«Тонизирующая таблетка для маразматика».
– Н-да, – задумчиво сказал я. – Такое впечатление, что этот твой чемодан умеет думать. Хотя наукой давно доказано, что такое невозможно в принципе. Может, про Украину спросим?
– Слушай, Вован, – вдруг озлобился Серёга. – Не трогай Хохляндию. У меня там полно родни!
– И за кого она воюет? Впрочем, молчу, молчу… Мы вообще-то про баб разбираться начали, а?
– Сейчас я тебе про баб выдам… – буркнул экстрасенс, шлёпая по клавишам толстыми пальцами. – Сейчас будет… На!
«…Отношение к женщине в обществе, степень её эмансипации и т. д. не являются причиной. Это – индикатор, показатель фазы, в которой находится данный этнос. На «взлёте» женщина никто – добыча, товар, средство обмена. На «спаде» женщина приобретает равные права или начинает доминировать. Пример: у чукчей была поговорка: «Если ты женщина, то молчи». Чукчи живут и здравствуют поныне. А народ ительменов исчез – на момент контакта с русским этносом там доминировали женщины. Итог, как говорится, на лицо. Таких примеров в истории множество, однако наиболее ярким является закат Римской империи – первые века нашей эры…»
– Ну, хорош, а? – попросил я. – Что-то ты совсем на меня тоску нагнал. По Л. Н. Гумилёву мы живём в эпоху глобального противостояния мусульманского и христианского суперэтносов. Так что, мы обречены?
– А давай спросим! – хмыкнул Серёга и опять начал давить на кнопки. – Плохо, что Интернета нет, а то бы я подключил… Хотя вот чего-то выдало!
«Противостояние двух культурных (религиозных) общностей действительно имеет место. И может продолжаться неограниченно долго (в историческом масштабе времени). В данный момент силы примерно равны – с одной стороны экономическая мощь и демократические традиции. С другой стороны высокая рождаемость и воля к победе».
«И кто же победит?» – набрал Серёга.
«Вопрос не корректен. Однозначная экстраполяция невозможна – не хватает данных. Есть варианты. Дать?»
– Давай!
«Вариант первый – если существующая ныне ситуация сохраняется и продолжает развиваться. Оба суперэтноса внутренне разобщены, что позволяет пока избежать тотальной войны. В этом случае результат противостояния зависит от того, кто раньше сможет объединиться: шииты с суннитами или католики с протестантами и православными? То и другое крайне маловероятно.
Вариант второй – противостояние переходит в латентную форму и длится долго. В этом случае наиболее вероятна постепенная исламизация христианского мира. И общая деградация».
– А почему деградация?! – удивился я. – Мы, между прочим, арабскими цифрами деньги считаем, а вовсе не римскими!
– Не, ну какой ты душный, Вован! – почти искренне возмутился Серёга. – Я ж внятно объяснял по слогам: машина выдаёт интерпретацию того, чего в неё загрузили. А чего в ней нет, того она не выдаёт! Ну, не загрузил я туда Фому Аквинского и Канта не загрузил! Собрание сочинений Маркса-Энгельса-Ленина тоже отсутствует.
– Хвала Аллаху – только Маркса нам не хватало!
– Давай спрошу… – и он опять стал насиловать клаву.
Ответ, очищенный от подробностей и деталей, выглядел так:
«С научной (этологической) точки зрения из трёх основных авраамических религий наиболее проста и доступна ранняя версия иудаизма (Ветхий Завет). Однако она имеет два недостатка:
а) общаться лицом к лицу с Богом трудно и страшно;
б) право на такое общение имеют лишь евреи – народ избранный (почему-то).
Эти недостатки породили современный (талмудический) иудаизм, а также христианство и ислам. Последняя религия наиболее адаптирована к инстинктивным программам человека, поэтому «исламизация» идёт легко, а «христианизация» – трудно.
Нужны подробности и примеры?»
– Обойдёмся! – махнул лапой Серёга. – Ты удовлетворил своё любопытство?
– Да пошёл ты! – вздохнул я. – Мы ж про баб базар начинали.
– Дались тебе эти бабы, – разочарованно сказал экстрасекс. – Только о них и думаешь!
– Что ж ты хочешь от полного лесбияна! – пожал я плечами и понял, что они уже изрядно обгорели на солнце и надо их чем-то прикрыть. – Закрывай свою шарманку, пошли обратно. У меня там халат остался.
– Ну, пошли! – не стал спорить Серёга.
Глава 4. Соседи
Пока мы шли, точнее, брели «домой», как-то зацепились языками за русскую историю. Благополучно дошли, но болтать не перестали. Похоже, думать о положении, в которое мы попали, ни Серёге, ни мне не хотелось – лучше уж перетирать всякую чушь.
– …Врут они всё!
– Врут, но не всё! Иногда бывают просветы.
– И где же те просветы?! – вяло возмутился я. – Это ты как великий экстрасекс на дому работаешь. А я на работу езжу. На метро! Почему я, едя по эскалатору, должен слушать сообщение о том, что русская армия выстояла против французской под Бородином в тысяча восемьсот двенадцатом году? А далее следует сообщение, что в тысяча триста восьмидесятом году русские войска на Куликовом поле разгромили ордынские орды. Это как бы даже не смешно!
