— Ночью был сердечный приступ, — сообщил Николай Викторович, — Реанимация прошла успешно. Рентген показал разрыв позвоночника. Положение очень серьезное.
Не успел он договорить, как появилась сестра:
— Николай Викторович, срочно в палату!
За дверью началась возня, послышался топот, глухие голоса, обрывки фраз. Антон встал с места, заметался, Лера сжалась в комок, я сцепила ладони.
Какое-то время шумы нарастали, а потом за стеной наступило затишье. Мы замерли, не смея шевельнуться и глядя на дверь с неизбывной тоской. Второй хирург появился минут через пять:
— Завели, — отчитался он.
Лера закрыла глаза, привалилась к стене, Антон сел рядом, обнял ее за плечи. Я встала с места, подошла к врачу:
— Скажите, у него отказывает сердце?
— Вы — жена?
— Скорее, на правах сестры.
— Тогда мой вам совет, подготовьте их, как сможете.
— Все так серьезно?
— Следующего приступа он не переживет.
— А вы знаете способ, как их подготовить?
Доктор покачал головой и вернулся в отделение.
— Что, что он сказал? — ко мне обратились две пары глаз, исполненных страдания и боли.
— Он сказал, что Сашка продержится, если не будет новых приступов.
— Господи, надо что-то делать, — засуетилась Лера, — может, свечку поставим?
— Хорошая мысль, — подхватила я, — давайте сходим в церковь. В Киеве много святых мест. Нам нужно стоять до конца.
Антон тяжело поднялся с кушетки:
— Вы идите, а я подежурю.
За стеной снова послышался топот. До нас долетели невнятные шумы, взволнованные голоса. С каждой минутой гомон усиливался, шум нарастал, голоса становились все громче, захлопали двери, забегали люди, все звуки смешали в один акустический стон… и вдруг все стихло: ни жужжания, ни шагов, звуковая яма и только гудение лампы над головой.
— Что-то мне нехорошо. — Лера схватилась за сердце, опустилась на стул, — Что там у них происходит?
— Ей нужен нашатырь, — шепнула я Антону.
Он сделал несколько шагов, дверь перед ним распахнулась и в приемную вышел Николай Викторович.
— Был третий приступ. Ваш брат не завелся.
— Скажите, мы хотим поставить свечку? — спросила Лера, глядя на врача.
Тот обернулся, внутренне собрался и молча двинулся на Леру.
— Что? Что? — она покорно поднялась ему навстречу.
— Смиритесь, он уже стоит…
— Что он сказал? — Лера вскинула руки, — Ника, ты слышала, что он сказал?
В углу завыл Антон.
— Нашатырь! — скомандовал врач.
В холл выбежала сестра, замахала у Леры под носом. До меня долетел характерный аммиачный дух.
— Вам? — обернулась сестра.
— Не надо! — я подбежала к Антону, которого крупно трясло, — Держись! Тебе везти его домой!
Сестра уже летала вокруг нас, размахивая пузырьком.
— Уберите! — Антон отодвинул флакон, — Ника, нужно сообщить родителям.
Я покачала головой:
— Родителям должен сообщить один из вас.
— Один из нас… оставшихся в живых…
— Антон, очнись! Тебя зовут врачи. Иди, а я побуду с Лерой.
— Да, ты права, пора идти… Пора отсюда убираться… Сашке пора возвращаться домой…
Минутная стрелка чертила новый круг, Антон все не появлялся. Лера без движения сидела на ступеньках.
— Ника, скажи мне, за что? Разве такое бывает?
— Бывает, Лера.
— Но почему со мной?
— Все задают себе этот вопрос.
— Но я не понимаю, как это возможно. Я ничего не понимаю…
Пустота в моей груди пульсировала в такт ее словам. У меня не было ответов на эти вопросы, и я не знала, как сопереживать. Все изреченное казалось оскорбительным. Лере нужны были слова, которых я не находила, утешение, которого я не могла ей дать. Полагалось говорить, вот только что?
Подъехало такси. Антон махнул нам из окна, мы сели в машину и тронулись с места.
— Кто позвонит? — спросила Лера.
— Я позвоню, — отозвался Антон.
— Ребята, — робко вмешалась я, — такие вещи нельзя сообщать по телефону. Старикам станет плохо, а в доме маленькие дети…
— Ника права, — кивнул Антон, — вы полетите в Москву, сообщите родителям, а я останусь оформлять бумаги. Приеду вместе с Сашкой, — тут он осекся и замолчал.
— Пусть для родителей он поживет еще немножко, — Лерин рот растянулся в гримасу, и она тихо затряслась на моем плече.
— Довези Леру домой, — попросил меня Антон, — И еще… побудь с моими.
— Зачем? Я буду им только мешать.
— Ты сейчас единственная, кто может что-то соображать. Прошу тебя, не оставляй их одних.
— Не оставлю. А как же ты? Тебе я нужней. Здесь я могу помочь.
— Здесь ты уже ничем не поможешь, — глухо ответил Антон, — Брата я сам привезу. Что бы ни случилось, не оставляй стариков!
— Я буду с ними, пока ты не вернешься.
— Ну все, пока! — он обнял меня, чмокнул в щеку.
На посадку мы шли уже вдвоем. Лера едва держалась на ногах: она все время спотыкалась и висла на мне, словно раненная. Едва добравшись до кресла, она закрыла глаза и рухнула мне на плечо. Грудь сдавило, в глазах потемнело, я поняла, что теряю сознание.
