— Магазины еще открыты?
— Что ты надумала? — напрягся Антон.
— Хочу купить Алисе инструмент.
Антон нахмурился, немного помолчал:
— Боюсь, открыто только «Эльдорадо».
— Тогда я поехала.
— Постой, я сейчас все улажу…
— Улаживай, а мне пора. Кажется, красть больше нечего?
— Я верну тебе деньги, — промычал Антон.
— А как же паспорт, за него ты тоже заплатишь валютой? А мое нижнее белье? Может, отдашь взамен свое? Кстати, вместе с паспортом исчезли ключи от квартиры. Купи мне новые замки, а лучше, новую квартиру!
— Она сама не понимает, что творит.
— Бедненькая, конечно не понимает, как та ворона, что клюет блестящие предметы. Смотри-ка, золотишко подгребла, а тапочки забыла, — я ткнула пальцем в шлепанцы, — Такой ценный товар оставила, конечно, она не в себе!
— Ладно, поехали, — лицо Антона стало отрешенным.
— Ну, началось, — подумала я, — Теперь неделю будет полным мудаком.
Прилавки «Эльдорадо» выглядели пародией на Сингапур: низкое качество здесь традиционно сопровождалось заоблачными ценами. Мы покрутились в отделе музыкальных инструментов и с горя взяли захудалый органчик на пару октав.
— С подарком, кажется, разобрались, — протянул Антон.
Я сделала ехидное лицо:
— А теперь тебе нужно побыть одному?
— Теперь нужно купить тебе белье, пока ты не забрала мое.
Весь вечер меня преследовало ощущение бездомности: не было сил возвращаться домой, в квартиру, едва не убитую Митькой. Тащиться на Плющиху хотелось еще меньше. Пока Антон искал замки, я прикидывала в уме, что еще должна сотворить Амина, чтобы опрокинуть, наконец, свой бесценный брак? На что хватит ее больной фантазии, и зачем я стою на пути у взбесившейся стервы? Шаг за шагом во мне зрело отчаянье, которое дошло до высшей точки и лопнуло там, словно мыльный пузырь. Какое-то время я пребывала в пустоте, пока на ее месте не выросла уверенность, холодная и твердая, как снежный ком, нацеленный в лицо. Хватит, милая, поглумилась ты надо мной, потешила свое больное самолюбие. Митька — в больнице, Алиса до конца дней останется заложницей семейной драмы — не слишком ли высокую цену плачу я за то, что рано или поздно должно было произойти с твоей семьей. Брак твой, слепленный лишь догмами о сыне, расползается, как старая дерюга, которую в паузах между изменами латают неверные супруги. Ты создавала теплицу бесценному чаду, а теперь с той же легкостью окунаешь его в нечистоты, от которых вовек не отмыться. Обе щеки мои изранены в кровь — подставлять больше нечего — поэтому я повернусь к тебе спиной и забуду о твоем существовании, словно и не было тебя на свете. Прыгай, скачи сколько влезет — до меня ты больше не допрыгнешь. Никаких заявлений писать я не буду, просто выйду за дверь, попрощаюсь с потерей и уйду по тропинке, известной лишь мне.
Удивительно, но следом за мной успокоился и Антон: он долго смотрел мне в глаза, словно пытался прочесть мои мысли, потом подхватил двеоктавы и бодро зашагал к машине.
— Обещаю, она тебя больше не тронет.
— Мне все равно.
— Ты мне не веришь?
— Конечно нет.
— Ну и не надо, — спокойно ответил Антон, — Завтра поменяем замки в обеих квартирах и перевезем тебя на Плющиху.
В ответ я покачала головой:
— Завтра я везу Митьку в Электросталь.
Антон прикинул что-то в уме, помолчал и тихо произнес:
— С утра перевезем Алису, потом займемся Митькой. Сделаем для него все, что нужно. Жаль только замки в его башке не поменяешь…
— Боюсь, что эта дверь осталась без замков…
С этого дня мы стали жить вместе. Уголовница Амина больше не появлялась, разумно опасаясь проблем с правосудием, а на ее место тут же высадилась бесценная Антонова родня.
— Спасибо тебе, Вероника, за сына! — всхлипнула Элла Ильинична, — Ты вернула его в семью.
— Мы собирались с ним порвать, — поделилась Валерия, — но теперь у него появился еще один шанс.
— Как же нам повезло! — вздохнула я и с грустью поняла, что свято место пусто не бывает.
Валерия взмахнула ресницами и тут же сменила тему, преследуя новую, более резвую мысль.
— Если будут проблемы, рассказывай мне, я посоветуюсь с мамой.
Я удивилась:
— А зачем?
Валерия поморщилась, видно, устав от моей бестолковости, и тоном наставника произнесла:
— Маму сыновья слушаются. Антон ей всю жизнь смотрит в рот. Главное, чтобы она была в курсе. Рассказывай мне, я ей все передам. Если надо, она все уладит. Пойми, именно от нее будут зависеть ваши отношения.
— Слушается маму, говоришь? Тогда почему он женился без спроса?
— Я думаю, он здорово об этом пожалел!
Тут Валерия позволила себе неприятный, почти оскорбительный смешок.
Я посмотрела ей в глаза и внутренне сжалась: высокомерный взгляд, надменный тон — весь вид ее внушал: «Не будешь слушаться — закончишь как Амина».
