— Это какое-то недоразумение.
— Если это и недоразумение, — я делаю акцент на последнем слове, — то именно вам предстоит в нем разобраться. Но уже на территории Ферверна. Вы свободны, ферн Роудхорн.
Последнее я повторяю настолько жестко, что у него просто рот не откроется произнести что-то еще. И он действительно больше не пытается, просто коротко кивает, как того требует обращение низшего по рангу — и выходит. Я смотрю на закрывшуюся за ним дверь и думаю о том, как ей удавалось скрывать беременность. Как ей удавалось скрывать беременность моим первенцем.
Ответ здесь может быть только один — Эстфардхар. Он вливал в нее пламя, свое отравленное наблово пламя, и он за это ответит. Когда беременность будет подтверждена, я потребую его выдачи, как соучастника похищения. В том, что Лаура Хэдфенгер беременна, у меня теперь сомнений нет. Она достаточно своенравна, чтобы отказаться сдавать анализы, но не настолько, чтобы бежать в другую страну просто для того, чтобы щелкнуть меня по носу. А это означает только одно: она действительно беременна. Она действительно носит моего ребенка, и она собиралась его скрывать. Позволить Эстфардхару его воспитывать.
И за это она проведет остаток своих дней в тюрьме. После того, как родит, разумеется. До родов ей придется жить в исследовательском центре, в капсуле гибернации. Потому что я не уверен, что если она при мне, один на один откроет свой лживый рот, я снова смогу сдержаться. Навредить ей я больше не боюсь, но мой ребенок пострадать не должен.
Мигает коммуникатор.
— Ферн Ландерстерг, ферн Кадгар сообщил, что все готово. Фотографии зала у вас на почте, список приглашенных журналистов и гостей вы уже утвердили. Образ ферны Ригхарн тоже. Сегодня после двух ваш график полностью свободен, я все перенесла на ближайшие дни.
— Благодарю, Одер, — говорю я.
— Еще один момент. Временно исполняющий обязанности главы службы безопасности ферн Крейд хотел бы с вами переговорить, как только появится такая возможность. Его не устраивает что-то по рассадке гостей в зале.
— После встречи с Неддгером, — говорю я.
И отключаюсь.
Неддгер у меня сразу после общей летучки, я уже просмотрел его прогнозы и точки кризисных ситуаций после обособления экономики Ферверна. Ничего особого критичного там нет, но есть несколько моментов, которые меня беспокоят. А значит, их надо закрыть до того, как я закрою Ферверн.
Глава 11
Зал стилизован под ледяную пустошь. По крайней мере, именно такие ассоциации вызывает бесконечная, протянувшаяся к сцене белизна, покрытая пятнами столов тут и там. Атлас скатертей напоминает лед, и когда я смотрю на него, я вижу лезвия. Лезвия коньков, вспарывающие его, и летящий над ними снег.
— Думаешь, я одна захочу сделать ей больно?! — кричала Эллегрин мне в лицо. — Однажды она у тебя уже поломалась, и если бы не Арден, собирали бы ее долго! Она вообще у тебя крайне хрупкая, правда, Торн?!
Это было за пять минут до того, как она скулила в допросной. Я не испытывал к ней ни малейшей жалости, я не прощаю предательства и тех, кто пытается бить по тому, что мне дорого. Я думал, что больнее чем Эллегрин мне уже не сделает никто, но Лаура Хэдфенгер ее обошла. Когда посчитала, что сможет забрать моего ребенка.
Моего сына. Или мою дочь — не суть важно.
Мы с Солливер скоро поднимемся на сцену. На этот раз все проходит примерно по тому же сценарию: ведущий распинается о том, что мы собрались здесь по весьма знаменательному поводу, журналисты щелкают камерами и ждут возможности поговорить. Крейд среди мергхандаров, безопасность этого мероприятия — его рук дело. С Роудхорном они завтра познакомятся лично, а сегодня до конца вечера у меня на почте уже должны быть наработки по Хэдфенгер.
Об этом я думаю больше, чем о том, что вскоре мне предстоит сделать официальное заявление.
Солливер притягивает восхищенные взгляды, но ей к этому не привыкать. Ее отец с матерью сидят через два столика от нас, Солливер одна в семье, поэтому из родственников больше никто не приглашен. У нее нет подруг, и в этом я ее прекрасно понимаю. Лишние привязанности совершенно точно ни к чему и ведут к разочарованиям.
Поэтому среди гостей в основном правящие семьи, и даже Рэгстерн. Ему пришлось принять приглашение — преимущественно потому, что выбор между дочерью и продолжением политической карьеры не всегда очевиден. Его супруга тоже рядом с ним и смотрит на меня так, будто хочет убить. У нее это не получится при всем желании.
Ловлю себя на этой мысли, когда нас вызывают на сцену.
Безупречное платье Солливер струится волнами атласа, каждое движение — как по подиуму. Драгоценности, которые оттеняют помолвочное кольцо, ей тоже прислали от меня, и сейчас я думаю, что, если — это невероятно, но на мгновение можно представить — она точно так же, как Лаура произнесет: «Мы слишком поторопились»? Я прокручиваю эту ситуацию в голове, и понимаю, что мне все равно.
Мне было бы все равно, что бы она сейчас ни сделала и ни сказала. Я просто положил бы кольцо в карман и сообщил, что помолвка отменяется по взаимной договоренности. Тем острее ударяет осознанием того, что я почувствовал в праздничную ночь.
