— Ферн Ландерстерг, они готовы принять Верража в любое время.
— Потом, — отвечаю коротко и поворачиваюсь к зверенышу. — Свободен.
Стоит мне произнести это слово, как драконенок взлетает: рывком, резко расправив крылья, и кричит. Кричит так, что внутри что-то словно взрывается — пламенем, с такой немыслимой силой, что мир на мгновение перестает существовать. Остается только пламя — мощное, всеобъемлющее, и тонкая связующая нить, вытягивающая меня из меня и обрывающаяся где-то вдали.
Не обрывающаяся.
Бьющаяся крохотной едва уловимой искрой, единственно важной сейчас.
Взрыв внутри меня разрастается и разливается сумасшедшим пламенем вокруг. Звериным взглядом я вижу существ, отступающих в сторону, и вьющегося вокруг мелкого себе подобного.
Впрочем, он сейчас тоже совершенно не важен: я ломаю хрупкую преграду выстроившихся вокруг меня стен. Осколки, обломки осыпаются вниз, когда я вырываюсь из этой бессмысленной клетки, взмываю ввысь, под густой стяг снежных облаков.
И лечу к ней.
Глава 14
Солливер Ригхарн
Сегодняшний день начался не как все остальные — хотя бы потому, что Солливер привыкла начинать его со стакана воды и пробежки. После — легкий завтрак, никакого кофе, и спа-процедуры в любимом салоне. Вот только после ранения никакие спа-процедуры не в радость, что касается пробежки, разумеется, ей запретили бегать до окончания расследования. И все бы ничего, но шрам точно останется!
Она рассматривала плечо, на котором по-прежнему тлело пятно от лазерного луча. В принципе, потом можно будет сделать пластику, но это анестезия, а к анестезии Солливер испытывала не лучшие чувства. Она вообще ненавидела все, что заставляло ее утратить контроль, и на то были причины.
По-хорошему, она и Торна Ландерстерга должна была ненавидеть, но почему-то не получалось. Рядом с ним она впервые по-настоящему расслабилась — расслабилась настолько, чтобы рассказать ему правду. Точнее, большую часть правды, остальное кое-кто помог скорректировать, но главное ведь в сути вещей, а не в деталях, верно?
Изначально это было игрой.
Просто игрой, в которой Торнгер Ландерстерг должен быть стать главным призом.
Когда-то давно, когда она влюбилась в иртхана (это и была та маленькая деталь, которую ей помогли скорректировать), а он приказал ей лечь под других людей, все было просто. Солливер решила, что ненависть вполне способна уничтожить слабость, и она действительно ее уничтожила.
Мужчины стали для нее всего лишь способом достижения цели — роскошной жизни, дорогих подарков, наслаждения. Так и было долгое время, она, Солливер — отдельно, мужчины — отдельно. И цель. Цель стать самой известной моделью, моделью с мировым именем, лицом с обложки. Все, кто становился у нее на пути, очень скоро об этом жалели.
Как бы там ни было, именно первая любовь преподала ей отличный жизненный урок — либо ты, либо тебя. Поэтому Солливер совершенно не жалела о том, что расправлялась с препятствиями раньше, чем они расправятся с ней. Однажды проснуться после операции с переломанными ногами, которые собирают по осколкам, или с изуродованным лицом (в модельном бизнесе такое «случается» часто) ей совершенно не улыбалось.
Поэтому она действовала первой.
— И так будет всегда, — Солливер улыбнулась своему отражению, отвела пальчиками с лица локон, и позволила ему скользнуть обратно.
Рубашка Торна хранила его запах, и этот запах казался ей по-настоящему возбуждающим. Мужской аромат, наверняка сделанный на заказ, в сочетании с воспоминаниями о его прикосновениях. Резких рывках. Грубых ласках.
Торнгер Ландерстерг был идеален. Был бы идеален, если бы не был иртханом, но с этим она тоже сумеет справиться. Свою ненависть к ним она преодолела после того, как расправилась с тем, кто ее оскорбил. Не сама, разумеется, с помощью любовника, который был готов ради нее на все и имел определенные связи.
Мальчишка, провернувший с Солливер свингерский трюк, происходил из слабой семьи, поэтому никто особо не заморачивался. Дело просто закрыли, как убийство из ревности. Забавно, что убийство из ревности для всех совершила девочка, в которую он был когда-то влюблен. Та, из-за которой все и случилось.
Это тоже была часть ее плана — подставить именно ту, ради которой он притащил Солливер в свингерскую тусовку.
При мыслях об этой блондинистой ларрке пальцы сами собой сжались в кулаки, но Солливер тут же их расслабила. Все в прошлом. Она — в прошлом, уже, должно быть, сгнила в тюрьме. А от негативных эмоций, как известно, появляются морщины.
Завернувшись в рубашку Торна, она спустилась вниз. Все-таки налила себе стакан воды, удобнее устраиваясь на высоком стуле. Даже здесь — у этой барной стойки были живы воспоминания о том, как он трахал ее пальцами.
Возбуждающие… и вызывающие ярость.
Кажется, именно в тот вечер Солливер впервые поняла, что испытывает нечто большее, чем просто желание. Сумасшедшее звериное желание рядом с мужчиной, чья сила и власть неоспоримы.
