— Фашисты! Вы обманывали несчастных людей?! — опять возмутился Алексей. — Лгали тем, кому и надеяться-то было не на что!
— Господи, при чем тут фашисты? Какие ярлыки, обвинения и параллели! Ничего подобного, Алексей Иванович, вот те крест! Всем говорили, что душа будет отделена от тела, так понятнее. Проще работалось с людьми верующими, или, как вы верно заметили, находящимися в затруднительном положении. Много в наше поле зрения попадало неизлечимо больных. Вы, гуманисты, эвтаназию запрещаете, а они, пообщавшись с нашими эмиссарами, обретали последнюю надежду. Кто-то продавал свою душу за деньги, которые велел выплатить родственникам, кто-то просил какие-то конкретные вещи — помочь детям, родителям, сделать что-то, а кто-то реально верил в жизнь после жизни. И, как теперь выясняется, под этим есть весьма веские основания, хе-хе… Бартоломео и его народ тому пример…
Сифферт оглянулся на сабспейсеров и встал. Потом посмотрел на Олафа и Верлора. Глаза его сверкнули темным огнем:
— Эксперимент под кодовым названием «Коллекция» завершен, все работы по нему свернуты. Вам достаточно моего слова, апостолы?
Олаф и Велор некоторое время молча смотрели на Сифферта. Потом заговорил Олаф:
— Хорошо, Сифферт, мы поверим тебе, хотя ты и не заслуживаешь этого. Наблюдатель, — теперь Олаф обращался к Алексею. — У вас есть выбор. Вы можете пойти с нами, а можете остаться здесь, в этом мире, в этой Галактике. Решайте, но имейте в виду, что предложение касается исключительно вас и больше никого из присутствующих.
Алексей почувствовал, что в желудке у него мгновенно похолодело. Он растерялся:
— А вы, Эдуард Семенович, тоже… того… туда?..
— Эх, Ненароков, хороший ты парень, и работник хороший, твердый, надежный, несмотря на ветер в голове. И, видит Иегова — тьфу, вот вжился в роль — я к тебе хорошо отношусь. Заметили мы тебя чуть раньше сабспейсеров и тоже сопровождали, даже плотнее, чем они. Помнишь взрыв в метро, и как ты один в вагоне жив остался? Да-да, это наша работа!
Алексей немного справился с оторопью:
— Так это благодаря вам… Спасибо. А остальные, кто ехал тогда?
— Ну, дорогой ты мой, мы же не можем так вмешиваться в ход событий. У нас есть на это специальные инструкции… — развел руками Кирштейн.
— Вы только посмотрите на этих моралистов! Апостолы они! Ха! Значит, предлагать людям добровольно продать душу… э-э-э… мне, Сифферту, за эквивалентный, равноценный продукт — это преступление. А оставлять людей в заведомо безвыходной, гибельной ситуации — это нормально, это — правильно. Инструкции, видите ли у них! Ну, конечно, мы же тут ни при чём — они сами вляпались! Тьфу, на все ваши рассуждения о справедливости, после такого.
Сифферт заложил трость под мышку и засунул руки в карманы брюк. Велор и Олаф, выслушав эту тираду, вновь повернули головы к сабспейсерам.
— Ты, Наблюдатель, можешь стать одним из нас, — Велор слегка наклонил голову и улыбнулся. — Решай. Тебя ждет вся бесконечная Вселенная с неисчислимыми пространственно-временными континуумами.
— Эдуард Семенович… Велор…
— Зови, как тебе самому больше нравится. Но твой невысказанный вопрос я понял. Отвечаю. Да, я тоже ухожу отсюда, моя миссия выполнена.
— А «ЮНИВОКС»?
— Небеса Иеговы! Ты о себе думай, а не о фирме!
— А если я откажусь?..
— Я те откажусь… — начал было Велор, но осекся, увидев укор во взгляде Олафа. — Мы примем любое твое решение. Но имей в виду, что за всю нашу почти бесконечную историю отказ был всего один.
Алексей обернулся. Сзади стояла Лу, опустив руки, и широко раскрытыми глазами смотрела то на Алексея, то на апостолов, то на Сифферта. За ней немым атлантом возвышался Пантелей и мял в руках шапку ушанку. Обе фигуры выражали растерянность и нерешительность. Ненароков снова посмотрел на Сифферта и апостолов. Аристократ, будто подчеркивая, что он не желает вмешиваться в процесс принятия решения, отошел в сторону, повернулся к Наблюдателю спиной и слегка приподнялся над полом, поигрывая тростью.
Алексей перевел взгляд на спокойно ожидавших ответа Олафа и Велора, зачем-то застегнул молнию на куртке и набрал в легкие воздух…
Глава 7Принцип бабочки
В небольшом современном камине в центре просторной гостиной с широкими, прикрытыми воздушными занавесками окнами, весело потрескивали березовые поленья, периодически ярко вспыхивая дымно сгорающей берестой. Дымоход опускался квадратным раструбом с потолка и нависал в метре над стальным поддоном с переливающимися алым огнем углями. Вокруг камина, нарочито беспорядочно были расставлены кресла и журнальные столики. Два кресла были заняты: в одном сидела, по привычке подобрав под себя ноги, Лу, во втором устроился Пантелей и с удовольствием потягивал пиво. На столиках в тарелках была разложена закуска: бутерброды с икрой и сёмгой, расстегаи, крабовый салат, суши, крекеры и многое другое. Минибар на колесиках стоял тут же, уставленный всевозможными бутылками с яркими этикетками.
