Мама обтирала мое пылающее лицо полотенцем, смоченным в холодной воде. И пела колыбельную. О том, как бог полюбил простую девушку, и как она полюбила его. О кознях родни и насмешках вчерашних подруг. О том, как в деревне объявили сумасшедшей ту, что полюбила бога.
Днем я резвилась с младшей сестренкой, бегала за папиными собаками, играла в прятки с Рейнаром. А к вечеру поднялся сильный жар, и теперь казалось, что я плыву по горячим волнам… А окно открыто, за ним цветущий куст. В этом году у нас сплошные розы. Маленькой Лили они очень нравятся, ей уже два года. Наша крошка смотрит на розы, трогает их лепестки, затаив дыхание.
Мама говорила, сестру надо любить – говорила еще давно, с того времени я помню только большую лужу, в которой так хотелось искупаться – но до нее мне не дали дойти. И старую собаку Марлу тоже помню, ее шершавый язык на щеке. И сверток, из которого высунулась пухлая ручка.
Тем летом я твердо знала, что больше всего на свете люблю свою крохотную сестренку, голубоглазую малютку Лили…
То было мое четвертое лето.
Глава 16Тело мертвого бога
Я проснулась в слезах, увидела над головой свод шатра. Позвала Диего, но он не ответил. Тишина казалась вязкой, подвешенные к своду жилы неведомого бога тускло светились, добавляли предметам синевы. Я отогнула полог, но снаружи тоже никого не оказалось. Верно, Диего куда-то ушел.
Я долго сидела, подтянув колени к груди, не двигаясь: не знала, чем заняться, куда идти. Мятое, местами порванное бальное платье липло к коже, воняло потом. Духота сковывала, душила.
Беспомощная и грязная, я была противна самой себе. Вчерашний день вспоминался урывками – словно я когда-то прочитала о нем в книге и успела позабыть. Небрежно завернула уголок, бросила книгу на полку. А когда вернулась к ней спустя время, выяснила, что лучше прочитать заново.
Кажется, вчера Диего упоминал про реку: будто она сумела проложить русло по проклятым землям. Должно быть, вода в ней – точь-в-точь кровь, ведь вся пустыня багрового цвета… Мне бы только вымыться дочиста – все равно в чем. Но лучше сперва переодеться.
Я принялась рыться в ворохе сваленного на полу тряпья. Обнаружила что-то вроде рубахи и длинной юбки – вещи были странными, скособоченными, скроенными кое-как. Хорошо, хоть не пахли чужим телом. Ткань грубая, кололась и совершенно не сидела по фигуре.
Я внимательно рассмотрела остальную одежду. Десять рубашек разной длины, две юбки, шесть штанов, пятнадцать кусков ткани разных размеров – видимо, чтобы шить самостоятельно. Все неказистое, с торчащими нитками.
Аккуратно разложив вещи по стопкам, решилась выйти наружу. Солнце ударило по глазам, пришлось с минуту оставаться на месте, размазывать по щекам выступившие слезы. Горло мгновенно пересохло. «Нужно срочно отыскать воду…» – подумала я. Но разве может здесь быть хоть какая-то вода? Ведь под ногами – горячая, сухая растрескавшаяся земля, припорошенная песком. Найденная в шатре обувь – что-то вроде сандалий, слишком больших для моих ног – не спасала, жар проходил через подошву.
Глубоко вздохнув, я решилась отдалиться от входа. Вокруг стояли такие же шатры, серые, неотличимые друг от друга. Разве что некоторые казались более широкими.
Когда к моей тени присоединилась другая, я обрадовалась. Почему-то сразу подумалось, что это Диего. Но, вглядевшись, поняла, что это не он: тень казалась горбатой, изломанной, двигалась рывками. «Человеческая? Или… Вдруг еще одно чудовище? Вдруг там снова ненастоящая Лилия?»
Ускорила шаг, свернула в узкий проулок между шатрами. Тень последовала за мной. Я свернула еще раз, но тень не отстала. Я бросилась бежать.
Меня тут же догнали, толкнули в спину так сильно, что я упала, обожгла щеку. Подняться не успела: обладатель изломанной тени схватил меня за руку, дернул на себя, обдал зловонным дыханием:
– Трехпалый был моим другом, но из-за вас он теперь…
Сильные руки сдавили ребра, я начала задыхаться. С трудом повернула голову, увидела безумные глаза: зрачки в мутно-красных радужках, нитка слюны сбегала по губам, в бороду.
Не чудовище. Всего лишь человек.
Я закричала звонко и пронзительно, вывернулась и что есть силы ударила ногой. Не знаю, на какое место пришелся мой удар, но пустынник, охнув, отступил. Замер в паре шагов, стал раскачиваться словно маятник. Затем, зарычав, бросился на меня, снова вдавил в песок. Я отбивалась, но силы были неравны.
Внезапно пустынник ослабил хватку; что-то теплое капнуло мне на щеку, потекло к шее. Пустынник забулькал, замычал нечленораздельно; его голос перестал походить на человеческий.
Я барахталась, пытаясь выползти из-под отяжелевшего тела – и прочь, прочь отсюда, хотя бы в шатер, зря я его покинула. Прочь, забиться в самый темный угол, в какую-нибудь нору, словно крыса, ждать спасения или смерти. Ее так много вокруг: уже третья за короткое время, на моих глазах. И все одинаковые: в конце – хрип и бульканье.
– Вставай, малявка, – меня рывком поставили на ноги.