– Не, Вован, ну ты натурально оборзел! Слышал я этот слоган… Ты не въезжаешь в тему: ведь могли бы сказать, что под Бородином наши разгромили французов на голову! Могли? Вполне могли – никто не мешал. Нормальный обыватель плохо представляет себе, где это самое Бородино, что такое кремневые ружья и как стреляют пушки, с дула заряжающиеся. Про тотальную муштру личного состава я вообще молчу. Это когда надо стоять строем, пока тебя в упор расстреливают из этих самых пушек. Ещё та песня…
– А после «победы» на Куликовом поле земля Московская опустела…
– Слушай, Вован! Ты, похоже, шибко грамотный. Ну-ка, скажи навскидку, сколько раз хан Тохтамыш ходил завоёвывать трон Золотой орды?
– Н-ну-у… Кажется, раз восемнадцать…
– Вот и неправильно – всего-то раз семь. А Куликовская битва у него какая попытка по счёту?
– Не пудри мне мозги, ладно? Он в ней сам-то не участвовал. Дмитрий Донской захотел прогнуться перед будущим золотоордынским ханом и вывел своих смердов в чисто поле – на убой. Потом оказалось, что он это сделал зря. Может, эта попытка Тохтамыша вообще в счёт не входит?
– Нет, ну какой же ты нудный, Вован! Мы – великий народ! Спорить будешь?
– Не-а…
– У нас замечательная история, исполненная всяческих побед и подвигов! Спорить будешь?
– Не-а…
– Мы – народ избранный, предназначенный исполнить великую миссию! Спорить будешь?
– А надо? И вообще: «мы» – это кто?
Серёга ухмыльнулся и ударил себя кулаком в грудь:
– Мы – это простые русские люди! Вам, живущим в московских квартирах – пидарасам, студентам, жидам – не понять красоты того мира, где бродить только нам – мужикам!
– Слушай, – вздохнул я, – ты хоть Макаревича не трогай, ладно? А то ведь, и правда, вспомню молодость и в рыло дам… А вообще, мне кажется, что к нам идут.
– Это где? – заинтересовался вундеркинд.
– Да вон. Где-то я их уже видел. А ты?
К нам приближались два человека. Один был низкорослый и поперёк себя шире. В семейных трусах. А другой – довольно длинный и вроде как стройный. В черных плавках. По мере приближения стало видно, что длинному, наверное, где-то между тридцатью и сорока, он ярко выраженный европеоид славянского типа. Второй персонаж казался низкорослым, вероятно, только рядом со своим напарником – на самом деле он, наверное, был нормального роста, то есть с меня или чуть ниже. Возраст этого человека я оценить затруднялся, поскольку лицо у него было, мягко выражаясь, своеобразным, а тело покрывали бурые волосы, под которыми бугрились мышцы. Длинный атлетом не выглядел, но он явно начинал свой день не с кружки пива – сала под кожей почти не было, одни мышцы.
Серёга посмотрел в указанную сторону и как-то скис:
– Во, блин… Сосед снизу и его корефан. Бить, наверное, будут…
Похоже, эти ребята ничего не боялись и чувствовали себя хозяевами положения. Подойдя к нам, длинный сел на песок и принял «позу лотоса». Коротышка просто опустился на корточки – кажется, в такой позе ему было вполне комфортно. Они стали нас разглядывать и обмениваться впечатлениями:
– Где-то я их уже видел…
– Ну да, – кивнул длинный, – когда ты табуреткой махать начал, они и появились.
– Натан Петрович, – вежливо сказал коротышка, – вы же понимаете, что я обычно никого не бью табуретками. Это был отвлекающий манёвр.
– Александр Иванович, мать твою ети! Захотел меня испугать табуреткой?! Впрочем, у тебя получилось… Лучше скажи мне, с какого переляку мы тут оказались?
– Как интересно! – пожал могучими плечами коротышка. – Я думал, ты мне ответишь, а ты меня же и спрашиваешь! Идеи есть?
– Есть, – кивнул лысеющей головой длинный. – Вот эти два га-аспа-адина явно причастны к данной кол-лизии.
– И что теперь?
– Что-что… Поделим поровну: я беру большого, а ты мелкого. Отводим их в разные стороны и проводим собеседование. Только кости лучше сразу не ломать – только суставы выворачивать и жилы тянуть. Потом мы сходимся и сверяем показания. Если будут несовпадения, то мы поменяемся клиентами и опять разойдёмся. Потом сойдёмся и опять сверимся. И в завершение – по доброй петровской традиции – даём финальный аккорд. Тут уж можно и кости ломать, и кишки вытягивать. То, что получится в итоге, можно будет считать правдой – подлинной.
– До чего же злы эти русские интеллигенты, – печально вздохнул коротышка. – Нет бы по-человечьи – кулаком в рыло, ногой по рёбрам… И так до вечера. А утром снова.
Я слушал этот неспешный диалог и грустно осознавал, что да: эти – могут. И противопоставить им нечего. И бежать вроде бы тоже некуда. Единственное, что вселяло слабую надежду, их манера обращаться друг к другу по имени-отчеству. Может, не совсем отморозки?
– Я бы на вашем месте не поминал русских интеллигентов, – задумчиво сказал длинный. – А то огребёшь. Незабвенный Л. Н. Гумилёв обижался на такие ругательства. У меня, между прочим, профессия есть. Точнее, их пять. В отличие от вас, преп несчастный!