— Да конечно же, моя птичка, сказал ведь — это потрясающе! Ух, какую я тебе сделаю рекламу среди наших с Софи клиенток! Ой, прости, пора бежать, у меня свидание с мадам Перруэн, собачьим стилистом.
Он назвал ее «моя птичка»! Ариана смотрела, как муж в оранжевых пляжных сандалиях семенит к выходу. Смотрела, как он проходит мимо Никара, не сказав ни слова, а только помахав рукой в знак прощания. Смотрела, как он исчезает за вращающейся дверью, как садится в машину, вкось подбирая ноги, и перед тем, как тронуться, бросает взгляд на свое отражение в ветровом стекле.
Ей хотелось плакать.
Ну она и назначила Фланвару свидание ровно в полвосьмого у себя в кабинете.
А на следующее утро Ариана набрала нормандский номер Лиз. Опасаясь, как бы шестое чувство не подсказало матери, что случилось, Ариана защебетала деланно веселым голосом, как, дескать, чудесно «снова оказаться вдвоем с Юго, будто мы новобрачные», но «ты же понимаешь, теперь мне все время не терпится поговорить с детками», после чего на другом конце провода последовало долгое молчание, а за ним укоризненное:
— Ну и почему ты в таком случае не позвонила вчера вечером этим деткам, по которым так соскучилась?
О черт, черт, черт!
Не может же она сказать маме, что накануне под предлогом ужасно, ужасно тягостной деловой встречи, которую, увы, нельзя было отменить вернулась с работы в половине одиннадцатого, а единственной трудностью за день стало избавиться, ожесточенно себя намыливая, от малейшего следа объятий, в которые заключал ее обутый в ботинки на каучуке служащий торгового отдела! Как сказать Лиз, что после этого, в супружеской постели, она позорно свалила желание немедленно притвориться спящей на дикую усталость? Как объяснить, что вообще-то следовало бы чувствовать себя виноватой, но она не только не ощущает никакой своей вины, но даже и никаких угрызений совести?
В общем, она не сказала ни-че-го. Наоборот, Лиз, чувствуя, что дочь нервничает, проговорила ласково:
— Детка, меня совершенно не касается твоя личная жизнь… но думаю, мне стоило бы тебя предостеречь…
(«О нет, — подумала Ариана, — пожалуйста, без этого! Мама по одному только голосу догадалась, что едва мне удалось стать мужчиной, как я сразу же открыла в себе склонность к сексуальному преследованию подчиненных в собственном кабинете! У меня не мать, это какай-то Эндора, это ведьма из ханаанской деревни! Это свекровь любимой колдуньи из фильма!»)
— Так вот, по поводу твоих детей…
«Уф… кажется, пронесло. На этот раз сверхпроницательность не сработала! Ура!»
— Вчера вечером я с ними долго разговаривала. И мне показалось, что они… как бы это выразить получше?.. Мне показалось, что они несколько дезориентированы. Эктор хотя бы тихонько пожаловался: «Знаешь, бабуля, мне все-таки больше нравится, когда папа — папа, а не мама. Папа, конечно, хороший, но теперь он не на своем месте». А Лулу все это время только тяжело вздыхала и не сказала ни слова. Ты рискуешь потерять детей, Ариана!
Пришлось воспользоваться автопилотом и с его помощью произнести уже обкатанную после многих повторений речь. Послушай, дети ведь так легко ко всему приспосабливаются, они же пока вроде пластилина: что захочешь, то и слепишь. Пройдет немного времени, и они сами будут смеяться надо всем, что их огорчало эти несколько месяцев… Произнести-то произнесла, но отныне не одна Лиз Онфлёр перестала наивно верить подобным оправданиям. Сама Ариана больше в них не верила.
Тут молодая женщина заметила, что дети бегут к ней. Вскочила, протянула руки, радостная, счастливая, но… но именно в ту секунду, когда она так радовалась, малышка Луиза споткнулась и упала на камни. А поспешив к дочке, Ариана услышала, как ребенок повторяет, плача: «Папа, папа, мне больно!»
Она бежала к девочке, к своему сердечку, к своей любимой, любимой крошке, к своему прелестному цветочку, но Юго опередил ее. Он уже шептал, полузакрыв глаза, целуя в головку и баюкая малышку: «Тихо, тихо, тихо» — а Луиза, ее Лулу, рыдая, обняла отца за шею, прилепил к нему, обхватила ножками его талию. Они бы одни на свете, и Ариана почувствовала, что сейчас умрет от горя.
В голове ее теснились картинки прежней жизни: вот она посылает малышам, своим малышам воздушные поцелуи, а они прячут ее поцелуи в ладошках, как сокровища, вот она… А теперь что? Теперь она прощается с ними, когда они идут спать, на скорую руку: какие уж там вечерние ласки, слишком устала!
Концентрическими кругами всплывали другие воспоминания. Она раньше: вся в серебристых бигуди, читает журнал в парикмахерской, и бигуди эти похожи на шлем из рыбок… Она теперь: сколоть волосы чем придется, искусанной ручкой так искусанной ручкой, наспех подушиться утром, брызгая туалетной водой на щеки… И еще она раньше: они с Софи покупают для совместного владения пару облегающих вишневых штанишек чуть ниже колена от Мишеля Перри… И еще она теперь: такая оторванная от нормальной жизни, что даже и не знает, где Софи взяла свой новый ремень по бедрам… Она раньше: раздраженная, нервная, перегруженная домашними делами, но влюбленная в мужа… Она теперь: попросту завидующая мужчине, которого еще любит…
Ариана в тот день не умерла от горя, но поняла, что все куда хуже, чем кажется ее матери, — она потеряла не только мужа и детей, она точно так же потеряла и дело, которое любила, и собаку, и лучшую подругу, даже свою сторону кровати. То есть всю свою жизнь. Но она надеется все вернуть, и очень скоро вернуть.
