Тяжелая фанера легла на проем, загородив свет. В подвале стало темно, почти так, как в доме пуговичного человека. Гвозди скрипели, когда пробивали фанеру и дверную коробку. Когда последний гвоздь вбили, Антон наощупь подошел к проему и попытался выбить фанеру. Она не поддалась. Заколочено на мертво, словно крышка гроба. Отошел на несколько шагов и с размаху врезался плечом. Фанера даже не шелохнулась. С улицы раздались смешки.
– Антоша, попробуй головой, она ведь у тебя деревянная как таран, – это Настя веселит друзей.
Антон достал из кармана коробок и поджог спичку. В темноте показались желтые глазки, которые тут же спрятались. Шорох и звук, похожий на удары острых коготков о бетон. «Крысы», – решил Антон, а значит все эти байки про крысолова – вранье.
Он провел спичкой по периметру дверного проема. Внизу, справа он заметил небольшую дырку. Примкнул лицом к ней. Разглядел ребят. Они курили.
– Думаешь сможет выбраться? – говорила толстая подруга Насти.
– Фанеру не сдвинет. Если только найдет другой выход. Но для этого придется пройти весь подвал. А ты не забывай, что там множество канализационных ям, червей и самое страшное…
Парень с палкой в руке запнулся, глянул на дырку, откуда смотрел Антон. Подошел и пнул по фанере.
– Показалось, наверное, – сказал он, возвращаясь к ребятам.
– Дежурить не будем? – спросил кто-то из девчонок, вроде бы каланча.
– Не. Он не выберется. А если выберется, то уже не будет прежним.
– Безухим и беспалым, – загоготала толстая.
– Смотрите, что я у него забрала! – сказала Настя и достала из-за пояса рогатку.
– Ого, дай гляну, – протянул руку парень, в очках.
– Че на нее смотреть, – дернула рукой Настя, бросила рогатку на землю и ударила по ней кирпичом. – Вот так Антоша, это тебе за ожог на руке и за то дерьмо… – вовремя осеклась. Ведь если ребята узнают, что Антон вылил на нее ил, то будут смеяться до конца жизни.
Выбросили окурки, швырнули палку с сучьями в фанеру и разошлись.
Антон еще раз ударил плечом, пнул, а потом бросил в фанеру кирпич, лежавший рядом. Но та даже не треснула, а вот кирпич напротив, разломился надвое.
Он зажег очередную спичку и осмотрелся. Небольшое помещение, напоминающее коридор квартиры тети Тани, из него три выхода. Он подошел к одному. Там была огромная лужа.
Во втором проеме, прямо со входа – яма, черная, пугающая. Антону послышались стоны, словно в яме кто-то лежал со сломанными ногами и умирал. Он попятился к третьему ходу, поджигая очередную спичку.
Здесь не было ни воды, ни ям, а судя по звонкой капели, доносившейся издалека и по тому, что не видно трех других стен, Антон представил какие могут быть размеры этого помещения. Уж наверняка оно больше зала в квартире тети Тани. Он крикнул и услышал свое эхо, отражающееся от стен. Подобрал кусок кирпича и с силой бросил вглубь. Он гулко упал на землю, даже не долетев до стены. «Да, оно больше зала», – утвердился Антон в своей мысли.
Поджог спичку, вытянул руку как можно дальше. Ничего кроме серого пола и такого же потолка не увидел. «А ведь если там кто-то есть, то видит спичку и видит мое лицо в свете огня», – подумал Антон и торопливо задул огонь.
Он не знал, что делать. То ли сесть на пол рядом с заколоченным входом и ждать помощи, то ли идти вглубь подвала, в надежде найти выход. Вернулся к фанере, облокотился на нее и спустился на пол. Если бы найти хоть что-нибудь, что может гореть, что можно использовать как факел… «Фанера!» – пришла мысль. Обернулся, чиркнул о коробок и поднес спичку. «Ну давай, гори!» – умолял он, но фанера не горела. Черт знает из чего она сделана.
Выглянул через дырку на улицу. Пусто. На земле лежала сломанная рогатка и палка с сучьями, которой хотели бить его по спине.
– Эй! – крикнул, прислонившись губами к дырке.
Никто не ответил, не слышно приближающихся шагов и даже смеха Настиных друзей. Они разошлись по домам, оставив Антона умирать в заточении. Уж наверняка Настя сидит на диване и смотрит передачу для тупых: «Здоровое питание». А эти её подруги курят в подъезде собранные бычки. Тот парень, что махал палкой, сейчас гуляет с собакой и, возможно, бросает ей изгрызенную палку, крича во всю глотку: «Апорт!»
Антон с силой пнул вторую часть кирпича, взвыл от боли, пронизавшей ступню и заплакал.
Вновь задумался насколько одинок, насколько никому не нужен. Вот сгниет в этом подвале, и никто даже не станет искать. Может только через много лет, когда наконец продолжится стройка, найдут скелет, вросший в стенку и покрывшийся плесенью. Еще он думал о том, что у него могли быть друзья, если бы он не был сумасшедшим. Много друзей, столько же сколько у Насти и даже больше. Тогда бы никто не посмел запереть его в подвале, тогда бы испугались угрожать палкой. Десять высоких парней! Нет, двадцать больших, взрослых, таких, что одним ударом переломят фанеру. Тогда бы Настя его боялась, ее подруги и друзья дрожали от страха при одной только мысли об Антоне.
Слез на долго не хватило, а думы о друзьях закончились тем, что он поймал себя на мысли, что думает не о друзьях, а о телохранителях. Друзья должны быть другими, такими, с которыми интересно ходить в походы, сидеть у костра и травить байки. Они обязательно ругаются, ссорятся, спорят, но добро, без обид и унижений. Один большой и неуклюжий, второй умный, третий задорный и смешной, четвертый сильный, бесстрашный. Они называют друг друга по прозвищам, без имен. В фантазии Антона друзья жарят на костре сосиски или яблоки, пьют горячий, сладкий чай.