Это был Главный. Человек без имени, огромный, похожий на персонажа страшных историй.
– Глупая совсем. Выперлась одна, хотя совсем ничего здесь не знаешь, – короткие фразы – как брошенные в лицо камни. На скуластом лице отражалась брезгливость, словно я была насекомым: тараканом или червем. – Он тоже виноват, дурак. Чтоб ты знала, малявка, тем, кто не подчиняется, – смерть. Вот он, – кивок в сторону мертвеца, – не подчинился. Вчера я приказал вас не трогать.
– Спасибо, – прошептала я еле слышно, дрожащими губами.
Главный сощурился. Колючий взгляд, почти осязаемый. Указал на распростертое на земле тело:
– Достань мой нож.
Я задержала дыхание, словно приготовившись нырять. Запинаясь, цепляясь ногой за ногу, склонилась над мертвецом. Едва сдержала рвотный позыв, заметив пену на губах и рукоять ножа, превратившего шею в кровавое месиво.
Сжала рукоять, потянула изо всех сил. Нож едва поддавался, кровь брызгала на юбку. «Лучше бы он и впрямь убил меня, – подумала со злостью. – Тогда не пришлось бы переживать весь этот ужас».
Едва я вытащила нож, меня вывернуло наизнанку. Рвота почти сразу прекратилась, ведь я ничего не ела со вчерашнего дня. Главный снова вздернул меня на ноги. Улыбнулся так широко, что кожа на его лице натянулась, шрамы обозначились четче.
– Мне нравится твой страх, малявка. Он вкусный.
Перед глазами все поплыло, смазалось, словно художник облил водой только что завершенную картину.
Придя в себя, я обнаружила, что меня несут, перекинув через плечо. Неудобно и страшно, ребра болели, дышать получалось через раз.
Больше всего меня удивило, что нож так и остался зажатым в ладони. Я очень сильно стиснула рукоять, и даже потеря сознания не заставила пальцы разомкнуться. Собственный голос оцарапал горло:
– У меня нож.
– Да ничего я тебе не сделаю, дура, – ответил Главный.
Странно, но его слова успокоили; отчего-то я поверила, что этот человек и правда не сделает плохого.
Но оставался Диего, его исчезновение из шатра тревожило. И тревожил он сам – вчерашний незнакомец, который спас меня от чудовища, нес на руках по пустыне, согревал своим даром, а вчера рассказывал о маме. В темноте я не видела лица Диего – и хорошо, потому что до сих пор не покидало чувство, будто я услышала что-то очень личное.
Главный остановился. Цепочка следов на красном песке, далекие макушки шатров. Жар под ногами – когда меня сняли с плеча. Развернувшись, я увидела воду, вязкую, мутную, вялотекущую, похожую на кровь. Как река смогла приложить русло по таким землям, почему не пересохла?.. Я опустилась на колени, закатала рукава. Зачерпнула горсть, процедила воду сквозь пальцы. В ладонях остался багровый песчаный осадок.
Зачерпнула еще раз, по самой поверхности. Вода оказалась теплой, горьковатой на вкус. Я пила ее, и песок хрустел на зубах. Неприятно, зато муть уходила из головы.
Нож я тоже помыла, ногтями отодрала присохшую кровь. После протянула Главному – он спрятал нож за пояс, в складки ткани, при этом ни на секунду не отводя взгляда от реки.
– Здравствуй, милая моя. Давно я к тебе не приходил, – вдруг сказал Главный.
– Что? – Я опешила.
– Это я не тебе. Ей. Когда-то эта малышка была притоком вашей… Как ее там?
– Реки Анеледы.
– Точно. Она не смогла уйти, потому что Стена отрезала ей ноги. Не смогла ходить к Анеледе, вот и пришлось изменить русло. Представляешь, эта малышка ползет к Стене, потом вдоль нее. А куда дальше сворачивает, никто не знает: те места кишат чудовищами. А еще там случаются такие пыльные бури, из которых живым не выбраться.
– А исток? – тихо спросила я.
Главный пожал плечами. Наверное, и до истока невозможно было добраться.
Я вновь зачерпнула воды, умылась, протерла шею.
На другом берегу виднелись островки желтой выгоревшей травы. Рядом с моими коленями тоже оказался такой островок, незаметный с первого взгляда. Я протянула руку – под пальцами с сухим треском сломались стебли нераспустившихся цветов. А может, и не цветов вовсе, но какая разница?
– Мыться можешь здесь, с остальными женщинами. Потом тебе покажут, что к чему. – Помолчав немного, Главный добавил: – Остальные не такие, как он. Тот, что тебя тронул. Он давно умом двинулся, рассвирепел, но я жалел прикончить, хотя знал, что надо бы. Но о своих руки всегда неохота марать.
И Главный добавил, вновь посмотрев на реку:
– Я приду к тебе снова вечером, уже один. Расскажу то, что в прошлый раз не успел. Жди, моя хорошая.
Мне снова стало не по себе от этих слов, но была и более важная тема для волнения. «Диего, все ли с ним в порядке?» Стоило представить, что с мужчиной что-то случилось, меня начинало знобить, несмотря на жару. Ведь одна я здесь вряд ли выживу.
Словно прочитав мои мысли, Главный обронил:
– Твой паренек ловкий малый. С первого раза это все нелегко, но у него неожиданно хорошо получилось. И слова лишнего не сказал – ни одной жалобы, а ведь мы его не жалели. Правда, руки ободрал. И ребро ушиб.