— Ну прости, ради Бога, я совсем замотался.
— Хорошо замотался, главное, правильно: и дом один на всех, и Лера. Можно я буду звать тебя Митей, чтобы тоже не путаться?
— Я же сказал, извини!
Я села в машину, открыла окно:
— Так что, мы едем или нет? Ты что, забыл, нам нужно строить дом для Леры, а по дороге заехать в церковь, если помнишь, у нас нет священника, и некому отпевать твоего брата.
Маленькая уютная церковь парила над обрывом, будто вынесенная на берег гигантской волной. От самых ворот ее веяло покоем. Редкие посетители крестились по дорожкам, тихо молились в храме. У иконы Девы Марии батюшка долго выслушивал прихожанку, потом миролюбиво и настойчиво ей что-то объяснял. Женщина поклонилась, поцеловала батюшке руку и пошла ставить свечку. Антон двинулся прямо на батюшку и вдруг остановился в нерешительности.
— Вижу, за утешением вы здесь, — промолвил старец.
— Беда у нас, батюшка, — начал Антон, — умер брат, а отпеть его некому.
— Некрещеный или руки на себя наложил?
— Некрещеный, — выдохнул Антон.
— Были в других храмах?
— Были.
— Не берутся, — утвердительно произнес старец.
— Что нам делать, посоветуйте, — в голосе Антона послышалась мольба.
— Отпевать, — просто ответил батюшка.
— Вы нам поможете?
— Грех не помочь, но грех и отпеть. Мать уже обвинили?
— Да, — выдавил Антон, — Грех на ней.
— Сколько лет усопшему?
— Тридцать.
— Юноша совсем, — покачал головой батюшка, — Не печальтесь, грех матери приму на себя. Когда погребенье?
— Завтра, — в глазах Антона блеснули слезы.
— Вы мне записочку напишите, а в ней укажите время и место.
— Как благодарить вас, батюшка?
— За это благодарности не приму.
Антон достал бумажку, начал заполнять. Батюшка тем временем обратился ко мне:
— В семье еще есть некрещеные?
— По-моему, дочь усопшего.
— Сколько лет?
— Пять.
— Нужно окрестить.
— Я передам матери.
— Передайте, пусть не повторяет ошибок свекрови.
Панихида состоялась в большом светлом зале. Батюшка сопроводил процессию на кладбище, где и отпел некрещеного Сашку, прежде чем тот навсегда покинул наш бренный мир, с его суматохой и вечной людской неприкаянностью.
До самых поминок все шло по накатанной: мрачные лица, хроническая суета вокруг вдовы и целый водоворот внимания к ее персоне. По дороге на кладбище Лера нашла себе группу поддержки и даже устроила образцовую истерику с кошачьим воем и топаньем ножкой. В тот момент она напоминала капризное дитя, готовое пасть оземь в каком-то бесноватом пароксизме. Мужчины молча расступились, одна из женщин схватилась за сердце, а медсестра, сопровождавшая процессию, ловко сунула таблетку в рот припадочной вдове.
Поминки состоялись на закате в просторном кафе рядом с Сашкиной бывшей работой. Лера тут же залезла в президиум, с одной стороны усадила свекровь, с другой пожелала видеть Антона, но тот покачал головой и убежал ко мне за стол. Следом за Антоном на места для бедных родственников сбежал и Дмитрий Иванович. Лера проводила их печальным взглядом, кого-то заметила, снова пришла в возбуждение и с криком «Маша, Машенька, ты посмотри какое горе!» пробежала по рядам и рухнула на грудь моей соседке по столу, приятной белокурой женщине. Встревоженную Леру тут же вернули на место, а Маша смущенно присела за стол.
— Давайте знакомиться, — предложила она, — Меня зовут Маша, я живу в вашем доме на шестом этаже. Алису с бабушкой встречаю каждый день, а вас последнее время не вижу…
— Доцент МГУ! — ахнула я, — Так вот кого я обучала языку?
— Большое вам спасибо, я наконец-то выучила времена.
— Ну что вы, — улыбнулась я, — ваши домашние работы — образец научного подхода!
Весь вечер народ произносил душевные слова, горевал по Сашке, ушедшему так рано, сочувствовал близким, взывал к мужеству и терпению. Как это часто бывает, к концу поминок ряды смешались, гости разбрелись по залу. Лера окончательно перекочевала за стол массажистов и тренеров, а к нам на галерку из центра перебралась весьма деловая особа в мохеровой шапке. Ее колючий взгляд и узкие губы, которые она неприятным образом поджимала всякий раз, глядя на Дмитрия Ивановича, не понравились мне до крайности. Я поднялась из-за стола и под каким-то незначительным предлогом вышла из зала.
В холле я натолкнулась на чету Беляковых.
— Вот, решили поразмяться, — улыбнулась Наташка.
Из дамской комнаты послышались крики и странные звуки. Дверь распахнулась, оттуда выпорхнула томная блондинка и замахала руками:
— Врача, скорей врача! Лера в обмороке!
— Девочки, гляньте, что с Лерой, — приказал Беляков, — я иду за врачом.
В уборной было дымно и душно. Среди окурков лежала зеленая Лера. Ее свита бестолково топталась на месте и суматошно галдела.
— Чего столпились? — гаркнула я, — отойдите на шаг, дайте ей воздуха!
Наташка набрала в стакан воды.
— Из-под крана! — возмутились визажно-массажные девы.
