– Где Диего?
– Пойдем, покажу. Не боись, его быстро на ноги поставят.
Мы направились обратно к шатрам.
Чем дальше от реки, тем больше песка становилось под ногами. Теперь он не обжигал; тени вытянулись, истончились. Дышать стало легче, исчез тот удушливый зной, который еще недавно оседал в горле.
Только стопы саднили при каждом шаге. Голые: найденная в шатре обувь, верно, так и валялась рядом с телом убитого Главным пустынника.
Шатры стояли рядами, образуя узкие улицы, наполовину утопающие в тени. Встречные с почтением уступали Главному дорогу, а на меня смотрели с удивлением. И я понимала, почему: я сильно ошиблась с выбором одежды. Здешние жители были закутаны с ног до головы, их тела укрывало несколько слоев ткани, снаружи оставались только любопытные глаза, изредка – лица…
Лица серые, неприметные. Запавшие, невыразительные глаза. «А чего ты ждала? Жизнь в проклятых землях явно не сладкая, не сравнить со столичной. Через пару месяцев и ты с ними сольешься, да так, что не отличишь», – горько усмехнулась я.
Наконец Главный подвел меня к большому шатру, отогнул полог:
– Там твой милый.
Воздух внутри был тяжелым, душным, пах неприятно. Диего лежал на подстилке. Прикрытые глаза, грудь туго перетянута. Лицо бледное, нездоровое. Я осторожно опустилась рядом. Видимо, почувствовав мое присутствие, Диего сказал тихонько:
– Ничего, жить буду. Меня взяли на охоту. Зверьки, на которых мы охотились, клерсы, ужасно прыткие. Я поймал одного, а на подступах к повозке-жуку он вдруг так дернулся, что я не удержал равновесия. Глупо, конечно, синяк будет знатный.
– Почему ты меня не разбудил? Я испугалась. Не знала, что и думать.
– Главный обещал, что с тобой ничего не случится. Мель должна была тебя встретить и все рассказать. Это ведь она тебя привела?
– Кто?
– Она наложила мне повязку, попросила подождать. Я думал, ушла звать тебя.
– Нет…
Снаружи раздался шорох. В шатер проскользнула женщина, развязала узелок под подбородком, размотала тюрбан. Рукавом вытерла пот со лба. Увидев меня, вздрогнула, замерла в полушаге.
Голос ее оказался по-детски тонким:
– У старой Маа опять нога разболелась. Пришлось идти к ней. Я надеялась, что успею, но сегодня все из рук валится. И вот, – она указала в сторону Диего. – Этот ударился, а у другого нога ободрана, пришлось латать. Прости меня.
– Вы Мель?
Женщина кивнула; ее правое плечо дернулось. Мель пробормотала, придерживая его рукой: «Извини, с ночи не слушается». Приблизилась – осторожно, словно я была диким животным. Внимательно рассмотрела меня, слегка сощурившись.
– Да ты обгорелая вся! Подожди, принесу мазь, – и стремительно выбежала из шатра.
Диего, усмехнувшись, пояснил:
– Мель тут вместо доктора. Очень занятная леди, должен сказать. А Маа – старуха, которая общается с мертвыми, она здешняя сумасшедшая. Мне многое успели рассказать во время охоты. А ты что? Кто в итоге тебя привел?
– Главный. Я встретила его… – едва успела прикусить язык; проглотила слова про смерть на горячем песке. Диего незачем знать, что меня пытались убить. Наверняка ему и так больно, лишнее волнение ни к чему.
В бледно-синем свете глаза Диего казались черными, бездонными.
– Я отправилась искать тебя и по дороге встретила Главного. Наверное, вы тогда как раз вернулись с охоты. Кстати, он хвалил тебя, думаю, это дорогого стоит. Молодец.
– Видела бы ты, как они его слушают. Вытянувшись, едва дыша, с благоговением. Мне кажется, редкий король удостаивается такой чести от своих подданных, а тут… От этого мне не по себе.
– Мне тоже.
– Еще эта река, на воду которой страшно смотреть. Странного вида животные. Не то змеи, не то ящерицы – как их называют, не запомнил. Жирные, но юркие. А клерсы похожи на крыс, только крупнее раз в пять. И чудовища, мне немного про них рассказали… Знаешь, почему пустынники убивают людей с даром? Потому что…
Снаружи раздались голоса, мы замолчали. Но вскоре все стихло. Я прошептала:
– Мне показалось, Главному можно доверять. Конечно, в разумных пределах.
Диего нахмурился:
– Ты не дослушала, что я хотел сказать. Пустынники верят, что в чудовищ превращаются люди с даром. Это же надо было такое выдумать? Скажи, существо, которое мы встретили, было похоже на человека?
– Оно было похоже на Лилию.
Неловкая пауза. Я молчала, опустив голову, перебирая события вчерашнего дня.
Потом Диего снова заговорил, уже о другом:
– Не знаю, помнишь ли ты, но вчера мы проходили мимо шатров с полупрозрачными стенами, сквозь которые виднелись фигуры людей.
Я кивнула. Это место напомнило театр теней, в котором я однажды побывала в детстве. Мерцающий синевой свет просачивался сквозь ткань, четко просматривались человеческие фигуры, жесты, движения. Только лиц не увидать.