Вернее будет сказать, я до сих пор это чувствую.
Слова ведущего воспринимаются эхом слов, давно уже отзвучавших.
Собственные:
— Мы с ферной Ригхарн объявляем о нашей помолвке, — сопровождаются волной аплодисментов, вспышками, настороженностью мергхандаров.
Солливер улыбается, мы спускаемся вниз, и на этот раз к нам устремляются с поздравлениями. Это гораздо более камерное и закрытое мероприятие, чем то, которое я хотел подарить Лауре, но оно состоялось. После того, как заканчивается черед поздравлений, начинаются вопросы от журналистов. Кадгар — идеальная замена Мильды — заранее подготовил и согласовал все возможные, включая отступления, которые допустимы.
«Было ли наше знакомство случайным?»
«Нет, не было».
«Что вы можете сказать о столь скорой замене ферны Лауры Хэдфенгер?»
«Что она озвучила наши совместные мысли: мы слишком поторопились».
Меня даже почти не царапает ее имя устами журналистов, и провокационный вопрос, который должен был прозвучать так или иначе — намеренно прозвучал сейчас и дал ответ всем, кто невольно им задавался.
«Для вас брак — это прежде всего политический ход?»
«Для меня превыше всего интересы Ферверна, но мой брак с ферной Ригхарн не имеет к этому никакого отношения».
Все это настолько отчетливо, выверено, скучно, что я воспринимаю это как неизбежность, официальную часть, которая необходима не столько собравшимся — собравшиеся и так все прекрасно понимают, сколько тем, кто сейчас собрался у экранов визоров и смотрит прямую трансляцию.
Будь я на их месте, выключил бы уже на второй минуте, но судя по довольному лицу Кадгара, рейтинги хорошие. Все остальное, по сути, не так уж и важно, сразу после официальной части нас ждет ужин и развлекательная программа для гостей. Солливер предстоит познакомиться и пообщаться с правящими и их супругами, и я не сомневаюсь, что в ее случае все пройдет так, как надо.
— Ферна Ригхарн, мы понимаем, что ваше решение уйти из профессии продиктовано тем, что у вас в самом скором времени появится много новых обязанностей. Тяжело ли вам далось расставание с любимым делом?
Вопрос тоже был в списке, поэтому я почти пропускаю его мимо ушей. Но не ответ Солливер:
— Это было решение моего будущего супруга.
Журналисты ждут продолжения, а я вспоминаю ответ Кадгара: «Я сделала этот выбор, поскольку, как вы сами сказали, мне вряд ли удалось бы совмещать мои новые обязанности с карьерой. Да, разумеется, решение было для меня непростым, но я не могла поступить иначе».
Глубина моего «все равно» оказывается настолько темной, что на нее не заходят даже глубоководные фервернские драконы. Это какой-то совершенно новый уровень льда, который я не испытывал даже после потери семьи, и на один короткий миг мне становится страшно. Лишь на один: страх — это чувство, которое долго внутри меня не живет, мне не привыкать растворять его пламенем и контролем.
— Которое я целиком и полностью поддерживаю.
Если бы Солливер сказала иначе, она бы меня разочаровала. Проблема в том, что сейчас я тоже немного разочарован — мне хотелось бы узнать, как далеко она может зайти.
Как далеко могу зайти я, я знать не хочу.
Дальше все идет как запланировано. Вечер подходит к концу, после общения и праздничного ужина мы прощаемся с гостями, у меня же в мыслях одна только Хэдфенгер.
Хэдфенгер и мой первенец.
Сегодня мне должны предоставить наработки по ее делу, и я чудом возвращаюсь в реальность, когда слышу голос Найрин Рэгстерн:
— Благодарю за то, что согласились пересмотреть дело моей дочери.
Это разом вытряхивает из мыслей о наработках. Петерфъерн склоняет голову, давая понять, что он солидарен с женой в своей благодарности, а я разворачиваюсь к Солливер. Она улыбается, эта ее улыбка — которая идеальна для журналистов — неизменна, но сейчас она более мягкая. Сочувственная или понимающая, драконы знают, что в ней только намешано.
— Чудесного вечера, ферн Рэгстерн, — мягко отвечает она. — Ферна Рэгстерн.
А потом поворачивается ко мне. В ее глазах не просто вызов, в ее глазах — вызов равного. Я киваю Крейду, и мы выходим вслед за последними гостями. Под вспышками камер набрасываю на ее плечи пальто, до флайса молчу.
Стоит нам подняться в воздух, опускаю звуконепроницаемую заслонку.
— Как ты посмела?
— Сбавь тон, Торн, — холодно отвечает она. — Мы теперь партнеры, насколько ты помнишь. А партнеры должны друг друга во всем поддерживать.
— Ты не имела права говорить от моего имени.
— Ты тоже. Тем не менее мою карьеру закрыл именно ты.
У нее зеленые глаза, но так может выглядеть бутылочное стекло, брошенное на лед.
— Я прекрасно понимаю, что из себя представляет наш брак. Тебе тоже нужно понимать, что вытирать о себя ноги я не позволю, и что если ты хочешь жену, которая во всем станет тебе опорой — вот она я, Торн. Но делать что-то за моей спиной не стоит. Партнерские отношения так не строятся, здесь все рассчитано на доверии, а доверие — очень хрупкая штука. Как лед по весне.