Наташка отодвинула барышень в сторону, обтерла Леру холодной водой.
На пороге возникла женщина в белом халате. Щелкнул чемоданчик, мы замерли в ожидании.
— Сколько она выпила? — спросила врач, манипулируя ампулами.
— Понятия не имею, — растерялась Наташка, — мы сидели далеко.
— Напилась ваша девушка! — объявила нам врач, — Больше ни грамма спиртного!
— Ой, — заволновались подружки массажистов, — Это все из-за таблеток! Она весь день принимала лекарства, а тут глотнула вина и потеряла сознание!
Я раздраженно вздохнула:
— Господи, ну откуда вы все знаете! — потом повернулась к врачу, — Пила она действительно много, а из таблеток получала только валерианку. Все лекарства у меня.
— А ей еще мама давала! — вступила дамочка с раскрашенным лицом.
— Что, прямо за столом? — удивилась врач.
— Да, Лера так разволновалась…
— Вы хоть знаете, что она принимала?
— Кажется, тазепам… а может, элениум…
— А может, и то и другое, — вмешалась блондинка с кукольной мордашкой.
Лера шевельнулась, разлепила глаза. Свита облегченно вздохнула.
— Спокойно поднимаем и медленно ведем на воздух, — скомандовала врач.
Лера, путаясь в ногах, поплыла к дверям, но и тут девицы умудрились создать толчею. Чудом не выронив Леру, они вывалились из сортира в переполненный холл. Весть о случившемся вмиг облетела кафе, и хмельную вдову встречали всем народом. Мы с Наташкой выскочили на улицу, и громко выдохнули на мороз все то, о чем стеснялись даже думать.
Когда мы вернулись в зал, вся свита вилась вокруг Леры. На столе возвышалась бутылка вина.
— Пить не давать! — рявкнула я.
Массажисты притихли и сгрудились, словно стая рыбок — прилипал.
— И чтобы никаких таблеток! — приказала Наталья и погрозила длинным пальцем.
К полуночи все стали расходиться. Машины загудели и одна за другой отъехали от стоянки. Во дворе остались только родственники да близкие друзья.
— Чего стоим? — спросила я Наташку.
— Да вот! — кивнула она, — Никак не простимся!
Я обернулась и увидела причину всей задержки: Беляков неподвижно стоял у дверей, на шее у него висела Лера. В свете ночных фонарей она являла собой чувственность и праведную скорбь. Беляков покорно гладил ее по плечу и мерно покачивался на ветру.
— Ждет, пока он свалится, — сквозь зубы процедила Наташка, — Сейчас доломает последние ребра.
Я посмотрела Наташке в глаза и узнала в них ту же кромешную боль.
«Бедная!», — подумала я, — «Ничего не поделаешь, надо терпеть». Минут пять Лера мяла бока Белякову, пока не прибыло такси. Беляков разжал Лерины руки, погладил ее по голове и нырнул в темноту.
— Северо-запад — крикнул он, — Кто на северо-запад?
Маша с мужем шагнули к машине.
Я повернулась к Антону:
— Садись к своим, а я доеду с ребятами.
— Нет, — неожиданно резко ответил Антон, — Ты поедешь со мной!
Я покачала головой:
— Зачем давиться? Я просто не влезу, там место только для тебя.
И словно в подтверждение моих слов, Элла Ильинична нетерпеливо махнула рукой.
— Ты едешь с нами! — упрямо повторил Антон, — сядешь ко мне на колени.
— Тоже мне выдумал! — буркнула Лера.
Антон посмотрел на нее как-то странно и не стал ничего отвечать.
Вернулись на Плющиху поздно ночью и обнаружили в дверях потрепанный листок. Антон открыл его, прочел и отдал мне.
«Хмельницкая Марта Назаровна скончалась двадцать второго октября. Похороны двадцать четвертого октября на сельском кладбище».
— Они умерли в один день, — ровным голосом произнесла я, — Какое сегодня число?
Антон посмотрел на часы:
— Уже двадцать пятое.
— Ее уже похоронили.
Еще два дня назад я была в Киеве, а в часе езды умирал самый близкий родной человек. Чем таким важным я была занята? Ну как же, тащила в Москву драгоценное Лерино тело, выслушивала ее притчи об идеальном браке, отжевывала плевки и маячила перед ее усталым взором. За столь важным занятием я не нашла времени заехать домой и получить эту страшную весть. Я добросовестно исполняла роль слушателя — статиста в театре одного актера, вернее, актрисы, которая в творческом угаре забыла остаться человеком. Одушевленный реквизит в паскудном спектакле — вот кем я была все эти дни. Я ублажала презиравшую меня вдову, а в это время бабушку хоронили чужие люди.
Передо мной проплыл бабушкин образ: ее синие глаза, русые волосы, собранные в косу, узловатые пальцы… Знакомый тихий голос произнес: «Вот как оно случилось, детонька… Осталась ты одна…».
Количество дел, которое свалилось на Антона, повергло в уныние даже Эдика. Всем Лериным машинам потребовался срочный ремонт, самой Лере все активы, принадлежавшие Сашке. Вдове заниматься всей этой ерундой было недосуг — дни напролет она скакала по ресторанам и саунам, из последних сил поправляя здоровье и вылизывая помятую шерстку. Неделями она не появлялась дома, милостиво скинув на нас содержание собственных чад. Антон занимался наследством, сражался с Беляковым за Сашкину собственность и менял колеса, чтобы Лере было на чем ездить по кабакам.