«Дыши!» — скомандовала я себе и сжала кулаки. Тупой иглой садануло в подреберье, горячим шлейфом разлилось под лопаткой. Меня качнуло, начало мутить, и я тихонько расправила плечи. Дышать стало чуточку легче.
Я начала отсчитывать минуты, в надежде на то, что рано или поздно мы приземлимся, я выйду из самолета, и глоток воздуха придаст мне сил.
Весь час меня мотало и трясло, но до Москвы я Леру довезла.
В аэропорту нас встретила Сашкина команда. Его зам и два незнакомых молодых человека без лишних расспросов проводили нас до машины. Лера мрачно оглядела встречавших и крепко стиснула мою ладонь. Я откинулась на сиденье, перевела дух: вокруг снова были свои. Боль в груди постепенно утихла, уступив место легкому саднению. Я наклонилась к Лере, вполголоса произнесла:
— Ты посидишь, а я схожу за матерью, пусть заберет детей к себе.
— Пусть заберет, — безучастно ответила Лера.
Через час мы втроем вошли в подъезд, поднялись по ступенькам, нажали кнопку лифта. Все это время Лера плетью висела на моем плече, не подавая голоса, не отвечая на вопросы. Двери лифта разъехались, я подтолкнула Леру внутрь, а следом втиснулась моя испуганная мать. Лифт тронулся, и Лера отпустила мою руку, ее лицо вдруг стало злым и отчужденным. Передо мной был совершенно другой человек, который не нуждался ни во мне, ни в моей помощи. Человек этот самостоятельно дошел до квартиры, оттолкнул меня в сторону, нажал на звонок.
Элла Ильинична попятилась, пуская в дом глашатаев смерти.
— Что случилось? Где Антон? Почему ты не с Сашей? Не молчи! Говори!
— Умер, — простонала Лера.
Элла Ильинична вскрикнула, схватилась за грудь, отступила на шаг, запрокинула голову, а секунду спустя из груди ее вырвался протяжный низкий вой. Лера с ревом кинулась на шею к свекрови. Из детской выбежал Никита, а следом показалась заспанная Женька.
— Никита, живо собирай сестру! — скомандовала я.
— А что случилось?
— Узнаешь по дороге!
Никита дернул Женьку за рукав, и они разом исчезли за дверью.
— Проверь Дмитрия Ивановича, — шепнула я матери, — Лера! В доме есть лекарства? У меня с собой только нашатырь и сердечные капли. Если нужно, я сбегаю в аптеку.
Лера отпрянула, словно увидела привидение, дико ощерилась:
— Мама, где твои таблетки?
— Там, на тумбочке, — прохрипела Элла Ильинична и махнула рукой.
Я отыскала пакет, отнесла его Лере, потом зашла в детскую, одела Женьку, проследила, чтобы Никита не возился дольше положенного.
— На выход! — приказала я.
С затравленным видом дети вышли в прихожую, остановились в растерянности.
— Дмитрий Иванович совсем плох, — сообщила мать.
— Нужен врач?
— Не знаю, он сидит и не шевелится, на вопросы не отвечает.
— У него шок. Забирай детей, уводи их отсюда!
Никита взял Женьку за руку, но та неожиданно вырвалась, подбежала к матери и уткнулась лицом ей в живот.
— Лера, выведи Женьку сама! — попросила я.
— Пускай остается, — откликнулась Лера, — Забирайте Никиту!
Никита и мать молча вышли из дома, я закрыла за ними дверь и вернулась к Дмитрию Ивановичу:
— Вам нехорошо? Дать таблетку?
Он поднял на меня глаза, болезненно поморщился:
— Нет, мне таблеток не нужно. Не хочу я таблеток.
Пришлось опять бежать на кухню:
— Мне кажется, Дмитрию Ивановичу нехорошо.
Элла Ильинична всхлипнула, убрала со лба волосы, дрожащими руками открыла свой пакет, выбрала одну из упаковок, надломила в двух местах и тяжело зашагала в комнату.
— А я сказала, выпей! — послышалось оттуда, — Девочки, дайте воды!
Мы бросились к мойке.
— Отнесешь? — спросила Лера.
— Женька отнесет, — сказала я.
Женька отлепилась от матери, обеими ручками взяла стакан и осторожно понесла его деду.
— Правильно, — кивнула Лера, — у Женьки он возьмет.
Через минуту Элла Ильинична вернулась на кухню.
— Теперь ты, — она взяла со стола упаковку, надломила ее и протянула Лере.
— Зачем? — удивилась та, — У меня ничего не болит.
— Выпей, а то сойдешь с ума. На дворе ночь, ее нужно как-то прожить.
Лера послушно положила таблетки в рот.
— Завтра купим еще, — выдохнула Элла Ильинична и следом за Лерой проглотила оставшиеся две таблетки, — Дмитрий, укладывай Женьку! — крикнула она, — Пусть займется ребенком, чем сидеть как истукан.
К утру мы все разбрелись по кроватям. Под Лерину возню и тяжкие вздохи я провалилась в зыбкий сон, но кресло было тесным и бугристым и, измаявшись вконец, я поползла на кухню.
— Ничего не готовь! — просипела Лера, — Мама встанет, приготовит.
— Пускай поспит, — удивилась я.
— Пускай готовит Женьке завтрак.
— Я приготовлю. Что она любит?
— Нет мама! — настойчиво повторила Лера.
Я решила, что действие таблеток имеет побочный эффект, но когда на кухню вышла Элла Ильинична и начала греметь кастрюлями, я оценила Лерино здравомыслие. Занявшись готовкой, Элла Ильинична ушла в повседневность, и на короткий миг забыла о своем несчастье. Черты ее разгладились, лицо просветлело.