«Уйди, тварь! Уйди, тварь!» – крутилось у него в голове. Силы покидали, руки одеревенели, а ноги размякли, стол медленно, но верно кренился к земле.
И тут произошло чудо. Или случайность. Но Сашка решил, это именно чудо, спасение, посланное высшими силами. Как иначе можно назвать внезапное появление кота с облезлым хвостом. Он стоял у могилы отца и шипел на фигуру в балахоне. Скрежет прервался, давления на стол больше не было, Сашка осторожно вонзил ножку в дыру в земле, чуть расслабил руки, дав возможность мышцам отдохнуть.
Голые ноги на мгновение утонули в глине по щиколотку, словно на них надавили чем-то тяжелым, а затем вылетели, разбрызгивая глину. Несколько капель попали на лицо Сашки, но большая часть на ноги. Фигура взметнула в воздух. Сашка не видел, но слышал, как ломаются ветки деревьев над головой. Она приземлилась бесшумно на могилу отца, скрючилась. Кот издал короткое мяуканье и исчез под балахоном. На стол и на землю попадали сломанные ветки и иголки. А следом за ними под ноги Сашки упал обглоданный до костей труп кота.
Оцепенение, приковавшее его к ножке стола, спало, словно оковы с рук заключенного. Сашка вылез и пополз на коленях к ближайшей могиле, подальше от монстра, дожевывающего кота. Он припал к земле, спрятался за поросший травой холмик и украдкой выглядывал, посматривая на скрюченную фигуру. Она чавкала, словно свинья, жадно глотала и шумно втягивала воздух, так будто боялась задохнуться. А когда трапеза окончилась, выпрямилась и в один прыжок очутилась у стола. В этот раз прыгнула не высоко, не достала до веток, будто боялась растрясти поздний ужин. Вцепилась когтями в столешницу и выдрала из земли. Стол подлетел, сделал несколько кувырков и брякнулся о надгробную плиту отцовского соседа.
Сашка вновь подумал о игре в кошки-мышки, но на сей раз кот насытился и не хотел играть с жертвой, а желал поскорей убить.
Сашка решил, существо придет в бешенство, узнав, что под столом никого нет, будет крушить кресты и надгробия, будет кричать и носиться по округе, непременно найдет Сашку, разорвет на части и сожрет, оставив только скелет. Но оно повело себя иначе. Зашипело, напоминая съеденного кота, развернулось и ушло, натыкаясь на деревья и оградки, словно пьянчуга.
Следовало полежать еще какое-то время, убедиться, что существо ушло и больше не вернется, подняться на ноги и бежать с кладбища подальше. Но Сашка не из робких. Кроме смелости в нем есть любопытство, которое терзает разум и всегда выигрывает у здравого смысла. Раз уж довелось повстречаться с неизвестным, то нужно узнать о нем побольше. Так он твердил себе, следуя за фигурой в балахоне.
Он шел полуприсядем, но даже так не отставал от фигуры, шмякающей голыми ступнями по глине. Шли долго, у Сашки устали ноги и пересохло горло. Давно стемнело, на небе сверкали звезды и сияла полная луна. Слишком большая и близкая, протяни руку и коснешься. Сашка поглядел на часы, без пяти минут двенадцать, а значит он бродили по кладбищу больше полутора часов. Куда она идет, уж не заблудилась ли? А может она знает, что Сашка следит и намеренно водит кругами, запутывает, заманивает, а когда Сашка потеряет бдительность и силы, наброситься и сожрет, как кота с облезлым хвостом. От рассуждений и дум он действительно потерял бдительность и не обратил внимание, как фигура остановилась. Подошел так близко, что сделай еще пару шагов и воткнешься в спину. Он отступил, спрятался за кривой, поросшей мхом березой.
Фигура вышла на пустырь, напоминающий форму утиного яйца. Голая, черная земля, без единой травинки, а вокруг могилы и деревья. Фигура встала в центре яйца и теперь, под светом луны, Сашка смог разглядеть ее получше. Черный балахон до щиколоток ног, голова и лицо спрятаны под капюшоном, руки длинные, свисают ниже колен, если конечно у этого существа есть колени. Кисти тощие, костлявые, а длинна когтей почти в полпальца. Еще бы косу в руки и точь-в-точь смерть. Сашка заметил алую кровь, стекающую с когтей, наверняка еще и мясо застряло между зубов. Он попытался представить какое на вкус котиное мясо. Должно быть кислое и жесткое, как кожаный ремень, попробованный однажды, после прочитанной книги о моряках, умирающих с голоду в дальних путешествиях. Он поморщился, ощутив на языке кислятину.
Он глянул на циферблат. Без одной минуты двенадцать. Существо стояло неподвижно и безмолвно, даже не слышно тяжелого дыхания, сопровождающего Сашку все то время, что он следовал за фигурой. Но не только существо молчало, теперь Сашка осознал, что не слышно скрипов веток и задувания ветра, не слышно шуршание травы и отдаленных криков птиц. Он слышал только свое дыхание и постукивание секундной стрелки на часах.
Оставалось пять секунд до двенадцати, как кладбище ожило. Зашуршала трава и заскрипели деревья. Сашка озирался, словно загнанный зверь, ему казалось, из темноты за ним наблюдает множество глаз. А может и раньше наблюдали, да он не замечал. Он ощутил холодок на спине и легкое головокружение. Вот он и попался, вернее загнал себя в лапы кота. Сашка прижался к дереву лицом, губами утонул в мху, ощутил на языке привкус мокрой коры. Еще один хруст, совсем рядом. Впервые в жизни Сашка почувствовал страх, необъяснимый, животный, вдавливающий его губы все глубже в мох. Краем глаза он уловил движение. Кто-то прошел в паре шагов от него, не заметив, не обратив внимание. Еще одна фигура в балахоне! Со всех сторон в центр выжженного овала, напоминающего яйцо, стекались одинаковые фигуры в одинаковых балахонах.
Сашка насчитал одиннадцать. Они встали в круг, воздали руки ввысь и зашипели на непонятном языке или наречии. А затем они замолчали, выстроились в линию, лицом в противоположенную от Сашки сторону.
Там, за черными капюшонами, блестело дуло ружья и лысая голова смотрителя за кладбищем. Он стоял на границе выжженной земли. Сашка вытянул голову, чтобы лучше видеть его лицо. Взгляд опущен, а ружье висит на плече. Он поднял ногу, с намерением переступить невидимую черту, заступить в овал, но осекся и вернул ногу на место.
– Она мертва, – сказал смотритель. В его голосе была досада и отчаяние, но ни капли страха.
– Мы знаем, – ответил ему стальной голос, словно высеченный из куска древнего железа, сохранившего отпечатки доисторических животных. От голоса в ушах зазвенело, а из глаз будто посыпались звезды.
– Она исправно служила вам, – продолжал смотритель.
– Мы знаем, – отвечал стальной голос.
– Неужели она не заслужила второй шанс?
– Говори, что ты хочешь, – сказал другой голос, не такой звонкий, но такой же древний, от которого смердит детскими страхами: призраком в шкафу, мертвецом под ванной и лохматым чудовищем под кроватью, ждущим когда можно схватить свисающую ногу и утянуть в царство кошмаров.
– Верните ее! – потребовал он.
– Это возможно. Но от тебя кое-что потребуется. – Без колебаний ответил третий голос и в воздухе повис запах горького шоколада. У Сашки перехватило дыхание, это то существо, которое он преследовал. Это его монстр!
– Говори, я сделаю все! – залепетал смотритель и упал на колени.
– Нам нужны две вещи: подушка под головой мертвеца, пропитанная ее запахом и фотография, на которой она счастлива.
– Подушка? – переспросил смотритель.
Фигура не ответила на его вопрос, продолжила вещать:
– Это все надо принести через четыре дня, когда красная луна окрасит небо.
– Я все сделаю, – сказал смотритель, поднялся с колен и побрел прочь.
– Я все сделаю, – повторял он, пробираясь через колючие ветки кустарников, натыкаясь на оградки, падая и подымаясь вновь. – Я все сделаю, – звучало у Сашки в ушах.
Он оставил фигуры, решил не досматривать чем закончится собрание, прикрывшись шумом удаляющегося смотрителя, отдалился от дерева, за которым прятался, обогнул голый участок земли и побрел. Он шел за смотрителем.
Сашка быстро нагнал его, следовал по пятам, слушая заезженную пластинку: «Я все сделаю». Дошли до избушки, смотритель вошел, включил лампу, но вскоре вышел с лопатой в руке. Ружье по-прежнему висело на плече.
Он шел, не оглядываясь и не сбавляя шагу. Не блуждал, точно знал куда идти. Сашка пытался запоминать дорогу, читал фамилии на надгробиях, делал засечки на деревьях, но вскоре понял, что занимается бесполезным занятием. Фамилии быстро забывались, а от насечек толку мало, в ночной темноте видно не дальше двух надгробий. Сашка держался близко к смотрителю, боялся потерять его и заблудиться. Смотритель походил на зомби, рыщущего среди могил и твердивший без умолку одну фразу: «Я все сделаю».
Сашка вдруг подумал, что на кладбище могли оставаться посетители. Он представил изумление какой-нибудь бабушки, если вдруг окажется, что путь смотрителя проходит мимо неё. Может даже взвизгнет и потеряет сознание. Сашка улыбнулся и хихикнул, но тут же прикрыл рот ладонью, опасаясь, что его могли услышать.
На часах было два ночи, когда смотритель воткнул лопату в холмик свежей могилы. Сашка догадывался кто лежит под крестом, он буквально чувствовал злую энергию, излучавшую тело покойницы.
Смотритель рыл быстро, без остановок на отдых и перекур, он походил на солдата, чья жизнь зависит от того как быстро он сделает окоп. Сашка сидел на скамейке, сколоченной совсем недавно, и наблюдал, как смотритель уходил под землю. С каждым ударом лопаты, с каждым скинутым за спину комом песка, смотритель погружался глубже и глубже. От скамейки пахло свежесрубленной березой и клопами. Сашка морщился, ему не нравилась вонь от клопов, но слезть со скамейки он не торопился. Лучше уж терпеть вонь, но сидеть, чем лежать на сырой земле.
Вскоре разрезающий землю звук сменился тупым ударом метала о дерево, Сашка подошел ближе. Он не волновался, что смотритель его заметит, ведь тот занят важным делом и даже думать не мог, что за ним кто-то наблюдает. Сашка взобрался на гору из песка и заглянул в черную дыру. На гробе стоял смотритель и лопатой стучал по крышке гроба, стараясь проделать дырку на уровне головы покойной. Лопата звенела, отскакивала от свежих досок, словно пули от стены. Но смотритель не отступал, стучал снова и снова, пока, наконец, звон не сменился хрустом.