. Он подхватил меня под руку и увлек за собой. И снова я не ошиблась на его счет — никаким товаром он не интересовался, образцов не смотрел и брошюр не читал — он без умолку рассказывал мне анекдоты и нарезал круги с резвостью арабского скакуна. Антон, завидев наш юбилейный дуэт, покачал головой и при первом же случае устроил мне разнос за самоволку.
— Это все он, — заныла я, — неугомонный агент ее Величества! Он все время меня подставляет!
— Сейчас мы заберем этого Бонда обедать, а ты займешься менее восторженными посетителями.
С этими словами он хлопнул Кузю по спине, отчего тот сделался красным и громко закашлялся. Уже через минуту расстроенный Дэннис в составе делегации отбыл на кормежку.
С уходом начальства жизнь снова наладилась. До самого вечера мы с Вовкой пили кофе, охмуряли клиентов, лопали сладости и складывали визитки в коробку из-под какао.
Антон явился на закате.
— В Альбатросе завал, возвращаемся в офисе, — констатировал он.
— Что, факсы заели? — злорадно улыбнулась я.
— Не то слово! Жду тебя завтра на рабочем месте.
Не дойдя до дверей, он обернулся:
— Ираклий говорит, тебя сегодня сильно потрепали.
Совсем не хотелось выглядеть сироткой, и я беззаботно улыбнулась:
— Какая-то тетка столкнула меня под колеса, но бдительная общественность спасла мне жизнь.
— Ну ты даешь! — Антон посмотрел на часы, — Собирайся, отвезу тебя домой.
Я покачала головой:
— Не нужно. Доберусь сама — час пик прошел, троллейбусы идут пустые.
Антон снял с вешалки мою израненную шубу:
— Не обсуждается, на выход!
После густой ванильной атмосферы морозный воздух струился чистым родником. Белая кисея искрилась в свете фонарей, слепила фары, обжигала лица.
Сквозь снежную завесу город казался призрачным и зыбким.
Ветер слагал свою сумеречную сагу, ей вторил вой далеких северных собратьев.
Пока Антон сметал с машины снег, я топталась в снегу и напевала про sweet harmony.
— Поедем домой или еще попоем? — поинтересовался Антон, и я послушно села в машину.
СААБ вздохнул и заскользил по снежным переулкам, свернул на Шмитовский, а там — на Шелепиху. Дома остались позади, с обеих сторон потянулся забор и старые кирпичные постройки. Дорога была совершенно пуста, и лишь однажды навстречу выскочил заблудший агрегат с подбитым левым глазом. Наконец, виражи закончились, и мы выкатились на прямую. Здесь стали попадаться автобусы и подснежники на приколе.
Снег толстым слоем выстилал нам путь, уличные часы из-под тяжелой белой шапки показывали половину чего-то.
Мы остановились на светофоре.
— Уже половина, — усмехнулась я.
— Половина чего? — отозвался Антон.
— Просто половина. Прямо как в поэме: мы дети полдороги.
— Мы дети светофоров и плохих дорог, — вздохнул Антон и включил передачу. Светофор оказался сломанным.
У дома мы остановились. Я подсмотрела на окна — в них горел свет.
— Муж ждет? — догадался Антон.
— Ага, обождался, — скривилась я, — Ну, до свидания. Спасибо, что довез!
— И это все? — протянул он разочарованно.
— Ладно, шеф, сколько с меня?
— Беги домой, — усмехнулся Антон, — и не опаздывай на работу! И береги пуговицы! — крикнул он в окно.
Машина развернулась и зашелестела вдоль улицы. Вдали раздался вой сирены.
Я разувалась в прихожей, когда из кухни вышла Марго:
— Думала, не дождусь. У тебя что, был скользкий выход?
— Не поверишь, тащусь с работы, — улыбнулась я.
— Маньячка! Я уже начала о тебе хорошо думать. А где твой муж?
— Вот у него, похоже, скользкий приход.
— Ты это серьезно?
— Боюсь, что да. Не знаю, что с ним происходит.
— Ну и дела! А я пришла проститься. С Алиской уже поболтала, с Ниночкой Петровной пообщалась, посмотрела, как она твою дочь пинками гонит спать, а та орет, что не заснет без маминых конфет.
— Так вот же он, грильяж! — я вытащила из сумки кулешовский пакет.
— Опомнись, кума, дитя твое спит! Ты же не станешь будить ее ради конфет?
— Что-то я совсем заработалась. Кофе?
— Давай, по маленькой.
Я поставила чайник, Марго села за стол и уставилась в окно на падающий снег:
— Завтра днем улетаю в Канаду. Если все получится, обратно не вернусь.
— Ты что, серьезно?
— Более чем. Документы подготовила, взятки раздала. Вылизала задницы всем бюрократам и шавкам, чтобы не тявкали в мою сторону.
— Ты едешь по работе?
— В первом приближении. Но я буду не я, если не выйду там замуж, — в глазах Марго появились знакомые чертики.
— Времени хватит?
— Лиланд уже разместил мое фото в местном брачном агентстве.
— Погоди, это что, твой канадский любовник разводит там деятельность? Что же он сам на тебе не женится? — удивилась я.