Так вот, что ты надумала, проныра: мамаша будет рассказывать Антону, как жить, а ты будешь сцеживать ей информацию и фильтровать ее по собственному мнению.
С благословения Эллы Ильиничны Антон помирился с братом и даже купил на Рублевке соседний участок земли, чтобы строиться рядом и создавать Валерии достойный фон. Эра холодной войны канула вслед за Аминой. Эйфория заразной волной накрыла все семейство Денисовых, включая тихого улыбчивого деда. Семейные ужины, посиделки и праздники слились в единый приторный поток фальшивых радостей и показухи. Валерия расцветала на глазах: ее игривый смех звучал теперь повсюду. Она мурлыкала песенки, все время что-то пританцовывала и порхала, порхала… Идиллия, окружавшая Валерию, вызывала у меня изжогу, равно как демонстрация ее достоинств, которая при нашем появлении включалась на всю мощь. Вот умытые и послушные дети с лицами пупсов ждут папу с работы, вот красавица — жена целует в коридоре своего благоверного, а тут невестка делится со свекровью своими маленькими секретиками, укрывшись от мужей на самом видном месте.
— Ах, масик, ты опять с цветами! — мурлыкала она жеманно, — Мне же их некуда ставить! Давай отдадим Веронике?
— Нет уж, ваших цветов мне не нужно, — спешила я утешить смущенного Александра.
— Но ведь тебе никто не дарит!
— Все это ерунда…. вот если у тебя найдутся лишние бриллианты…
Тут Валерия начинала щебетать на другие темы, а я как была, оставалась без цветов и каменьев. Обсуждать с ней сплетни было скучно, перемывать знакомым кости — противно, а слушать бесконечные истории о том, как Александр за ней ухаживал и что при этом говорил — надоело до судорог. Я молча наблюдала за восторженным семейством, за Лерой с ее «мудрыми» речами, за дедом, хмыкающим себе под нос. Дмитрий Иванович слушал в пол-уха, редко вставлял безобидные фразы и все больше прищуривал глаз. Антон с Валерией вещали без умолку, им вторила счастливая Элла Ильинична, я задавала наводящие вопросы, давая Александру вклиниться в беседу. В такие минуты насмешливый взгляд Дмитрия Ивановича теплел, осанка менялась, движение в сторону сына исполнялось внимания и нежности… Александра тут же перебивали, и дед, вздохнув пару раз, уплывал в далекий край своих раздумий.
Надо признать, Валерия была речиста, она могла держать аудиторию и умудрялась даже рассмешить. Она стрекотала на разные темы и по всем вопросам имела свое, единственно правильное мнение. Ее фееричное чувство к супругу равнялось благодати, их судьбоносная встреча в трамвае трактовалась как божий промысел и обрастала все новыми умильными деталями.
По вечерам я возвращалась из больницы, мечтая поскорей стряхнуть осадок маниакальных Митькиных идей, а вместо этого погружалась в липкий сироп, намешанный Валерией вокруг своей персоны.
Алиса болталась по разным домам: набиралась у бабки, отмывалась у нас. На выходных мы забирали ее на Плющиху, где безуспешно пытались впрыснуть антидот. Эдик методично устраивал сцены, после которых Антон возвращался капризный и мрачный и тут же срывался то на мне, то на Алисе. Редкий день у Эдика не возникали проблемы, решать которые должен отец: родительские собрания, поездки по врачам, кружки и курсы, бесконечные встречи с друзьями и целая куча общественных мест, куда приличному молодому человеку полагалось являться на папиной машине. Автомобиль Амины страдал хроническим ремонтом, сама Амина — затяжным недугом. Каждая суббота начиналась со звонка Эдика, после которого Антон уходил из дома и возвращался только под вечер, хмурый и недовольный, из чего я делала вывод, что милый Эдик привычно ныл всю дорогу.
Работа и сын измотали Антона настолько, что отпуск стал единственным спасеньем. О поездке вдвоем не могло быть и речи — воссоединенное семейство жаждало общения с Антоном, вероятно забыв, что совсем недавно мечтало выписать его из квартиры, а заодно из собственной жизни.
Наш Женевский партнер подобрал для нас лучший маршрут и забронировал отели в самых живописных местах. На двух машинах мы исколесили всю Швейцарию: Женевское озеро, Берн и Люцерну, Цюрих и Монтре, вскарабкались на склоны Мон Блан, отметились на дегустации вин и сыров, и везде с нами рядом крутилась Валерия. Она подслушивала наши разговоры, комментировала их и без тени смущения распекала Антона за любую крамольную мысль. С видом школьника Антон сносил ее выволочки, в то время как я кусала губы и глотала ярость.
— Что происходит? Зачем она все время лезет в нашу жизнь?
Антон прикладывал палец к губам, выглядывал за дверь — проверить, не стоит ли там вечная Лера.
— Конфликт мне не нужен, — шипел он в ответ, — Я только помирился с Сашкой.
— Как ты не видишь: именно Сашкой она и прикрывается!
— Не бери в голову — ей просто нечем заняться.
— Пускай занимается мужем, семьей, пусть учит китайский, в конце концов!
Антон устало отмахивался и произносил дежурное:
— Ну, скучно барышне, она и развлекается, как может.
— Назови мне хоть одну причину, по которой я должна ее терпеть?
— Эта причина — мой брат, — резко отвечал Антон, и на этом спор, как правило, заканчивался.