Он поднялся на ноги, ударил кулаком по фанере, вытер мокрые щеки, поднял осколок кирпича и пошел искать выход.
Двигался вдоль стены вправо. Несколько лет назад, проходя мимо дивана с сидящей тетей Таней, щелкающей семечки и сплевывающей кожуру прямо под ноги, невольно услышал, как по телевизору рассказывали про теорию выхода из лабиринтов. Лысый однорукий дядька в очках утверждал, что если всегда держаться правой стороны, то рано или поздно найдешь выход. И вот наконец, спустя годы, Антону довелось проверить правдивость той теории на себе. Он не отходил от стены, кирпичом царапал на ней тонкую красную полоску. Часто у Антона возникало ощущение присутствия кого-то еще, будто за ним или рядом с ним движется безмолвная тень. В такие моменты у него сильно давило внизу живота, а сердце выделывало в грудной клетке такие кульбиты, что им мог позавидовать какой-нибудь цирковой акробат. Тревога нарастала, а когда достигала пика и Антону начинало казаться, что та тень вырастала до потолка, открывала пасть и готовилась поужинать свежим мясом, пропитанным самыми сильными страхами, Антон не выдерживал, резко разворачивался и бил кирпичом по воздуху, поджигал спичку и вглядывался в темноту до тех пор, пока огонь не обжигал палец и не гас.
Он прошел ровно сто шагов, как наконец добрался до угла. Здесь был проход в другое помещение, маленькое, такое же, как первое, с заколоченным входом. А из него четыре хода в такие же мрачные комнаты. Он пошел в правый проем, даже не поджигая спички. Если тот мужик из передачи был прав, то выход должен быть где-то недалеко. Сделал всего один шаг и воткнулся во что-то мягкое и плотное. Отпрянул, оступился, упал. Кирпич откатился в темноту. Антон запищал, словно крыса, пойманная в мышеловку на бесплатный сыр. Ладони вспотели, ноги отяжелели и не желали слушаться, перебирали по полу, словно две умирающие рыбы, выброшенные приливом на сухой берег. Антон не сразу нашел коробок, убранный за пояс, он почему-то рыскал по карманам. Дышал суетливо, так же как поджигал спичку. Первая сломалась, даже не дав искры, вторая вылетела из влажных рук, а третья загорелась, осветив мохнатые рыжие ноги с когтями как у тигра или медведя. Антон затаил дыхание и не только потому, что замер от страха, но еще и от мерзкой вони из-за которой слезились глаза. Пахло котиной мочой, только не той, которой пахнет лоток кошки тети Тани, а сконцентрированной, сильной, стойкой. Да лоток по сравнению с этой вонью пах божественно.
Антон перебирал одной рукой по полу, ища кирпич, а второй судорожно водил перед собой, держа догорающую спичку. Ноги скользили, словно по грязи или илу и никак не могли найти опору. Дополз до стены и, опираясь на нее спиной, поднялся. Спичка догорела, и Антон пытался унять дрожащие пальцы, чтобы зажечь следующую.
Вспыхнул огонек, Антон увидел мохнатую голову тигра с открытой пастью, торчащими клыками. Желтые глаза хищно смотрели на него. Прежде чем тигр задул пламя, сложив губы дудочкой, у Антона мелькнула мысль, что это чудище стоит на задних лапах, как человек.
Желтые глаза горели даже в темноте. Антон побежал, не разбирая дорогу. Теперь он не придерживался теории выхода из лабиринта, забегал в проемы, которые попадались на пути, но чаще натыкался на стены и словно слепой, бежал вдоль, пока не находил проемы. Если бы он мог в это мгновение рассуждать, то уж наверняка послал куда подальше того лысого мужика в очках вместе с его теорией выхода из лабиринтов.
За спиной слышались звуки царапания когтей о бетон, где-то сбоку глухие удары капели, а спереди глухая темнота. Антон выпучил глаза, будто бы так он мог видеть в темноте. Но конечно же зоркость от этого не прибавилась, а ночное зрение не включилось, вдобавок глаза щипало, брови устали, отяжелели и подрагивали. Одной рукой он судорожно водил перед собой, а второй придерживался стены, словно слепой, боящийся потеряться. Иногда звуки когтей перемещались, и Антон слышал их сбоку или спереди. Тогда он резко разворачивался и бежал обратно либо отталкивался от стены и устремлялся вглубь помещения, пока не упирался в противоположенную стену.
Он догадывался, что существо, похожее на тигра, играло с ним, как кошка с мышкой. А когда вдруг очутился в светлой комнате, понял, что тигр не просто играл, а заманивал именно в эту комнату. Запах мочи вновь ударил в нос, а из глаз пошли слезы. Антон затаил дыхание и поднял взгляд. В стене небольшое отверстие без стекла и без решетки, Антон вполне мог в него пролезть, вот только достать до него казалось не легко. Оценил высоту до окна примерно в рост тети Тани или на две головы выше его. Он подбежал и прыгнул, зацепился пальцами за карниз, но подтянуться не смог, после долгого, изнуряющего бегства силы покинули, тело ослабло. Он осмотрелся, в надежде найти на что можно встать. Хотя бы ящик или кирпич. Но кроме разбросанной обувки на полу ничего не было. Тут были старые ботинки, туфли, сапоги, кроссовки, кеды, даже тапочки. Разные цвета, разные размеры. Антону в голову пришла мысль об обувном кладбище. И запах! Этот запах способен разъедать не только глаза, но кожу и одежду. Может быть даже бетонные стены.