Стук в дверь вырвал Лайру из мягкой и нежной пелены задумчивости. Словно ушат холодной воды, вылитый на голову, заставил быстро отрешиться от фантазий и вернуться в бренный мир.
— Кто? — раздраженно бросила фея.
Не ответив, в покои девушки вошел дряхлый старик в рясе священника, отец Манистье. Лицо его, покрытое свежими шрамами, оставшимися от лопнувших бубонов, было уставшим и изможденным. Спокойные серые глаза, утратившие блеск и энергию, смотрели на фею равнодушно и даже с определенной толикой той жалости, которую испытывают к неопытным юнцам старые, повидавшие жизнь люди.
Не говоря ни слова, священник приблизился к Лайре и протянул запечатанное сургучом письмо. Вдруг почувствовав, что она сейчас стоит на пороге того, что непременно изменит ее жизнь, фея незамедлительно открыла его. Пергамент, который Лайра извлекла из письма, был весь исцарапан писчим пером, но разобрать хотя бы слово не представлялось возможным, ведь на бумаге не нашлось ни капли чернил.
— Это шутка? — скривив губы, недовольно спросила ск'йере.
— Ищи глубже, — посоветовал отец Манистье, — там, где не видят люди.
Все еще кривя губы, Лайра выполнила волю священника и, закрыв глаза, прикоснулась раскрытой ладонью к чистому листку. В тот же миг слова, эмоции, чувства, которые переполняли Вельву, когда она писала послание, проникли в сознание феи, вызывая приступ боли и страха.
— Кто доставил послание? — отложив пергамент в сторону, возбужденно спросила Лайра.
— Девочка. Годков десяти от роду. Я проведу, — отец Манистье галантно подал Лайре руку, но фея грубо отодвинула ее в сторону, бросив на священника брезгливый взгляд.
— Справлюсь без помощников.
Несмотря на это заявление, услугами эстерца Лайра все же воспользовалась, не желая петлять по форту. Священник, за короткий срок пребывания уже хорошо изучивший Лиор и сумевший, как истинный эстерец, втереться в доверие многим солдатам, быстро и без лишних блужданий отвел ск'йере в пустующую караульную будку. Хлипкое деревянное сооружение, не рухнувшее лишь по нелепой случайности, стояло у наглухо запертых и заваленных разношерстным мусором восточных ворот.
Оказавшись в пыльном, затхлом помещении, в темных углах которого поселились целые стаи пауков-прядильщиков, выткавших невероятное множество разнообразных полотен, фея обнаружила маленькую девочку, одетую в пушистую крашеную шубку.
— Как тебя зовут, малышка? — ласковым голосом спросила Лайра, даже не заметив, как отец Манистье поставил на пыльный стол масляную лампу и бесшумно удалился.
— Алиса, — гордо вздернув носик, ответила девочка. — И никакая я не малышка. Я уже взрослая.
— Ну да, ну да. Конечно, ты уже взрослая, — улыбаясь, проворковала Лайра. — Скажи мне, Алиса, кто тебя послал сюда, одну, в столь поздний час?
— Наставница.
— И она не побоялась отпускать тебя?
— Моя наставница ведает все и обо всем. Ежели велела придти, значит мне ничего не угрожает, — бесстрашно заявила Алиса.
— Ведает все и обо всем? — задумчиво повторила фея. — Как же ее зовут?
— Вельва. Матушка Вельва.
— Имя, которое говорит само за себя. Признаться, я так и думала. Ее почерк, — указав на чистый пергамент, улыбнулась Лайра. — Не просила ли она передать еще что-то? На словах.
— Нет, только сверток. Ах, да! — спохватилась Алиса. — Наставница ждет ответа.
Ск'йере ненадолго задумалась, подбирая слова.
— Передай Вельве, что я все поняла. Но не могу бросить… — Лайра замолчала на полуслове. Грудь липкой паутиной сковал небывалый страх. Что-то нестерпимо заболело внизу живота. Лайра знала, что с нею происходит, но не решалась признаться в этом даже себе. — Не могу бросить… — едва сдерживая крик боли, сквозь стиснутые зубы процедила она, и вдруг физическая боль резко отпустила, но на смену пришла боль душевная. Лайра… благородная фея, непобедимая воительница… Она пришла сюда, чтобы сражаться с несокрушимой силой Хельхейма, но идет против предназначения ради влечения к смертному. Это неправильно. Эгоистично. Цели превыше любви.
— Передай наставнице, — твердо сказала ск'йере, — что я выполню ее просьбу.
Зарахат увлеченно водил точильным камнем по острому, как лезвие бритвы, клинку. Изредка от точных, резких движений кхета сталь ощетинивалась снопом искр и пела тонким альтом под завораживающую мелодию, которую, вибрируя от острия до эфеса, издавал меч.
Кхета явно занимало это занятие, поглощало целиком и полностью, но по-кошачьи тихие шаги он все же услышал и обернулся, уже зная, кого увидит. Он почтительно кивнул и отложил меч в сторону.
— И тебе здравствуй, — едва касаясь пола, словно на крыльях, фея мягкой поступью пересекла комнату и, как перышко, легко опустилась на кровать рядом с воином. — Тебе тоже не спится?