– Пустынники говорят, что людей внутри нет. Этот ряд – семь шатров – для мертвых. Здешние жители всерьез верят, что после смерти их тела сливаются с пустыней, а души возвращаются домой. Вот для них, для этих душ, и ставят шатры. Пустынники задают им вопросы, а старуха Маа, которая якобы слышит мертвых, передает ответы.
Диего был настолько взволнован, что не обратил внимания на шорох отодвигаемого полога.
– Тише, – я дотронулась пальцами до губ мужчины. Смутилась, убрала руку.
– Я помешала? – Мель замерла у входа, настороженная, напряженная.
– Все в порядке, это вы нас простите.
Она приблизилась, попросила меня вытянуть ноги. Я поморщилась от боли, когда женщина прикоснулась к обожженным ступням.
– Ничего, сейчас намажу, и заживет. Повезло, что не в самое пекло вышла. Если бы в пекло, было бы намного хуже.
Мазь принесла облегчение: будто по коже прошлись прохладным влажным полотенцем. Мель закончила работу, обвязала мои ноги тканью – по лоскутку на каждую ступню, закрепила на щиколотках.
– Только так и можно ходить. Особенно днем. Я дам тебе мазь – некоторое время смазывай ноги перед выходом. Как закончится, приходи за новой.
– Спасибо.
Мель кивнула и улыбнулась. Несмело, кончиками губ. И эта улыбка удивительным образом преобразила ее лицо, смягчила черты.
– Можно потрогать твои волосы? – вдруг спросила она. – Такие длинные… Красивые.
Я смутилась. Вообще-то мне нравились мои волосы, но сейчас они были грязными, с остатками лака и бальных блесток.
– Расчесать бы их…
– О, это можно, – оживилась Мель, шумно сорвалась с места, скрылась из виду. Вернулась, неся в руках гребень. Аккуратный, с тонкими зубцами. Искусная работа, хотя материал я по-прежнему не смогла опознать.
Мель села за моей спиной, принялась распутывать волосы, расчесывать каждую прядь. Прикосновения к голове были приятными, ласковыми.
– Тебе нужно их беречь, прятать от солнца. Я позже научу тебя наматывать тюрбан. И всему другому тоже научу.
Мы с Диего переглянулись. Он высвободил руку из-под одеяла, сжал мои пальцы в ладони; я поразилась тому, насколько горячей была его кожа. Не знаю, что отразилось в моих глазах, но мужчина счел должным успокоить:
– Я неважно себя чувствую, но к вечеру буду в порядке.
Мы переплелись пальцами. А Мель отложила гребень в сторону и прикоснулась ко лбу Диего.
– Ох, а я так надеялась, что обойдется. Но жар все равно пошел… Это ничего, это мы быстро, – женщина снова сорвалась с места, метнулась в один угол, чем-то пошуршала, затем в другой. Видимо, не отыскав нужной вещи, Мель попросила нас подождать и спешно покинула шатер.
– Она мне нравится, – улыбнулась я. И добавила встревоженно: – Скажи, что происходит? Мне казалось, с помощью дара огня можно менять температуру своего тела. Ты ведь согрел меня вчера ночью, в такой лютый холод…
– Можно, – Диего явно не хотел поднимать эту тему, но теперь мы с ним плыли в одной лодке, и я изо всех сил старалась не утонуть. Я пыталась собрать воедино все, что успела увидеть в этом багровом, исковерканном мире, и все, что услышала от пустынников (от Ырка и Главного) и от Диего, повторившего чужие слова.
– Значит, они убивают людей с даром, потому что те превращаются в чудовищ. А ты не спрашивал, что заставило их так думать? Были какие-нибудь… случаи? Если были, почему нас так легко приняли?..
– Это всего лишь слухи, поверья – про чудовищ и все остальное. Не бери в голову. Лучше ложись рядом, согреемся. Боги, здесь так холодно…
– Диего, в шатре очень, очень душно. Ты уверен, что это не из-за дара? Что тебя не…
– Умирать я не собираюсь, – в его голосе послышался металл; мужчина довольно грубо оттолкнул меня. – Становиться чудовищем тоже.
Стало обидно. Я хотела ответить кое-что резкое, но тут в шатер вошла Мель, удерживая под мышками кучу свертков. Села возле Диего, скрестив ноги, сказала мне:
– На улице уже совсем хорошо. Не жарко и не холодно, можно не закутываться в ткань. Погуляй, милая, пока я тут до конца управлюсь. А то еще подхватишь болезнь.
По-настоящему влюбленная девочка, наверное, осталась бы – сидеть рядом, держать за руку, молиться о здоровье.
Но я просто ушла.
Бездумно бродила по рядам одинаковых шатров, не запоминая дороги. Огибала встречных, не глядя на них, не кивая в ответ.
Я столько раз притворялась: пыталась стать примерной дочерью, любящей сестрой, послушной племянницей. Прежде казалось, все это зачем-то нужно, ради высокой цели, которую я и сама не могла сформулировать. А теперь все резко изменилось, стало во много раз сложнее.
«Хотя какая разница, – вдруг подумала я со злостью. – Глупая девочка, у тебя все равно осталась только одна дорога. И ты не имеешь права жаловаться, потому что сама ее выбрала. Выбрала, решив принимать дядины настойки, даже узнав, из чего они сделаны. Нет, еще раньше – когда согласилась остаться в столице, поняв, что нужна исключительно для эксперимента. И когда в многочисленных архивах не нашлось ничего нового об исчезнувшем без вести корабле брата».