ших с Лилией игр, без сада с цветущими розами.
Илая пыталась успокоить, рассказывала все истории, которые знала: от самых светлых сказок до жутких легенд. Приговаривала: «Ничего, милая, в будущем году туда отправимся». Я ей верила, не зная, что в резиденцию больше никогда не попаду. Не зная также, что до следующего лета Илая не доживет, а у меня появится сестра Вэйна, и ее здоровье поставит крест на семейных путешествиях.
Когда Вэйна немного подросла, я попыталась рассказать ей об Илае и ее историях. Но мне не удалось аккуратно переложить их на язык жестов, да и я путалась, упускала детали. Только сказка о призраках проняла сестренку: неделями она рисовала затопленную деревню и девочек с красными губами, а я получала выволочки от родителей. Уж слишком они старались беречь Вэйну от всего, что могло причинить ей вред.
Глава 10К самой звезде
– Ой, а вы кто? – спросила девочка, наконец заметив меня. Пока она показывала сценку и общалась с Аланом, я отошла в сторону, села на низкую лавочку у зеркала. – Извините, пожалуйста, я вас не заметила. Знаете, на эту танкетку обычно ставят сумочки. Ой, не стоило так говорить…
– Эдит, милая, вот ты где! – послышался приятный голос Авроры. Хозяйка вечера вошла в холл, плавно покачивая бедрами. – Я же просила тебя не убегать. Ах, вот оно что! Очень рада, что вы пришли.
Она подошла к Алану, поцеловала в гладко выбритую щеку. И опять я заметила, как его лицо на мгновение преобразилось, расслабилось.
– Мама, я устала стоять, ножки болят. Можно я полетаю немного? – Не дожидаясь разрешения, девочка встала на цыпочки, оттолкнулась от пола и… взлетела!
Аврора нахмурилась:
– Что я говорила о терпении и хороших манерах? Распугаешь мне всех гостей!
Эдит покраснела, сложила ручки на груди, развернулась прямо в воздухе, понеслась в сторону коридора.
– Прошу прощения, она в последнее время стала капризной. Возраст такой: дар усиливается, хочется постоянно его использовать. Ничего, побалуется и успокоится.
«Какой красивый дар», – подумала я с восхищением. Аврора выглядела великолепно в красном приталенном платье, с розой на запястье и золотыми серьгами. Интересно, какой у нее может быть дар? Наверняка что-нибудь экстравагантное или милое. Может быть, как и дочь, она умела летать.
Дочь.
Я скосила глаза на Алана, к которому снова вернулось бесстрастное выражение. Его отношение к Авроре все еще вызывало во мне беспокойство. Интересно, а если спросить его об этом прямо, не обидится? Мы ведь друзья.
– Проходите скорее в зал, я вас представлю. Впрочем, Алан в представлении не нуждается.
– Ну отчего же. Кажется, я не заходил сюда так долго, что меня все давно уже успели позабыть.
Шутка вышла неловкой.
В оформлении зала золото сочеталось с охрой и палевыми оттенками. Круглый столик в центре, за которым играли в карты, картины с натюрмортами в квадратных рамах, уютные кресла возле камина. В одном из них сидел старик, а возле его ноги, прямо на ковре, мальчишка лет семи собирал пазлы. Увидев нас, старик дружелюбно кивнул; Алан поспешил к нему.
– Даже с нами не поздоровался, – проворчал мужчина за круглым столом, сбросил карты. Он был весь рыжий, веснушчатый. Видимо, игра шла неважно: мужчина хмурился, закусывал губу.
– Господа, знакомьтесь, это Энрике, племянница нашего дорогого герцога Фернвальда. К слову, он обещал приехать позже.
– Генри Кастелрой, – представился рыжий мужчина, целуя мою руку. – Приятно познакомиться. Значит, племянница моего заклятого врага? Не советую вставать у меня на пути.
– Боги, Генри, не пугайте ее, – засмеялась Аврора. – Ваш юмор до добра не доведет.
– Я совершенно серьезен.
– Почему вы враги? – робко улыбнулась я.
Генри Кастелрой охотно пояснил:
– Видите ли, Энрике, я тоже руковожу школой. Каждые пять лет мы с вашим дядей соревнуемся за право получить королевскую дотацию. Мои документы всегда в порядке, не придраться: полноценные планы, прогнозы, пухлые тетради с расходами. А у старины Фернвальда дела безалаберно ведутся, но вот говорить он умеет красиво, как песню поет. Жаль, что король и комиссия отдают предпочтение ушам, не глазам.
– Но ведь средств у вас и без того хватает, Генри, – перебила женщина с длинными черными волосами и необычным для здешних краев разрезом глаз, – скажите прямо: вас раздражает, что в вашу школу попадают те, кого Фернвальд отсеял на первом этапе.
Кастелрой прошипел сквозь зубы:
– Будь вы мужчиной, Мария, мы бы стрелялись на следующей неделе.
– Ваше счастье, Генри, что я женщина, – парировала Мария. – Будь я мужчиной, ни за что бы не промазала.
Пару секунд они смотрели друг на друга с раскаленной добела враждебностью, а потом вдруг рассмеялись. Остальные к ним присоединились. Я тоже, хотя мне все еще было неловко.
– Ну, что-то вы отошли от темы, господа, – капризно протянул молодой человек с большими темными глазами, детским лицом и всклокоченными волосами. – Энрике, рад познакомиться. Вы такая красавица!