Кхет пожал плечами. Лайра прижалась к нему, словно желая слиться воедино, и тихо прошептала:
— Давай убежим. Оставим этот проклятый форт на попечительство солдат. Пусть эти кровожадные убийцы сами живут с теми грехами, которыми отяготили души. Убежим отсюда… — фея на миг отстранилась от кхета и с мольбой посмотрела в его глаза: — Убежим?
Зарахат даже не пошевелился. Каменная маска спокойствия так крепко приросла к его лицу, что ни один человек в мире не смог бы прочесть по бесстрастному выражению, какие мысли витают в голове кхета. Зарахат отвернулся, вытащил из-за пояса длинный кинжал и принялся меланхолично водить по лезвию точильным камнем. Этот разговор его утомлял, выбивал из колеи, заставлял нервничать, делал рассеянным, словно одурманенным. Хотелось поскорее сменить тему или просто помолчать в тишине, больше не думая о неизбежных переменах. Да и вообще, зачем менять что-то, если все и так хорошо?
— Ты останешься… — с ужасом догадалась Лайра. — Останешься из-за него. Из-за Назарина…
Услышав имя друга, кхет оторвался от своего занятия и посмотрел на ск'йере с таким выражением, что Лайра все поняла без слов и невольно отшатнулась.
— Ты всецело предан ему, — с трудом сдержав крик отчаяния, дрогнувшим голосом прошептала фея. — Но рабская преданность убийце никому не делает чести. Уходи со мной. Уходи. Прошу тебя, — падая на колени у ног Зарахата, взмолилась фея.
Кхет остался непоколебим.
— Ты выбрал не ту сторону. Назарин — убийца и интриган…
Он лишь вложил в ее руку кинжал с тонким, но удивительно прочным лезвием, на котором, окруженное стилизованными лепестками розы, было выгравировано «Лайра», и мягко улыбнулся, глазами говоря: «Я умру с твоим именем в сердце, но дружбу разорвать не посмею».
Фея невольно провела по животу рукой и с силой сжала в ладони рукоять кинжала, а затем, больше не сказав ни слова, выпорхнула из комнаты, скрывая от возлюбленного выступившие слезы.
Если бы Зарахат знал, как устроен организм ск'йере, если бы знал, что не телесный контакт, а лишь истинная любовь способна преподнести фее наследницу, если бы знал, что его чувства к Лайре чисты и непорочны настолько, что одарили ее плодом… если бы он знал все это, то остановил бы Лайру, ни за какие сокровища мира не дал бы ей уйти. Но он не знал. И решил, что с возлюбленной ему не по пути, ведь он не сможет осчастливить ее ребенком. Он пожертвовал собой. Ради долга. Ради друга.
— Прощай, любимый, — захлебываясь в рыданиях, Лайра взбежала вверх по крутым крепостным ступеням, легким ветерком просочилась в центральную башню и, выпрыгнув из узкой прорези бойницы, мягко приземлилась на брусчатку. — Прощай, отец моего ребенка. Прощай… — будто заклинание повторяла она, со скоростью птицы пересекая Великий мост и приближаясь к лагерю людей.
Глава 10Слово чародея
Это древняя клятва, отличающаяся тем, что для этого магического обряда не существует ни определенных слов, ни определенных действий. Это клятва, закрепленная с помощью чар, нарушить ее невозможно: нарушителя ждет проклятье, которое закроет его магические каналы, навеки лишив возможности пользоваться Даром.
Противно скрипнув, ухнула катапульта, и огненный снаряд, со свистом разрезая воздух, умчался в сторону черной крепости, но не долетел до высоких стен и ледяной глыбой обрушился у основания. Гнусаво запела новая катапульта, и голос ее слился в дружном хоре с двумя десятками боевых подружек. Но даже общие усилия не принесли результата, лишь больше ледяных глыб и осколков скопилось у стен Хельгарда. И тогда облаченная в полулаты пехота мертвецов, скрежеща нагрудниками о кости и звеня ржавыми мечами, устремилась к вражеским фортификациям.
Катапульты замолчали и уже не свистели снаряды — в ход пошла боевая магия. Шипела смола, окатывая войска нападавших. Ревели огненные шары, обрушиваясь на скелеты и зомби, превращая мертвые тела в пепел, а железные латы — в расплавленные груды металла.
Сандро, наблюдавший за всем этим с Лысой горы, вдруг понял: он не совершил вылазку, не пробрался за спины врагов, не открыл ворота. Его армия теперь обречена, все неупокоенные получат долгожданное забвение, превращаясь в прах, но победа не будет достигнута, а Арганус останется безнаказанным…
Юноша разжатой пружиной выскочил из кровати и проклял кошмарную, тревожную ночь. Возблагодарил утро.
— Надо сматываться отсюда… — тяжело дыша и с трудом унимая нервную дрожь, уронил Сандро. — Ни дня не проведу больше в чертогах Балор Дота.
Ведомый одной лишь мыслью о необходимости скорого отъезда, преисполненный твердой решимости, некромант отправился к королю Хельхейма. Указывая направление, перед ним маячил Трисмегист.
— В тебе много страха, — по пути брюзжал друид. — Избавься от него, иначе он поглотит остатки твоей души и разрушит в ней последние крупицы света.
— Я это слышал еще вчера и не хочу повторять разговор, — обрубил Сандро.
— Возможно, тебе не следовало идти на приступ. Я ошибся. Указал тебе неверный путь. И теперь ты теряешь добрую сущность, превращаешься в…