За спиной Пантелея и Эмо открылась дверь и в гостиную заглянула миловидная женщина средних лет в белом фартуке:
— Евгений Петрович, горячее как, нести?
— Неси, Глафира, минут через пятнадцать, — отозвался Сухов-Сифферт, помешивая изящными каминными щипцами красные угли.
На нем были одеты светлый теплый жакет на меху и бежевые брюки. Поставив щипцы на специальную подставку среди других каминных приспособлений, он выпрямился, взял одной рукой со столика стаканы, плеснул виски «Димпл», после чего направился к Алексею, стоявшему у окна и наблюдавшему за снегопадом на улице.
Вечерело, и зыбкие ранние сумерки окутали своим синим призрачным светом высокие сугробы и припорошенные снегом ели. Кое-где, рассыпанные умелой рукой, лили желтые лучи фонарики садовой подсветки. Дорожки в аккуратном саду были чисто подметены. Весь заоконный пейзаж, будто списанный с новогодней открытки, источал спокойствие и умиротворение. Но, невзирая на живописные зимние убаюкивающие пейзажи, окружавшие дом Евгения Петровича, на душе у Леши было муторно и тоскливо. Как-то бездарно и ничем закончилась вся эпопея с поиском и ликвидацией коллекционеров… Хотя, как на это посмотреть. Стан Коваль и Порфирий Емельянович погибли, убили Трувора, ранили Лу и его самого. А сколько людей на Зее погибло! Кстати, а на Земле-то сколько!
Сифферт сегодня рассказал всё, или почти всё. Получалось, что и без них крайне неудачный и жестокий (по мнению Леши, но не Сифферта) проект свернут без всякого вмешательства Станции. А они нагородили такого! Жуть. Теперь всё выяснилось. Сифферт со товарищи просто проводили эксперимент. Просто проводили, просто эксперимент… Кошмар! Столько разумных существ погибло! Хотя, Сифферт утверждает, что реально погибли лишь те, кем занимался Трувор. Главным образом на Зее, да и то не все. Часть превратилась в толедский народ, часть — в потустороннего монстра в подземелье.
Алексей повернулся — к нему подошел Сифферт и протянул стакан:
— Что грустите, Алексей Иванович? Какие думы томят вас, какие мысли гнетут?
Алексей машинально взял бокал и сделал несколько мелких глотков. Виски был отменным, с «дымком».
— В правительстве все так живут?
Сифферт удивленно посмотрел на Алексея:
— Да вы что, Алексей Иванович? Так, как живу я, никто здесь не живет!
— Шикуете…
— Вы не поняли, — засмеялся Евгений Петрович. — Так скромно, как я, никто не живет, если вы имеете ввиду ваше…хм… наше правительство! Если хотите, мы можем с вами прогуляться по поселку и вы поймете, что средиземноморский Лазурный берег с его виллами меркнет по сравнению с тем, что можно увидеть здесь.
— А почему? — повернулся к нему Ненароков.
— Что — почему? — не понял Сифферт.
— Почему и зачем они строят себе такие хоромы? Это, мягко говоря, неэтично по отношению к остальным.
— Вы это серьезно сейчас говорите, Алексей Иванович?
— А вы считаете мой вопрос глупым?
Евгений Петрович немного отпил из своего бокала:
— Нет, не глупым. Более того — законным и обоснованным, но… по-детски наивным. Вы уж простите.
Леша сокрушенно кивнул головой:
— Да, вы, наверное, правы. Глупо всё это.
— Глупо? — прищурился Сухов. — Как бы не так! Все предельно разумно, прагматично и логично и ни в коем случае не глупо. Вот смотрите. Вы, то есть народ, страна, играете последние десятилетия в демократические игры… Да и не только вы — весь мир. Выбираете президентов, парламенты, правительства. Ругаете, ненавидите и проклинаете жестоких диктаторов, проходимцев и всякую мерзость во власти. Гордитесь теми, очень редкими, из них, кто имеет смелость отстаивать интересы простого народа невзирая ни на что. Идеализируете погибшего Альенде, убитую Индиру Ганди, Мартина Лютера Кинга и некоторых других, кто, по вашему мнению, честно и достойно проводил свою линию. Да, здесь вы правы. Но только в случае этих и еще десятка-двух примеров. Потому что таких людей, таких пассионариев и бессребреников в политике и власти не то что подавляющее меньшинство, а просто исчезающе малая величина. Исчезающе! Вся ваша политика — это конгломерат алчности, гордыни, извращений и самых разных маний и фобий.
— В чем, в чем, а ихнего Сталина в алчности не упрекнешь. Довольствовался минимумом, подарков не брал, — подал голос Пантелей.
— Согласен. Кстати, французский Робеспьер, апологет террора, тоже отличался личной скромностью. Но многие другие фобии этим персонажам были присущи. Обратите внимание: вы, люди, построили такое общество, управлять которым могут только диктаторы и мегаломаньяки. Заметьте — те редкие честные люди, которые попадают в мутный котел высшей политики, либо гибнут, либо уходят по собственной воле, убедившись в собственном бессилии и невозможности что-либо изменить. Те, кто остается, уподобляются основной элитной биомассе. В государственном строительстве вы избрали самую кривую и, в конечном счете, тупиковую схему. Вы говорите о демократии, подразумевая, что это есть верховенство большинства над меньшинством и глубоко заблуждаетесь. А это ведь основа основ!