Поводы для надежды есть. Но остается и гнев, даже если все эти ребята правы насчет изначальной доброты человечества в целом. В особенности если они правы; потому что как еще называть мир, где порядочные люди стонут под пятой деспотов и социопатов, если не антиутопией? Можно тешить себя простодушными сказками о добрых сердцах и личном спасении, можно поддерживать огонек надежды на первом этаже; но я не могу не замечать той тьмы, что давит на нас сверху, той глобальной дисфункции, из-за которой мир заваливается набок, несмотря на ангелов и лучшее в нас. Вообще, я не вполне убежден в существовании этих ангелов, даже на уровне счастливого мирка маленьких людей. Проводя свои нашумевшие эксперименты, Зимбардо и Милгрэм[93] не делали из людей отморозков и мучителей, а всего лишь выявляли их. И ведь не только психи с маньяками вырубают леса, смывают дерьмо в океаны и заводят свои внедорожники, сжигая ископаемые останки динозавров, ради поездки за два квартала в ближайший супермаркет. Все те пластмассовые острова в Тихом океане намыли простые люди.
В глубине моей души гнев никогда не утихает; и это говорит о том, чего вы вряд ли ожидали, потому что я не верю, что истинным мизантропам знакомы подобные чувства. Цинизм – да, в полной мере. Но гнев?
Может, вы и невысокого мнения о глистах, но едва ли злитесь на них. Вы бы, вероятно, стерли рак с лица земли, будь у вас такая возможность, но ведь не из-за того, что сама мысль о раке вселяет в вас ярость. Вы не порицаете что-то, если оно действует так, как ему присуще, как действовало всегда; так, как вы от него ждете.
Вы сердитесь лишь в том случае, если ждали лучшего.
Очевидно, для немалого числа читателей мое творчество идет под грифом «мизантроп». Как мне кажется, мой гнев доказывает ложность этого ярлыка. Гнев пронизывает многие мои тексты: он в гибнущей цивилизации из рифтерской трилогии, в Острове, предавшем веру Санди, в мировоззренческой трансформации безымянного посла, осознавшего, что бить в спину – во всеобщей природе вещей. Вы бы не нашли похожего в произведениях настоящего мизантропа: такой человек просто сморщил бы нос, пожал плечами и с презрительным безразличием отвернулся. Ну да, конечно же. А вы чего ожидали?
Вот почему мне не удаются жизнеподобные злодеи. Вот почему в 2009-м я вышел из машины, хотя правила всем известны, хотя все мы наслушались чужих рассказов. «Не шутите с этими уродами на границе, даже не смотрите им в глаза. Вот послушайте, что случилось со мной в прошлом году…»
Все потому, что глубоко внутри я все еще не верю, что злодеи и впрямь существуют. И неважно, чего там я начитался и наслушался: я просто не в силах поверить, что тебя могут избить за то, что ты задал простой, разумный вопрос.
Конечно же, чаще всего я оказываюсь в корне неправ. И тогда я злюсь, потому что ожидал лучшего. Я до сих пор ожидаю лучшего, даже и теперь. И пускай это можно расценить, мягко говоря, как затянувшийся случай благородного идиотизма, я по-прежнему веду себя так, как будто люди и вправду лучше, чем они есть, и в реальном мире, и в вымышленном.
Ну и знаете, кто я тогда такой, по определению?
Оптимист.