Я почувствовала, как запылали щеки. Голос слегка дрогнул:
– Спасибо.
– Это Роберт Коррик, – представила Аврора. – Поэт, сочиняет отличные стихи о любви, рекомендую почитать.
– А вот влюбляться в него не стоит, – добавила Мария. – Только время потеряете.
– Ох, острый же у вас язычок!
Марию сложно было назвать красавицей. Но в ее осанке, манере поправлять прическу и держать голову, в необычайно живом лице и голосе чувствовалось что-то особенное.
– Вот так бестактность: перебиваете друг друга, петушитесь, – донеслось со стороны камина. – Дайте девочке хоть слово сказать.
Сидящий в кресле старик улыбался. Я удивилась, увидев Алана у его ног, на ковре, склонившимся над пазлом вместе с мальчиком.
– Разве мы не даем? – пожал плечами Роберт Коррик, – Не робейте, Энрике. Лучше берите пример с Марии. У нее что на уме, то и на языке.
– А ты всегда был несносным! Поэтому я от тебя и ушла.
– Так-так, минуточку! – ощетинился молодой человек. Раскраснелся, залпом выпил остаток вина из бокала. – Попрошу не забывать, что это я тебя бросил!
Двое мужчин, которых мне еще не представили, вдруг оставили карты и поднялись.
– Прошу прощения, Аврора. Нам пора.
– Уже уходите? Так рано?
– Дела не терпят отлагательств.
– Какие дела? Сегодня выходной, и на улице почти стемнело. Стол еще не накрыт, гости только собираются. Впрочем… – она всмотрелась в лица мужчин. – Не хочу отвлекать вас от ваших, несомненно, очень важных дел.
– Не забудьте, вы обещали передать мужу…
– Разумеется.
Аврора ласково улыбнулась и велела дворецкому проводить отбывающих гостей. Некоторое время в холле царила тишина. Затем Генри Кастелрой осторожно заметил:
– Ненавижу, когда к нам попадают случайные люди. Чего они хотели?
– Чтобы я уговорила мужа подписать кое-какие документы.
– Вот пройдохи!
– Разумеется, я велела сжечь в камине кипу бумаг, что они мне всучили.
– Вы жестокая женщина, Аврора, – засмеялся Коррик. – Может статься, там и правда было что-то важное?
– Господа, мой муж редко бывает дома. И дома, – она сделала акцент на последнем слове, – для него нет ничего важнее меня и нашей дочери… Ах, игра испорчена, какая жалость. Дорогие гости, вижу, вы устали от карт. Что же, давайте выпьем вина и пойдем гулять в сад. Там можно поиграть в прятки.
Оказалось, малышка Эдит уже вернулась в холл, приютилась в кресле рядом со стариком. Она наблюдала за складывающимся на ковре пазлом, почесывая за ухом у толстой белой кошки. Услышав слова Авроры, девочка спихнула кошку с колен и закричала:
– Фонарики! Мама, ты забыла? Мы должны написать пожелания и запустить фонарики!
Кошка басовито мяукнула, махнула хвостом и прыгнула на другое кресло. Все заулыбались, а Аврора строго посмотрела на дочь. Еще я заметила, как заблестели глаза мальчишки у ног старика.
Аврора приказала прислуге доставить фонарики в сад. Мы направились к выходу во внутренний двор. Галереи сплетались, превращались в залы и вновь сужались. Портреты на стенах смотрели грозно и чванливо. Если в этом доме и обитали призраки, то точно почтенные дамы в пышных платьях и джентльмены в смокингах. Наверное, провожая взглядом нашу веселую процессию с крошкой Эдит во главе, которая смешно семенила ножками, а порой и вовсе взлетала, призраки недовольно шептались, что воспитание у нынешней молодежи ни в какие ворота. Не то, совсем не то, что двести, сто, пятьдесят лет назад.
В саду был разбит кустарный лабиринт, фонарь тускло блестел у входа.
Роберт Коррик наклонился ко мне с улыбкой заговорщика. Я вздрогнула, испугавшись, но он лишь рассмеялся и рассказал, что сад огромен и заблудиться в нем проще простого. Его создал муж Авроры, когда родилась дочка.
– Понимаете, он инспектор, постоянно в разъездах. Времени на семью остается мало. Когда Эдит подросла, а сад был завершен, отец сказал ей: «Когда тебе будет одиноко, гуляй по лабиринту и думай, что я жду тебя у выхода».
– По-моему, это жестоко, – заметила я. – Ведь когда Эдит выйдет из лабиринта, папы все равно не будет.
Граф Коррик усмехнулся, указал на щебетавшую без умолку девочку:
– Кажется, ей редко бывает одиноко.
Нам выдали сложенные фонарики. Я всегда любила эту традицию: по праздникам запускать в вечернее небо записки с желаниями. Каждый человек родился под определенной звездой, и, если его фонарик долетит до этой звезды, желание сбудется. И хотя астрономы давно вычислили, что до звезд долететь невозможно, традиция не спешила умирать.
Помню, в прошлый раз я загадала, чтобы Ричард в меня влюбился. После этого он вдруг перестал слать Лилии письма. Я обрадовалась: казалось, мое желание услышано, и теперь…
Спустя несколько месяцев Ричард нарушил молчание. Написал о смерти отца, которая выбила его из колеи, о неуютном, осиротевшем поместье. Письмо начиналось: «