Я остановилась, почувствовав рядом движение. Испуганно замерла – вдруг очередной сумасшедший решил выместить гнев потери? Медленно повернулась.
На плотной ткани ожили тени. Строгий профиль – кажется, женщина. Сидит на полу, что-то перебирает, руки так и мелькают. А мужчина ходит из стороны в сторону, явно чем-то обеспокоенный.
Диего сказал, семь шатров этого ряда – для мертвых. Ложь или нет, сказка, легенда? Я задержала дыхание и откинула полог. Пустота. Ни людей, ни вещей, лишь светящиеся жилы.
Выбралась наружу, посмотрела на женщину: та уже принялась за шитье, а мужчина помогал ей, поддерживая ткань. На меня не обратили внимания, хотя я вторглась в чужой дом как незваный гость.
Мой голос дрожал, когда я, подхваченная каким-то смутным порывом, позвала их:
– Эй, вы меня слышите?.. Может быть, вы встречали среди мертвых моего брата? Или кого-нибудь из его команды?
Женщина с мужчиной повернули головы – и мне показалось, они смотрят на меня, прислушиваются.
– Корабль назывался «Симфония морей». Он попал в сильный шторм и сбился с курса, исчез вблизи от Стены. Поиски не привели к успеху, никого из команды не нашли, ни одного тела, – слова тонули в остывающем воздухе.
– Они не ответят. – Я вздрогнула, обернулась. Главный стоял, скрестив руки на груди. Узкие, глубоко посаженные глаза опасно блестели. – Они ничего не знают про тех, кто за Стеной. Спроси чего полегче. Например, где клерсы роют норы? Где можно нарваться на чудовище? Есть ли знаки надвигающейся песчаной бури? Они ответят, если сочтут нужным. Маа расскажет об этом у вечернего огня.
Я промолчала.
– Брат, значит?
– Да. Самый красивый из всех, кого я знала. Самый умный: выучил четыре языка, по двум мама с папой даже учителей не нанимали. Сам поступил в морскую академию, нанялся в престижную компанию, перевозящую специи. Я очень сильно по нему скучаю.
Главный молчал очень долго. Затем, тяжело вздохнув, указал на тени:
– Это муж нынешней Маа и ее дочь. Их шатер стоял на краю поселения. Чудовище подкралось незаметно, гадость этакая. Разорвало их на куски. Маа после такого поседела и однажды ушла; мы с трудом отыскали ее в песках. Думали, снова попытается уйти, чтобы сгинуть, но она присмирела, только совсем перестала есть. А потом к ней пришла другая, прежняя Маа и научила шептаться с мертвыми, а затем и вовсе отдала ей свое имя. Может, мы встретим ее, прежнюю Маа – но только она не часто приходит… Если хочешь, расскажу про остальных.
Мы пошли вдоль шатров. Главный говорил об умерших людях, и их тени приобретали ясность. Мы останавливались, я до рези в глазах всматривалась в темные фигуры. Казалось, еще чуть-чуть, и увижу лица, волосы, одежду.
Большинство умерли на охоте, кто-то сгорел на солнце, заблудившись в пустыне, а некоторых скосили болезни. Один был весельчаком, но трусом, другие отличались смелостью, третий сделал сито, чтобы процеживать воду, очищать ее от песка – и научил этому остальных. Четвертый строил шатры. Пятый, шестой… Пустыня была полна мертвых тел.
– Я знаю, у кого ты можешь спросить о своем брате, – сказал Главный, когда мы приблизились к концу ряда. – Только он может рассердиться, что потревожили его покой – тогда ты умрешь. Это очень большой риск. Многие люди, которые о чем-то его просили, плохо кончили. Ты, конечно, не согласишься.
– Соглашусь, – я вскинула подбородок.
«У тебя одна дорога, и ты сама ее выбрала», – звенело в мыслях, в каждом вдохе, в каждой капле крови, шумящей в ушах. И вот уже показалось, будто под ногами и впрямь вьется тропа, и мне нужно поторопиться, потому что за спиной она зарастает сорной травой и покрывается пылью, растворяется, исчезает.
– А как же твой Ловкий, малявка? – нахмурился Главный. – Как он без тебя?
– Я все равно для него лишь обуза.
– Ну и дура же ты. Ладно. Может, обойдется. Только надо нам сейчас дойти до повозки, я ее далеко бросил.
Поселение пустынников имело форму солнца: площадь в центре, от нее лучи – улицы. Правда, улицы оказались неравными, длинные перемежались короткими, словно обрубленными. Я спросила у Главного, из-за чего так, но внятного ответа не получила. Казалось, об этом просто не задумывались, выбирали шатер рядом с хорошими соседями или складами, с общей кухней – кому что больше по душе. А некоторые селились рядом с мертвыми, уповая на их защиту.
В повозке-жуке мы молчали, и я была благодарна Главному за эту тишину. Сидела, привалившись спиной к стене, и вспоминала брата, свою жизнь в Алерте, небогатую на краски и события. Дни, тягучие как смола. Холодное прощание с родителями. А еще недописанное письмо, оставшееся лежать в моем столе в поместье. Я планировала завершить его после бала, отправить вместе с открытками и подарками. И вот как получилось…
– Эй, приехали. Выметайся, – Главный выкинул меня в отверстие в «брюхе».