Мэтр Морис Кантюи
Судебный исполнитель
Член совета директоров
Союза молодых судебных исполнителей
Франции
Код папки: «Эксперимент Марсиак»
Протокол о ходе эксперимента за август месяц 2002 г.
Внимание: документ пока хранить только для внутреннего пользования
Общие наблюдения
Странный месяц этот август — с 15-го никаких новостей от Марсиаков. Звонишь на мобильники — слышишь автоответчик, сами потом не перезванивают. От Лиз Онфлёр тоже невозможно ничего узнать: ее стажировка по курсу «Открываем для себя инуитскую культуру» проходит на территории Лапландии, моему мобильнику туда нет доступа.
Очень беспокоюсь.
9Сентябрь
В сентябре виноград сладок:
срезай — не бойся.
Есть люди, которые боятся перемен, — пусть уж всегда будет не лучше и не хуже, чем сейчас. Понятное дело, Марсиаки не из таких. Ну и потому они, открыв дверь своего дома после отпуска, были ошеломлены… или скорее пришли в уныние. Нет, рабочие, слава богу, ничего за месяц не испортили, не загубили, просто все оказалось в том же состоянии, в каком было перед их отъездом. Несмотря на все обещания Дилабо, ни один из членов его dream team[50], по-видимому, даже и не переступал порога дома 12 по улице Веселого Зяблика! Можно подумать, они сговорились оставить в неприкосновенности это святилище особо кретинского ремонта. Кухонная мебель и оборудование так и стояли в коробках, но теперь уже покрытые толстым слоем пыли. Пол в гостиной по-прежнему выглядел мозаикой из пятен застывшего бетона, штукатурки, краски и проводов, наспех припрятанных под неприбитые плинтусы и игриво высовывающих их оттуда проволочные хвостики.
Ариана воспользовалась этим, чтобы прозондировать почву:
— Бедненький мой, солнышко, а ты помнишь, что завтра исполнится ровно год со дня начала ремонта? Может быть, тебе стоит устроить по этому случаю праздник для рабочих — попробовать хоть этим их приманить? Нет, серьезно, как ты собираешься запустить все снова на полную катушку, особенно когда дети пойдут в школу? Давай-ка возвращайся завтра в ЖЕЛУТУ, а я тут доведу до конца эту грязную работу!
Юго мило улыбнулся:
— Я сказал «нет», значит, нет. Я туда не вернусь, Ариана.
Забавно все-таки, зачем сто раз повторять одно и то же, подумал он. С тех пор как в августе у них произошел тот бурный разговор, она непрерывно возвращается к теме, пытаясь убедить его всеми возможными средствами: очаровывая, угрожая, сердясь, лаской, грустью, намеками и впрямую. И результат всегда одинаковый — нулевой.
Как-то во время отпуска, в один из тихих вечеров, она пошла в атаку, не лобовую, конечно нет, не совсем ведь жена у него дурочка, — тем не менее исподволь, но неуклонно стала подбираться к тому, чего ей от него надо. Вышла из спальни фантастически красивая, с изысканным макияжем, с новой высокой прической, в почти прозрачном платье… Сказала:
— Дорогой! Я приготовила тебе классный сюрприз! Приглашаю тебя в ресторан!
И уже через десять минут они были в лучшем на всем Побережье заведении.
А еще минуту спустя она предложила ему сыграть в «Кто болтает, тот теряет!» с ближайшими соседями — парочкой, которой на двоих бь не больше шестидесяти лет и выглядевшей так, словно им до конца дней своих больше нечего сказать друг другу. Ариана выбрала в «фишки» мужчину и проиграла: когда подали сыр, он совершенно по-идиотски прокололся, спросив у спутницы, не выпить ли им немножко вкусного винца. Классический случай. Умея сохранить хорошую мину при плохой игре, Ариана тут же спросила Юго, не выпить ли им шампанского А потом была весь вечер такой очаровательной так прелестно склоняла голову набок, и так щурила глаза, и так улыбалась (вот смотри, дескать какие у меня жемчужные зубки!), и принимала такие позы (а декольте-то, декольте!), что несколько удивленный Юго не устоял и рассказал ей о новой линии украшений — ему ужасно давно этого хотелось! Ариана захлопала в ладоши и воскликнула:
— Какой ты талантливый, какой ты умный! Я нисколько в этом не сомневалась!
Муж, расчувствовавшись от подобной восприимчивости, не упустил случая перевести разговор на тему, которая волновала его больше всего. Наконец-то они вдвоем и можно спокойно поговорить о себе самих, о своих чувствах, о своих тревогах, ведь в течение долгих месяцев работы у них совершенно не хватало времени на откровенный разговор. Ариана подавила попытку зевнуть и вежливо сделала вид, будто ее интересует лепет мужа, что-то бормотавшего про психологию пары и всякое такое. Впрочем, это оказалось нетрудно, приходилось только время от времени вворачивать нечто вроде «А что именно ты ощущал в тот момент?» — и можно оыло отключаться: ответа хватало на добрых пять минут. Зато во время десерта она выложила карты на стол. Схватила его руку и проговорила очень медленно: