Когда повозка остановилась, пустынник передал меня в руки Мель. Женщина ждала нас, верно, кто-то рассказал, куда мы отправились. Ее объятия были теплыми, ее руки ласково проводили по моим волосам.
– Милая, совсем замерзла. Пойдем-пойдем, укутаю тебя хорошенько. А после уж с остальными посидим. Маа послушаешь.
– А Диего?
– О, Ловкий уже в шатре вашем отдыхает, его пока лучше не волновать… Стой! – Но я уже вывернулась из объятий.
– Оставь ее, пусть идет. Не видишь, что ли: соскучилась, – Главный усмехнулся, затем в два шага нагнал меня. Едва уловимый жест, тускло блеснуло лезвие: Главный вложил нож в мою руку. – На вот, малявка. Пусть будет у тебя. Защищаться от всяких там… чудовищ.
Диего сидел на подстилке, скрестив ноги. В его глазах читалась тревога.
– Не знал, что и думать. Мне сказали, тебя увез Главный, но не уточнили, куда… Зачем тебе нож?
– Сам догадайся, – онемевшие губы едва слушались.
– Он сделал тебе что-то плохое? – Диего поднялся. Я не дала ему приблизиться: отшатнулась, вытянула руку, приставила лезвие к его горлу. Оно рвано порхало над кожей, едва прикасаясь, царапая; локоть отзывался тянущей болью, было неудобно из-за разницы в росте и телосложении.
– Что он тебе сказал, Энрике?
– Что здесь не водятся чудовища, которые умеют притворяться людьми. А значит, это все ты. Ты, наверное, как-то использовал свой дар, заставил поверить, что Лилии там не было!
Мгновение, и руку обожгло болью, нож выпал из ослабевших пальцев. Диего скрутил меня, отволок на кровать, прижал к душной, сохранившей запах животного шкуре, заломил руки за спину.
– Ну тогда убей, убей и меня тоже!
– Замолчи.
– Отпусти, – вывернутые руки жгло. – Больно!
– Отпущу, когда успокоишься.
Успокоилась я не скоро – когда совсем лишилась сил, выплакала все слезы. Даже не почувствовала, в какой момент хватка исчезла, дышать стало чуточку легче.
Диего посадил меня, словно тряпичную куклу. Его лицо текло, изменялось, черты расплывались. Я моргнула раз-другой, но картинка не сложилась воедино, и это показалось таким нелепым, что я засмеялась. Давилась смехом, захлебывалась и кашляла.
– Мне не понравилось причинять тебе боль, и я не хотел бы снова это делать. Поэтому, пожалуйста, успокойся. Мне больно, что ты поверила этому недочеловеку, преступнику и убийце, которого когда-то отправили за Стену вместо казни.
– Девушка… на песке. Светлые волосы. Он не мог… знать всего этого.
– Ты звала сестру во сне, пока я нес тебя к шатру. Кто-то мог подслушать, передать Главному, а о внешности, глядя на тебя, не так сложно догадаться. Он опасный человек. Подумай сама: он легко позволил мне убить одного из своих людей. И во время охоты никого не щадил, заставлял пустынников выступать в роли приманки. Это он дал тебе нож, правда?
Я кивнула. Вздрогнула, когда Диего прикоснулся к моей шее. Думала, задушит. Но мужчина лишь принялся разминать затекшие мышцы, продолжая говорить:
– Неужели Главный и правда думал, что ты, такая хрупкая и маленькая, сможешь меня убить?.. Что тебе хватит на это сил и смелости?
Я морщилась от боли, когда его пальцы разминали мои кисти и запястья, проходились по предплечьям, возвращая им чувствительность.
– Думаешь, я не смогу?
Диего замер, внимательно посмотрел мне в глаза. Словно найдя в них какой-то ответ, кивнул:
– Сейчас вряд ли. Но в будущем, если продолжишь верить всем подряд – и не такое сделаешь. Тобой воспользуются как инструментом, а после выбросят. Но знаешь, хоть я и в опасности, но все-таки не буду прятать или выбрасывать твой нож. Может, с ним тебе станет спокойнее. А теперь извини, но я лягу спать – и засну, непременно засну, потому что сегодня меня выворачивало наизнанку с самого утра. Сначала на охоте, когда я изжарил первого пойманного клерса: хотел обездвижить, повысив температуру его тела, сделав больным. И не смог остановиться. А потом кто-то словно повысил мою собственную температуру, я чувствовал себя как свинья на вертеле.
На шее Диего билась жилка, и я не могла отвести от нее взгляда. Внезапно вспомнились слова Главного: «Мне нравится твой страх. Он вкусный». Что он имел в виду? И почему так усмехался, протягивая мне нож?.. А еще тело мертвого бога – зачем Главный привел меня к нему, из одного лишь сострадания? Но это слово – «сострадание» – не вязалось с его образом, с этой массивной устрашающей фигурой, жестким голосом и шрамами по всему лицу.
Чем больше я успокаивалась, тем сильнее прояснялось в мыслях. Наверное, нас вчера подслушивали. Это даже неудивительно, ведь мы здесь чужаки. Вчера ночью, отдыхая на руках Диего и слушая его историю про звезды, я и правда почувствовала чье-то присутствие в стороне шатров.
Между тем Диего переодевался, собирался ко сну. Лишь вглядевшись повнимательнее, я поняла, насколько вялыми были его движения; иногда мужчина останавливался, тер виски. Он выглядел уставшим, но старался не показывать этого.
Мне хотелось верить Диего.
Даже не так.
Мне хотелось верить хоть кому-нибудь в этом проклятом месте. Хоть об кого-то греться. И сейчас именно Диего – на расстоянии вытянутой руки, так близко.
– Я не буду тебя убивать. Даже если ты лжешь, это в конце концов останется на твоей совести. Я все равно ничего не смогу изменить. И никогда не могла, как бы ни пыталась, – я горько усмехнулась. – Я всем пожертвовала, все отдала, но этого оказалось мало. Скорее всего, меня не станет через несколько месяцев.
– Что?.. – Диего замер, неровная щербатая кружка выпала из его пальцев.
– Оказалось, что мой дядя – сумасшедший ученый. Он разрешил мне пожить под его крышей, только чтобы провести эксперимент. Нужно было пробудить во мне дар; я и сама этого очень хотела, ведь из-за меня про маму ходили ужасные слухи. И я, глупая, так радовалась, когда хоть что-то стало получаться. Да только потом выяснила, что дядя добавлял моредору в мои настойки. Ядовитое растение, его называют «медленной смертью»: симптомы появляются не сразу, легко вводят в заблуждение. Внезапная слабость, резь в животе, ощущение, словно вот-вот потеряешь сознание. Легко списать на отравление, малокровие, усталость, правда? Он смеялся, когда я жаловалась, говорил: «Это с непривычки, скоро все пройдет».
Диего опустился рядом, едва коснувшись меня плечом.
– Я нашла рецепты настоек в его записной книжке; туда же дядя вносил записи обо мне, как о каком-то подопытном животном. Поведение, реакции, изменения. Я узнала про увеличившиеся дозы моредоры, сопоставила со своим состоянием: от каждой выпитой порции мне становилось все хуже.
После той страшной ночи я засела за книги: в библиотеках академии и поместья по крупицам собирала сведения о моредоре, о ее разновидностях, о местах произрастания. О корнях, утопающих в илистом дне болот, о жгучих листьях. Растение было редким, но действенным, его давно включили в список ядов и запрещали использовать где бы то ни было, даже в маленьких дозах. Но Фернвальд со своими связями и обаянием мог достать все, что угодно. Я расспрашивала Алана и пришла к выводу, что дядя сделал его невольным соучастником, не посвятив в свои замыслы.
Идея Фернвальда оказалась простой: заставить тело сопротивляться, задействовать внутренние силы, даже те, что спят, что глубоко сокрыты. Я нарисовала график, точками обозначила дни, когда мне было особенно плохо, соединила линией. Получились холмы, подъемы и спады.
Во время спадов дядя мучил меня упражнениями: они действовали, ветра становилось больше. Иной раз он ластился, цеплялся к пальцам, путался в волосах, послушно гасил свечи и поднимал в воздух бумажных птиц. В такие дни настойки пились легко, от них почти не саднило горло. А вот в другие дни…
Я устало прикрыла глаза, закончив рассказывать.
– А что было потом? – уточнил Диего.
– Ничего особенного. Я решила продолжать. Поздно было поворачивать назад, я уже была отравлена. Да и ветер… Всю жизнь я мечтала о даре, и он наконец появился. А еще ведь брат, мой любимый Рейнар: я так отчаянно искала информацию о нем, но ничего не находила. Если подумать, в конце я почти смирилась, что если мы и встретимся, то уже на другой стороне.
– Все равно слишком высокая цена.
Я пожала плечами:
– А что же мне было делать? В Алерт я все равно не хотела возвращаться, в нем столько грустных воспоминаний. А в столице у меня хотя бы появились друзья. Аврора, например. А еще Алан, – на глаза навернулись слезы, когда я произнесла это имя. Интересно, как он там? Не задело ли его пулей на балу? Могло ли у нас что-то получиться, или Алан так и остался бы непоколебимым, до последнего преданным Авроре? И привязалась бы я к нему так сильно, если бы не ощущение близкого конца, не это одиночество, пропитавшее меня не меньше моредоры? Так, что не вытравить.
– Мы с тобой похожи, – глухо сказал Диего после недолгого молчания. – Я, наверное, буду постепенно превращаться в чудовище. Как остальные люди с даром, про которых столько рассказывали на охоте. Меня убьют, как только заметят выбивающееся из-под пальцев пламя. Или как сегодня, обуглившуюся тушку животного, запах паленой шерсти.
– Ты сумеешь удержаться, Диего. Вчера после всего случившегося ты нашел в себе силы, чтобы успокоить меня. Просто усталость влияет на дар. Отдохни, и все пройдет, вот увидишь, – говорила я, а сама не верила. Казалось, закрою глаза, и под веками окажутся зарешеченные окошки особого корпуса академии. Везде одно и то же, по ту и по эту сторону Стены. Там – дети, не научившиеся управлять даром. Моя бабушка в страшной северной башне. Здесь – чудовища.
– Ты странная девушка. Неразборчивая, легко принимаешь все на веру. Но я рад, что очутился здесь именно с тобой, а не с кем-то другим, – Диего тепло улыбнулся.
Как-то случилось, что наши лица оказались очень близко. Я лишь подумала: «Какое у него красивое лицо». Придвинулась еще ближе, почти вплотную. Прошептала:
– Тогда не мог бы ты…
У его губ был сладковатый вкус.