Изначально он действительно был просто целью: когда-то Солливер поклялась себе, что приблизится к власти настолько, насколько это возможно. В то время она еще смутно представляла, как именно, и никогда не метила настолько высоко. Солливер даже изучала биографию Леоны Халлоран — которая воспитывалась, как человек, но впоследствии оказалась иртханессой. Целая пафосная драма, хоть кино снимай.
Так или иначе, Леона Ладэ, а впоследствии Леона Халлоран, отлично устроилась. Сначала стала первой леди Мэйстона, а впоследствии — первой леди Аронгары.
К сожалению, браки между людьми и иртханами были чем-то из разряда фантастики, о которой пишут в дешевых третьесортных романчиках (после массового раскрытия информации об иртханах). Тем не менее в этих романчиках девица, влюбленная в высокопоставленного иртхана, так или иначе оказывалась иртханессой, они становились парой и жили долго и счастливо (до первого секса на стороне, видимо).
Фу и тьфу.
А потом Торнгер Ландерстерг придумал реформу.
Реформу, которая идеально вписывалась в то, какой Солливер видела свою жизнь — где никто и никогда уже не станет диктовать ей условия. Ни вонючие продюсеры, только и желающие облапать, перед тем как выпустить на подиум, ни набловы модельеры, имена-бренды, каждый со своим бзиком, ни истеричные «подружки» по подиуму, которые создавали больше проблем, чем поддержки.
Первая ферна Ферверна.
Это даже звучало круто.
Настолько круто, что Леона Халлоран отдыхала.
Поэтому всего-то и оставалось написать отцу и предложить свою кандидатуру — якобы с целью помириться и вернуться в семью. Этот старый вонючий набл поупирался для вида, но потом все-таки «милостиво» согласился. И мамаша, эта вечно поддакивающая ему прицка, которая ни слова не сказала поперек — когда отец орал на нее после той истории и говорил, что ей самое место в шлюхах — теперь бегала вокруг нее и с умилением трясла своими пухленькими ручонками.
Ее от них тошнило.
Терпела их присутствие (в том числе на помолвке) Солливер исключительно ради статуса первой ферны, у которой должна быть семья. Ничего, когда ее статус станет официальным, она найдет способ от них отдалиться. Например, рассказать Торну о том — осторожно, разумеется, — что они ее не поддержали в «тот, тяжелый момент».
И решить еще одну маленькую, несущественную проблемку, она тоже найдет способ. Главное сейчас укрепиться в своем положении, а остальное…
Солливер погладила пальцем ободок бокала и облизнула губы. Вчера ей не удалось его соблазнить (да и плечо слегка побаливало, несмотря на ультрасовременные препараты), но сегодня ночью он не заснет уже совершенно по другой причине.
Смартфон дернулся и раскрылся голосом Сибриллы Ритхарсон.
Солливер бросила взгляд на дисплей и поморщилась: «проблемка» решила напомнить о себе.
— Мне кажется, или мы договорились свести наши контакты к минимуму? — спросила она.
— Тебе не кажется. Но еще мы договорились, что ты удержишь его при себе, Солливер.
— Мне надо было привязать его к кровати? — Она облокотилась о стойку, подавшись вперед. — Прости, но это не мальчик из клуба с особыми увлечениями, это — Торнгер Ландерстерг, если ты забыл. У него целая страна под ладонями.
— Впечатлен твоей речью, — холодно отозвался собеседник, — но мы говорили, что ты удержишь его от встречи с Лаурой Хэдфенгер.
Лаура Хэдфенгер.
Улыбка мгновенно сбежала с лица.
— Он что, поехал к ней? — жестко спросила она. — В Аронгару?
На том конце раздался смешок.
— Не совсем так, напарница. Не поехал. Он к ней полетел.
— Что? — переспросила Солливер очень тихо.
Очень-очень, хотя впервые за долгое время ей хотелось кричать и швыряться вещами.
— Совершил оборот, — пояснил он. — Все потому, что ты, по всей видимости, не справляешься со своими обязанностями!
— Или ты не справляешься со своими, — в ее голос вернулись холод и жесткость. — Давай, расскажи мне, как так получилось, что ты его отпустил?
— Наблов Роудхорн сообщил, что Хэдфенгер исчезла.
— Ему? — резко уточнила Солливер.
— Да, мать твою, ему. Он не делится со мной всем, как Стенгерберг.
— Что, вероятно, очень и очень плохо, — Солливер поднялась. — Нам нужно, чтобы начал делиться. Или — ты сам знаешь — могут возникнуть проблемы. Он же не в курсе того, что осталось в моем прошлом?
— Вряд ли он станет перепроверять то, что я создал.
— В любом случае, подстраховаться не помешает, — она закусила губу. — Этот Роудхорн — совершенно не вовремя.
— Кто же знал, что Ландерстерга так переклинит на Хэдфенгер. Я представить не мог, что он решит его убрать.
— Ладно, — она в задумчивости посмотрела на барную стойку. — Я придумаю, что делать с Хэдфенгер. А ты — что делать с Роудхорном. Спасибо, что сообщил.
Отбой нажала раньше, чем тот успел ответить — не хватало еще, чтобы по тону он понял что-то. Или почувствовал.