Я часто заморгала, привыкая к закатному свету и прохладному воздуху после душной повозки. Подумала: вроде и ехали недолго, а так быстро стемнело. Когда привыкли глаза, обнаружила, что стою в тени. Закат остался сбоку, затянутый дымкой, а впереди, в паре сотен шагов, высилось нечто огромное, смутное, похожее на останки какого-то гигантского животного. Бесформенная груда, приглядись – увидишь волокна. Может быть, мышцы, связки, вены, артерии? Светлые проплешины, гладкие на вид, напоминали кости. И кое-где, завитками в разные стороны, – тускло светящиеся жилы, уже знакомые, почти привычные.
– Что это?
– Тело мертвого бога, которого прикончил собственный брат.
– Но ведь это всего лишь легенда.
– Для вас, застенных – ну ладно, бывших застенных, – может, все так и есть. Но не для нас. Я однажды понял, что все это, – Главный обвел рукой вокруг, – его могила. Получается, нас насильно впихнули в этот склеп. Нарушили покой усопшего – и теперь мы ходим под мертвым богом, а он решает, кого оставить, а кого убить, обратить в чудовище, высушить изнутри. Мы довольны тем, что он дает нам кров и разводит съедобных тварей. И еще оставляет мертвых рядом.
Я почувствовала, как онемели пальцы, а голову словно набили камнями, отчего она стала тяжелой, а мысли путаными. Нечто похожее, кажется – только во много раз острее, – я испытала рядом с закрытым корпусом академии, где держали детей, потерявших контроль над даром.
– …Кров?
– Шатры, ткань, другая утварь – все это сделано из его внутренностей, – глухо отозвался Главный. – Даже повозка. Если пройти вдоль тела, найдешь небольшой изгиб, возвышение. Там легко пролезаешь внутрь, берешь, что надо. Но только из всех, кто брал, до своих лет дожил только я. Из тех, кто приходил сюда чего-то просить, тоже немногие остались. Так ты еще хочешь задать свои глупые вопросы, малявка?
– Да, – ответила я и подумала: «Они того стоят».
– Так задавай. Я отойду.
«Что стало с Рейнаром? – подумала я, и перед глазами встало улыбающееся лицо брата, знакомое до мельчайшей черточки. – И еще я хотела бы узнать про Вэйну. Все ли у нее в порядке? Как мама и папа?» Не то, не то! Я будто прочитала фразы из оставленного в столе письма. Дома все в порядке, мне прислали бы весточку, случись что-то действительно плохое. Но все же, все же… Слова притворившегося Лилией чудовища не шли из головы.
Вопросы сменялись, роились в моей голове, но один повторялся, настойчиво теснил остальные мысли. Самый нелюбимый, жестокий, эгоистичный, бесчисленное количество раз произнесенный в мыслях и всего однажды вслух – в комнате, в которую никто больше не вернется. Я почти возненавидела себя, когда с губ сорвалось тихое:
– Правда ли я «кукушонок»?
Погасшие свечи, разбитые окна, полет с черной повязкой на глазах, обветренные губы. Непослушный ветер, рожденный горькими настойками – все это было, не приснилось ли? «Ты такая дура, Энрике: изо всех по-настоящему важных вопросов выбрала тот, ответ на который прекрасно знаешь. Только вот не решаешься до конца в него поверить, признать: „Я дочь своих родителей“».
– Я ошиблась. Пожалуйста, прости меня. На самом деле я хотела спросить, вернется ли мой брат домой.
– Может, он и не знает об этом, и неизвестно, выходит ли за Стену, – говорил Главный по пути назад. – Но все-таки бог есть бог, пусть и мертвый. Пока трудно сказать, понравилась ты ему или нет. Если нет, то завтра жди черных пятен по телу. Смерти жди, – он невесело усмехнулся. – Вообще-то даже приближаться к этому месту опасно. Скажи я кому: «Пойдем вместе!» – попрячутся по шатрам. Впрочем, сейчас-то и незачем уже ходить: все, что надо, давно натаскали. А я уже так, по мелочи, что сумею унести. Любит он меня почему-то. Терпит.
Я вяло кивнула, ощущая пустоту внутри. Словно это из меня вытащили все до последнего органы.
– А ты смелая, малявка. Но только смелость твоя вся от глупости.
Я не ответила.
Дальнейший путь проделали молча. Лишь в самом конце Главный нарушил тишину, сказал задумчиво:
– Так странно… Сегодня на охоте я обследовал окрестности, пока другие ловили клерсов. Отошел далеко от наших обычных мест и увидел тело. Это была девушка с длинными светлыми волосами. Жаль, мы не нашли ее раньше, живой: не уберегли такую красоту.
На секунду в глазах потемнело. Я будто со стороны услышала собственный голос – глухой, надрывный, эхом отдающийся от стен жука-повозки:
– Что вы сказали?
– Песок в уши попал? Так вытряхни его.
– Я слышала, тут водятся чудовища, которые могут притвориться людьми. Подслушают мысли, чувства – и обратятся хорошо знакомым человеком. Убьют, когда потеряешь бдительность.
Главный сощурился:
– Кто сказал тебе такую чушь? Пустыня создает миражи и насылает разных тварей, но таких я что-то не упомню. Иначе мы все давно бы вымерли.
Словно воздух выбили из груди; я хватала его ртом, но вдохнуть никак не получалось. «Это ты во всем виновата, ты!» – полные боли глаза сестры, ее обвиняющий голос. Закрыть глаза, впиться пальцами в волосы, ногтями – в кожу, раздирая до крови: «Не может быть, не может быть, не может быть!» Но с чего Главному лгать, какая выгода?..